– Прости. – Он взял ее за руку, присел рядом с ней у кухонного стола и рассказал ей то, что страшится услышать жена любого копа. Кто-то убивает копов, и вдруг ее муж оказался на линии огня.

Когда он кончил, она продолжала молча сидеть, держа его руки.

– То есть вчера мы у себя спасали чью-то жизнь, а в мире снаружи кто-то положил конец двум жизням. Порой я даже не знаю, почему мы так стараемся.

Тинкер подарил ей одну из своих грустных улыбок:

– Ты спасла ребенка. И я рад.

– Ему десять лет.

– Знаю. А теперь он увидит свой одиннадцатый день рождения. Это огромный успех, Дженис. Он многого стоит.

Дженис на мгновение прикрыла глаза, а потом встала и протянула руки ладонями кверху.

– Давай его мне. И сделай для нас что-нибудь приличное поесть, если когда-нибудь вернешься.

Тинкер неохотно вытащил из кобуры оружие, положил пистолет ей на ладонь и покачал головой, когда она вынула из ящика комода набор для чистки оружия и принялась за работу. Он вечером уже занимался этим, но не стоит говорить ей, что стараться ни к чему. С ее стороны это было чем-то вроде неизменного ритуала – при любом намеке на опасность проверять и перепроверять его оружие. Может, потому, что это был единственный способ активно оберегать его. Он не имел ни малейшего представления, как она научилась обращаться с оружием – вероятно, просто наблюдая за ним все годы, что он патрулировал улицы, – но делала это тщательно и хорошо. Это странное ощущение при взгляде на руки хирурга, спасающего жизни, руки, которые стоили миллион долларов, но которые уверенно обращались с инструментом смерти, всегда беспокоило его, но он давно уже научился не обращать внимания на эту нелепость.

Он оказался первым у телефона, когда тот позвонил. Он заметил, что Дженис оцепенела и прекратила работать, как она делала каждый раз, когда в такие времена звонил телефон. Она немного расслабилась при его словах: «О, привет, Сэнди. Рад тебя слышать». Но через несколько минут она снова напряглась, потому что Тинкер перестал отвечать и вытащил свой маленький блокнот.

Тинкеру потребовалось полчаса, чтобы добраться до делового центра Миннеаполиса, хотя обычно такая поездка занимала минут десять. На мостовой и тротуарах образовалась ледяная корка, которую трудно было счистить после такого снегопада, и служба дорожного патруля предупредила полштата. Большинство жителей Миннесоты предпочло послушаться и сидело по домам, дожидаясь, пока не появится солнце или грузовики с песком.

Улицы делового центра были на удивление пусты даже для воскресного утра, чему можно было только порадоваться, потому что маленькая «хонда» то и дело проскальзывала. Все заведения, где по воскресеньям подавали горячие завтраки, были закрыты, с их крыш свисали сосульки, и в первый раз на его памяти почти все церкви города отменили воскресные службы.

С неба продолжал сыпать снег со льдом, когда он скользнул к бровке тротуара у старого офисного здания, служившего временной штаб-квартирой, пока аспиды из окружного управления отстраивают новый комплекс за триллионы долларов. У всех голова до сих пор идет кругом. Полицейские в форме, которых он запросил, уже ждали на тротуаре, облаченные в зимнюю одежду, и на их меховых шапках блестели кристаллики льда. Тинкер подумал, что они выглядят как рождественские украшения, которые забыли снять с елки.

– Вы детектив Льюис?

– Верно.

– Чалмерс из второго участка. Вы хотите дать мне указание, прежде чем заставите выломать дверь правительственного учреждения?

Тинкер показал кольцо с ключами:

– Выяснилось, что у его жены есть запасной набор, так что мы действуем вполне законно. Вас не инструктировали?

– Мне было лишь сказано тащить сюда свою задницу. Звонок из отдела убийств – и мы здесь, особенно после вчерашнего. Сержант считает, что любая мелочь может быть связана с судьбой наших ребят в парке.

– На этот счет я ничего не знаю, но любая странность может что-то подсказать мне, и я хочу все увидеть. Откровенно говоря, этот парень был моим другом. Стив Дойл. Он занимался условно-досрочно освобожденными. Вчера днем у него была назначена встреча с новым подопечным, и с тех пор его никто не видел. Его жена из-за погоды застряла в Нортфилде, приехала только поздним вечером и обнаружила, что он исчез. Ни звонков, ни записок, – словом, он не оставил никаких следов. И утром она первым делом позвонила мне.

Чалмерс стащил головной убор и обил его о ногу, избавляясь от ледяной изморози.

– Ну, приятель он твой или нет, но я должен кое-что спросить. А что, если этот парень, пока жены не было в городе, отвалил в какой-то засекреченный мотель?

– Ни в коем случае.

Чалмерс смерил его взглядом, кивнул и двинулся к двери.

– Давай спрячемся от этой погоды и посмотрим, что мы там найдем.

Здание было пустынным, как и улицы, и в нем стоял затхлый запах кирпичной крошки и старой штукатурки. Видимо, окружная полиция была последним его обитателем до полной перестройки.

Перед ними стояла широко распахнутая дверь отдела по работе с условно освобожденными. Тинкер кинул взгляд в дверной проем и почувствовал, как волосы на затылке у него встали дыбом. Ты можешь потерять зарплату, если оставишь дверь открытой, особенно в таком отделе. Тут содержалась куча информации, которую нигде, кроме как здесь, нельзя было получить: конфиденциальная информация от свидетелей, адреса жертв и немало закрытых сведений, особенно о подростках.

Он расстегнул кобуру, но почувствовал себя глуповато, слыша у себя за спиной Чалмерса. Может быть, Стив заработался допоздна, а затем решил переждать холодный дождь. Или другой коллега Стива решил заглянуть сюда в уик-энд, чтобы разобраться с делами, и они, войдя с оружием, до смерти напугали бы бедного парня. Поделом было бы, думал Тинкер, по крайней мере за то, что оставил дверь открытой.

Он посмотрел на Чалмерса, надеясь, что и он пришел к тем же выводам, затем оба они пожали плечами и двинулись вперед. Застыв по обе стороны открытой двери, они прислушались, оба вздрогнули от внезапного шороха какого-то мелкого животного в межэтажном перекрытии и смущенно посмотрели друг на друга. По правде говоря, основным источником беспокойства здесь были они сами.

Но затем они переступили порог и увидели первые следы крови.

Ее было не так много – всего дорожка из капель и потеков, которые вели прямо к столу Стива Дойла. Чалмерс посмотрел на следы крови и почесал в затылке.

– То ли мы нашли тут место преступления, то ли он порезался ножницами?

– Провалиться мне, если я знаю. Для пореза крови слишком много, а с другой стороны, слишком мало, чтобы вызывать скорую помощь.

– Сложная ситуация.

Пока Чалмерс медленно обходил кабинет, Тинкер подошел к столу Стива и замер над ним, рассматривая все, что на нем было, – и внезапно ситуация потеряла всю сложность. Слишком многое тут было не так, как полагалось. Перевернутая кофейная чашка на столе и лужица жидкости, стекавшая с края стола. В углу молчащий телевизор, на экране которого была возмущенная аудитория в студии; повскакав на ноги, они потрясали кулаками, указывая на кого-то или что-то, и беззвучно орали. И самым красноречивым было пальто Стива на вешалке около стола и перчатки, вяло свисавшие из карманов.

Чалмерс подошел к нему и обвел взглядом телевизор, разлитый на столе кофе и забытое пальто.

– Мне это не нравится.

– Мне тоже. – Концом карандаша Тинкер нажал мигающую лампочку на панели телефона. Поступило семь сообщений. Четыре из них были от какого-то Билла Стедмана, который просил немедленно перезвонить. Остальные три были от Сэнди, и каждое было более обеспокоенным, чем предыдущее.

– Его жена? – спросил Чалмерс.

– Да.

– Хочешь, чтобы я позвонил Стедману?

Тинкер поднял голову:

– Ты его знаешь?

– Конечно, это комендант дома для реабилитации бывших заключенных в Ливингстоне. Первая остановка для паршивых овец из тюрьмы Стиллуотер, когда какая-то ослиная задница из отдела по условному освобождению решает снова выпустить их в народ. – Чалмерс вытащил свой сотовый, набрал номер и протянул телефон Тинкеру.