– Ты его знаешь на память?

– Черт побери, как и все мы. Эти места у нас первые в списке, когда мы занимаемся этим отребьем. Все они принимаются за прежнее.

Когда Билл Стедман ответил, Тинкер представился и объяснил, почему звонит. Минут пять он делал записи, а затем отключил телефон и посмотрел на Чалмерса.

– У тебя есть лента для ограждения места преступления?

– В отделе.

– Я думаю, нам нужно перекрыть это место.

Меньше чем через полчаса Билл Стедман влетел в холл вместе с волной холодного воздуха, из-за чего температура за пять секунд опустилась на десять градусов. Он был крупным мужчиной, не столько толстым, сколько мускулистым, и Тинкер поймал себя на мысли, что этот человек провел время в тюрьме, качая железом мышцы.

– Ветер поднимается, градусник падает, – сказал он, стягивая вязаную шапочку, с которой на бритую голову посыпалась снежная крошка. – А тут на нас снова бочку катят. Что за чертовщина, Чалмерс? Ну вам вчера и досталось, ребята. У меня чуть сердце не разорвалось, когда я услышал о Дитоне и Майерсоне. Они мне оба нравились.

Чалмерс кивнул:

– Как и всем нам. Детектив Льюис был на месте преступления.

Стедман взглянул на Тинкера:

– Думаешь, это как-то связано с теми самыми снеговиками?

Тинкер застыл на месте. Откровенно говоря, он всего лишь сделал одолжение жене пропавшего приятеля, но эти люди отмахали лишние мили, потому что думали – он напал на след того, кто убил Томми Дитона и Тоби Майерсона. Тинкер начал испытывать чувство вины. Конечно, это был не обман, но что-то близкое к нему.

– Пока ничего не известно. Мы толком не знаем, что происходит, но кое-что из твоих слов по телефону вызывает у меня плохое предчувствие.

Стедман посмотрел на желтую ленту, пересекавшую проем двери в отдел.

– Мне жутко не нравится все это. – Он подошел и осмотрел кабинет.

– Пока это только предосторожность. Как я говорил, крови немного. Может, тут даже и преступления не было. Может, просто какой-то несчастный случай.

– Я так не думаю, – помрачнел Стедман. – Позволь рассказать, как идет дело. Когда эти парни выходят на свободу, мы какое-то время очень внимательно следим за ними, особенно если они второй или третий раз имеют дело с нашей системой. Ты никогда не знаешь, что они могут отколоть, и посему мы действуем строго по инструкции. Если Уэйнбека не было на поверке, Дойл должен был позвонить мне сразу же после того, как затребовал ордер на арест. Плюс к тому прошлой ночью Уэйнбека к комендантскому часу не было на месте – еще один повод для автоматического получения ордера. Вот почему я и пытался связаться с Дойлом. Можешь мне поверить, тот парень был здесь, и теперь он в бегах, он склонен к насилию, и все это очень плохо смотрится.

Тинкер сохранял бесстрастное выражение. Он слушал, что ему подсказывало внутреннее ощущение, но излагать его вслух вряд ли стоило. Он посмотрел на мягкую папку, которую держал Стедман.

– Спасибо, что принес бумаги. В такой день чертовски не хочется просить людей выходить из дому.

– Не стоит переживать. Я два дня сидел взаперти в доме в компании шестнадцати бывших зэков, которые запросто могли слететь с катушек. Я должен глянуть на ваши документы прежде, чем покажу вам это.

Тинкер протянул ему значок в обложке. Взгляд собеседника скользнул от удостоверения на его лицо и обратно.

– О'кей, детектив. Вы пробовали найти в кабинете Дойла копию этого досье?

Тинкер кивнул. Последние двадцать минут он, натянув латексные перчатки, просматривал каждое досье и каждую бумажку на столе Дойла и в нем, включая даже запертые ящики.

– Нет ровно ничего с именем Уэйнбека, кроме заметки в ежедневнике Стива о вчерашней встрече.

Вздохнув, Стедман направился к мягкой скамейке у стены. Сев, он поставил свою сумку меж ног и извлек толстую папку.

– Курт Уэйнбек. Три года из пяти провел в тюрьме Стиллуотер. В пятницу получил условно-досрочное освобождение – шесть месяцев он проведет со мной и моими ребятами.

– Что за ним числилось?

– Вот это. – Стедман протянул ему пачку фотографий.

Даже офицер полиции Чалмерс поежился, когда увидел верхнюю из них.

– Иисусе. Что это такое?

– Так выглядела его жена, – объяснил Стедман, – когда он в последний раз с ней разбирался. У нее была беременность семь с половиной месяцев.

Тинкер присмотрелся к фотографии. Разглядывая ее, теперь он смог опознать на ней человека – но лишь смутно. Он просмотрел остальные снимки изуродованного лица и положил их вниз изображением.

– И ты хочешь сказать, что он получил за это всего три года?

Стедман вздохнул и стал рыться в остальных бумагах в папке, пока не нашел историю болезни жены.

– Веришь или нет, но и она, и ребенок выжили. Шесть месяцев в больнице и за последующие два года чуть ли не миллион операций, чтобы заново собрать ее. Вот она-то и есть причина, по которой я хочу, чтобы ты перерыл все вокруг в поисках досье, что было у Дойла. Только в нем, и нигде больше, можно найти адрес этой женщины.

– У тебя самого его нет?

– Никто не имеет доступа к адресам жертв, которым необходимо скрыться из вида. Даже суд. Дойл обладал им, потому что должен был сообщить ей, когда ее бывший выйдет на свободу, и можешь прозакладывать свою задницу, что он глаз не спускал с этого досье.

– То есть он не мог оставить его дома.

– Я долго работал с ним. Он даже не мог взятьдомой это досье с той информацией, что в нем содержалась. Он держал его здесь под замком вместе с другими конфиденциальными сведениями. Ты уверен, что проверил все закрытые ящики?

Тинкер звякнул связкой ключей.

– Все до одного.

– Значит, мы имеем пропавшего досрочника, пропавшего куратора – а теперь пропало и досье с адресом жертвы в нем. – Стедман вытащил сигарету, наклонился вперед и закурил. Никто не упомянул о запрете курить в помещении. – У меня есть копии документов открытого суда. После развода она вернула себе девичью фамилию. Джули Олбрайт. Это все, что я знаю и могу дать тебе, кроме чертовской кучи сведений об общении с такими парнями, как Уэйнбек. – Стедман поднял голову и в упор посмотрел на Тинкера. – Он ищет ее, детектив.

Шериф Айрис Риккер казалась такой миниатюрной за рулем большого внедорожника, что Магоцци оставалось лишь надеяться – она все же дотянется до педалей. Он устроился на месте пассажира и позволил Джино залезть на заднее сиденье – там обзор через ветровое стекло ограничен, и у него будет меньше возможностей ждать самого худшего. Поток комментариев Джино по пути сюда чуть не свел его с ума, а уж он-то привык к ним. Он прикинул, что этим утром шерифу ни к чему дополнительные переживания.

Джино просунул голову между передними сиденьями:

– У этой штуки обе оси работают?

Айрис кивнула:

– Они всегда работают.

– Неужто? Вы уверены? Потому что я думаю – на панели должен быть огонек или что-то такое, говорящее, что обе оси работают. Верно?

– Скорее всего, что да. – Она осторожно выползла со стоянки.

– Я его не вижу.

– Что именно?

– Сигнала от двух ведущих осей.

Айрис посмотрела на Магоцци, который сдерживал улыбку.

– Вот он, Джино. – Магоцци показал на центральную консоль.

Джино откинулся на сиденье.

Пока они сползали с холма к озеру, место преступления и окружающая обстановка все отчетливее проступали из белой круговерти снега: там стояли служебные машины полиции округа и штата, фургоны криминалистов и несколько гражданских машин, которые, как Магоцци надеялся, принадлежали свободным от службы полицейским, а не случайным зевакам. Слава богу, никаких журналистов. Но самой заметной была ярко раскрашенная палатка со звездами и полосами и размалеванной физиономией улыбающегося клоуна, которая стояла прямо на льду замерзшего озера.

Джино снова наклонился вперед:

– А это что за чертовщина? В городе гастролирует цирк – или что?