Я: Вы говорите, Ирмгард всегда смотрела за вами? Она была внимательна ко всем вашим потребностям?

Ханс: Да. Она будила меня по утрам и купала. Не признавая современную сантехнику, она наполняла водой огромную жестяную бадью и ставила ее посреди комнаты. Потом снимала с меня пижаму и намыливала особенным, душистым мылом, которое привезла из дома.

Я: И как долго это продолжалось?

Ханс: Пока мне не исполнилось восемнадцать.

Я: Понимаю. Пожалуйста, расскажите подробнее об Ирмгард.

Ханс: Она была очень красивой, и фотографии доказывают, что это не только мое розовое воспоминание о ней. У нее были льняные волосы и прекрасная кожа лица. Моя мать имела обыкновение говорить, что Ирмгард — верх совершенства, prachtvoll aus,и что невозможно найти австралийскую девушку с такой кожей. Она советовала Ирмгард беречься от солнца, вот почему та, как я думаю, проводила большую часть времени в закрытом помещении.

После ванны она одевала меня. Какое-то время мы стояли перед моим платяным шкафом, выбирая, что же лучше надеть в тот день. Ирмгард отвечала за мою одежду и каждую неделю покупала мне что-нибудь новое. Ее сестра, работавшая швеей в Вене, регулярно высылала одежду, которую Ирмгард придумывала специально для меня. Ей доставляло удовольствие облачать Крошку Гансика в костюмчики, наподобие тех, что носил в детстве кайзер Франц. На них было полно кнопок и манжет, и нам нравилось их застегивать.

Она сочиняла для меня песенки, одну из которых мы назвали «Песенка Одежды». Часть песенки была на немецком языке — довольно странном, — другая часть — на английском. Ирмгард любила играть с английскими словами, казавшимися ей на слух забавными. У нее был прекрасный голос, и она учила меня петь. Слова я запомнил прежде, чем узнал их значение, запомнил навсегда. Вот эта песенка:

Я: О чем были другие песенки? Они все были похожими?

Ханс: Да, более или менее. Некоторые чуть лучше, некоторые чуть хуже. «Песенка Одежды» была довольно симпатичной, но мне больше других нравилась «Песенка Купели». Хотите послушать слова?

Я: Да, конечно. Думаю, эти песенки были очень важными. А «песенку Купели» вы исполняли во время купания?

Ханс: Да. Во время вечернего купания. Ее пела Ирмгард.

Я: Весьма интригующая песенка. А как обстояли дела с друзьями? Вы общались с мальчиками вашего возраста?

Ханс: Да, со многими. Кое над кем я иногда подшучивал, особенно когда на мне был костюм кайзера Франца. Отправляясь со мной на прогулку, Ирмгард обычно брала маленький бутафорский пистолет. Если мальчики начинали задирать меня или смеялись, она вытаскивала из сумочки пистолет и наставляла его на моих обидчиков. Это их ужасно пугало. Позже она стала брать с собой стартовый пистолет и по-настоящему стреляла из него.

Я: Итак, Ирмгард была у вас для защиты?

Ханс: Да. Но только до тех пор, пока мне не исполнилось шесть или семь лет. Тогда я нашел другой вариант защиты. Нескольким мальчикам постарше я платил деньги за то, чтобы они били всех, кто надо мной смеялся. Действовало великолепно, к тому же у меня всегда было достаточно денег, чтобы заплатить им. Один мальчик, который жил недалеко от нас, особенно в этом преуспел. Он носил с собой нож и по моему требованию мог воткнуть его кому-нибудь в зад. Я щедро ему платил.

Конечно, можно было подумать, что описанное Хансом воспитание послужило основанием для развития преобладающе гомосексуальной ориентации и что досаждающие мальчики, которых он так боялся в раннем детстве, позже станут объектами желания. Почему всаживали нож мальчикам в зад?Ответ напрашивается сам собой: как правило, наказывают то место, которого хочется коснуться, но в этом отказано. Вот отсюда следуют столь распространенные в эротической литературе образы мальчиков, наклонившихся для того, чтобы их отшлепали.

Но в отношении Ханса делать такое заключение было бы ошибочно: девочки ему нравились, и он считал их сексуально привлекательными, о чем Ирмгард несомненно знала. Именно поэтому она прекратила купать его в восемнадцать лет. (Ирмгард любила мальчиков, которых можно баловать; когда Хансу исполнилось восемнадцать, он перестал быть мальчиком, превратившись в мужчину, от которого исходила угроза.)

Такое воспитание вряд ли можно назвать нормальным, и не надо удивляться, что во время свиданий с девочками у Ханса выявилась патология. И снова, как подтверждение сказанного мною раньше, свидание оказалось катализатором бедствия.

Ханс: В семнадцать лет я начал встречаться с девушками. Ирмгард это не одобряла — она была жутко ревнивой, — но я не обращал на нее внимания. Она говорила, что девушек интересует только одно. На что я заметил, что о парнях девушки говорят то же самое, но она только шикнула: «Тшшш! Тшшш!» — что всегда делала, когда с чем-нибудь не соглашалась. С ней невозможно было спорить.

Больше я не позволял ей подбирать мне одежду, хотя вопрос, что надеть, все еще имел для меня большое значение, и я очень беспокоился по этому поводу. Я предпочитал рубашки голубого цвета, поскольку они были мне к лицу. Красновато-коричневые и бледно-зеленые цвета тоже привлекали меня.

Уходу за собой я уделял много времени. Одних только щеток для волос было семнадцать, да еще восемь гребенок. На каждый день — свой лосьон для волос. В понедельник — лосьон сандалового дерева. Во вторник — лавровишневая вода. И так далее.

Я: Прямо-таки целый ритуал. Ради чего вы тратили так много времени и энергии на все это?

Ханс: Хотел выглядеть лучше всех, особенно на свидании с девушкой. Девушкам это нравится. Я им казался шикарным, и они были в восторге от моего запаха. Ни один парень так не пахнет, говорили они.

Обычно мы шли в кофейню и подолгу сидели там. Я старался занять столик возле окна, чтобы видеть свое отражение. Иногда девушка сердилась и говорила: «Не знаю, зачем тебе нужно было встречаться со мной, если ты только и делаешь, что не сводишь глаз со своего отражения в окне». Я смеялся. «Как тебе угодно, милая, — мог сказать я в ответ. — Займись собой. На берегу моря хватит гальки для Ханси!»

Дальнейшие его откровения потеряли для меня смысл, диагноз был очевиден. Самовлюбленная личность — крайне трудное, безрадостное положение для окружающих. Ханс любил себя и не мог найти иного счастья до тех пор, пока не наступит развязка в этом несовершенном любовном романе — романе, который по своей природе не подлежит завершению! Более того, последствия не замедлят сказаться. Нарцисс может навсегда попасть в ловушку собственного несчастья, но при этом гораздо больше несчастья принесет другим. Пребывая в постоянном поиске, он никогда не найдет того, кого ищет, ибо объект его поисков — он сам. Ситуация абсолютно тупиковая, так как нельзя увидеть себя со стороны. Помочь может только зеркало, и Нарцисс знает, насколько это дешевая хитрость. Бедный Ханс; хотя…

Ханс: У меня было по пять-шесть свиданий в неделю, часто одновременно с разными девушками. И тогда приходилось составлять план, если не сказать — изворачиваться. Требовалось соблюдать осторожность, чтобы не пойти в ту же кофейню два раза подряд, на случай, если девушка, с которой я был накануне, вдруг придет туда меня разыскивать. Они не давали мне покоя. Да, я действительно страдал в этом смысле, но не мог остановиться. Все происходило так, словно девушка, которую я искал, вообще не существовала и ее не было ни в Мельбурне, ни даже во всей Австралии!