— Правильно, Владимир Тимофеевич. Мишка молодец, — с юношеской непосредственностью отреагировал молодежный вожак. Ярцев согласно кивнул и продолжил:

— Я его кандидатуру хотел нынче предложить на руководителя кружка по изучению Положения о выборах в Верховный Совет. Кстати, а вы знаете, что его отец позавчера на параде шел в колонне ветеранов-красногвардейцев?

— При чем тут отец? — металл в голосе Клюева уже не звенел, а громыхал. — Недавно некоторые на Мавзолее стояли, а где они сейчас? Вот то-то и оно. Короче, — пронзительным взглядом оглядел он присутствующих, — кто за то, чтобы исключить Глебова из кандидатов в члены партии? Прошу поднять руки.

Возникшую тишину нарушил голос начальника отдела кадров:

— Ильич, у нас до кворума людей не хватает.

Клюев недовольно покрутил головой:

— Я в курсе. Как вы знаете, директор Шишкин болеет, но я уже с ним говорил, он буквально «за». Лейбович в командировке, но он, в отличие от некоторых, линию понимает. Вот тебе и кворум. Так что, прошу голосовать.

— А как же обсуждение? — Ярцев обвел глазами присутствующих, но все молчали, глядя на секретаря.

— А тут и обсуждать нечего, все и так буквально ясно, — безапелляционно отрезал тот. — Правильно я говорю, Чернов? — обратился он к рабочему.

Чернов, слесарь из мехцеха, ветеран завода, развел руками:

— Оно, конечно, нехорошо, если, понимаешь, НКВД…

— Значит, ты «за»? — продолжал наседать секретарь.

Секретарь парткома для Чернова всегда был существом высшего порядка.

— Оно, конечно, так, — согласился он с Клюевым, следя за его реакцией, но тот уже переключил внимание на женщину.

— А ты, Семеновна, чего молчишь? Как частушки на свадьбах петь про это дело, — и он сделал неопределенный жест рукой, — так ты первая. А как по принципиальным партийным вопросам высказаться, так ты молчок?

— Ой, а вы откуда знаете? — факт, обнародованный секретарем, застал Семеновну врасплох.

— Знаем. Все знаем, «чека» работает. Так, ты «за» или «против»?

— Так то ж меня Ванька Ситников с механического подбил — давай да давай. Ну, я и выдала, — женщина явно тянула время, пытаясь отодвинуть момент ответа на прямой вопрос. А вот присутствующие товарищи слегка оживились.

— Выдала она, — Клюев взял со стола записную книжку, нашел нужную страницу. Он не мог упустить случая, чтобы не продемонстрировать свою осведомленность о поведении членов парткома в быту и тем самым напомнить присутствующим о своем «всевидящем оке». — Вот полюбуйтесь: «Не ходите, девки, в баню, там теперь купают Ваню. Окунают в купорос, чтоб у Вани… ну, это самое… подрос». Это ты про Ситникова, что ли, — не удержался Клюев, чтобы не пошутить.

«Homo sum, e nihil humani a me alienum puto» — в переводе с латинского: «Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо». Вот так, с шуткой и прибауткой втягивал этот человек людей, сидевших за столом и абсолютно не желавших зла хорошему парню и активному общественнику Мише Глебову, в ситуацию выбора: осудить человека неизвестно за что или воспротивиться, но тогда будущее твое станет непредсказуемым? Много ли находилось смельчаков, готовых воспротивиться? Мало… Намного больше всегда оказывалось тех, кто осуждал и после этого даже малейшими угрызениями совести не мучился. Менее чем через год после описываемых событий, в марте 1939 года, в Москве состоялся восемнадцатый съезд ВКП(б). В докладе секретаря ЦК Жданова об очередных перегибах, касающихся необоснованных репрессий, наверное, больше всего впечатляют многочисленные обескураживающие факты безудержного, подчеркнем, добровольного энтузиазма рядовых советских людей разоблачить как можно большее количество врагов… В том числе и факт, очень похожий на тот, который описывает автор. Какой соблазн использовать политическую обстановку в стране для решения собственных проблем!.. Да, и тогда слаб был человек, даже несмотря на интенсивную идеологическую обработку.

Меж тем сидящие за столом члены парткома еле сдерживали себя от душившего их хохота. Семеновна невинно хлопала глазами, а Клюев продолжал строжиться:

— И ничего смешного тут нет! Громов (тот сидел, полузакрыв лицо руками, плечи его подрагивали), ты тоже готовься к ответу за слабую работу с молодежью, буквально на следующем заседании парткома (парня как будто ошпарили кипятком, он выпрямился и мигом принял рабочую позу). А тобой, Семеновна, я персонально займусь. Это какой такой пример молодежи? Ладно, об этом позже. Значит, как я понял, ты «за»?

Семеновна глубоко вздохнула:

— Я, Дмитрий Ильич, и не знаю. Может, подождать надо, глядишь, все и образуется? Парень-то уж больно хороший.

— Я буквально не понимаю, что значит — «образуется»? — зловещим тоном проговорил секретарь, покраснев от возмущения. — Какой такой «хороший парень», если налицо связь с врагом народа?

— Да, может, они и не общались вовсе, откуда нам знать-то? — Ярцев сделал еще одну попытку снизить накал страстей.

— Опять демагогия! Жил рядом и не общался? И не разглядел замаскированного врага? Нет, не зря его забрали. Вы, товарищ Ярцев, по своей интеллигентности, может, чего-то не понимаете, а я измену за версту нюхом чую, — Клюев явно напоминал, что в кресле секретаря парткома он оказался после работы мастером на производстве и по окончании краткосрочных партийных курсов. — В общем так, Семеновна, я в последний раз спрашиваю…

— Да «за» я, «за», — женщина махнула рукой и опустила голову.

— Ну вот и отлично. Геннадий Иванович, как я понимаю, тоже поддерживает наше мнение? — Клюев посмотрел на начальника отдела кадров, усердно строчившего протокол.

Кадровик только утвердительно кивнул, не отрываясь от бумаги. Подошла очередь Ярцева.

— Ну а вы, Владимир Тимофеевич, значит, «против»? — вкрадчивым тоном спросил Клюев.

Ярцев устало посмотрел куда-то в сторону:

— Нет, почему же «против»?

— Вот это я понимаю, буквально правильный подход. Значит, «за», — не скрывая радости, воскликнул секретарь.

— Воздержался я, — тихим голосом произнес Ярцев.

— Та-ак… «болото», значит. Ну-ну… а ты, Геннадий Иванович, фиксируй, фиксируй, — увидев, что кадровик поднял удивленные глаза на воздержавшегося. — Пусть в райкоме посмотрят, кто есть кто.

Подведение итогов не заняло много времени. Чего там подводить, когда все как на ладони: все «за» при одном воздержавшемся. Едва секретарь объявил заседание оконченным, как члены парткома дружно двинулись к двери, не глядя друг на друга. Председатель едва успел задержать Геннадия Ивановича. 8 мая прогрессивная общественность должна была отметить 120 лет со дня рождения Карла Маркса, и райком рекомендовал провести торжественное собрание. Клюев собирался предложить в качестве организатора собрания Ярцева, как очень подкованного товарища, но после сегодняшнего заседания передумал. Решив чуточку схитрить, он сказал, что у руководства есть мнение ответственным за собрание назначить Геннадия Ивановича. Польщенный кадровик тут же вернулся к столу обсуждать план проведения собрания.

До проходной завода Глебов добрался на общественном транспорте. Его толкали, наступали на ноги, какая-то тетка даже назвала его «малохольным» — задумавшись, он загораживал ей путь к выходу, — но Михаил не обращал внимания на эту суету. Он задал Свиридову только один вопрос, получил на него явно дипломатический ответ, и они расстались. И вот сейчас, по пути на работу, он продолжал разговор с чекистом, сам задавал ему вопросы и сам же пытался представить, как бы тот отвечал. Погруженный в свои мысли, он и не заметил, как оказался перед турникетом проходной. Он приветливо кивнул вахтеру, дожидаясь, когда тот нажмет кнопку. Но вахтер явно не торопился впускать парня на территорию предприятия. Глебов нетерпеливо легонько пристукнул ладонью по железке турникета и с удивлением глянул на старика:

— Иваныч, открывай.

Вахтер строго поглядел на него неожиданно чужим взглядом:

— Пропуск, гражданин.