Свадебные торжества состоялись в Марселе 23 октября 1533 года в кафедральном соборе и длились больше месяца. Ватикан и королевский двор Франции состязались в роскоши и богатстве. Екатерина в подвенечном платье была похожа на итальянских мадонн. Но угрюмый, нерешительный и слабовольный мальчик, Генрих Орлеанский, детство которого тоже было безрадостным (во исполнение Мадридского договора он провел в Вальядолиде в монастыре среди монахов на положении пленника четыре года), не замечал прелести супруги. Он отдал предпочтение блистательной красавице, вдове сенешаля Нормандии Диане де Пуатье, которая была на целых двадцать лет старше его и поначалу занималась воспитанием королевского отпрыска, а затем прочно заняла место любовницы. Она была первой и единственной страстью Генриха.

Как только Екатерина ступила на земли своего супруга, ей потребовались вся ловкость и осторожность, чтобы не попасть в силки, уже расставленные для нее. Французская аристократия считала бракосочетание герцога Орлеанского с представительницей рода торговцев, хоть и украшенных папской тиарой, мезальянсом. Джустиньяно, посол республики Венеция во Франции, писал в те годы: «Герцог Орлеанский женился на мадам Екатерине Медичи, и это не доставило удовольствия никому, а скорее можно сказать, вся нация недовольна. Здесь находят, что папа Климент обманул короля». Хотя Екатерине, вышедшей замуж за второго сына Франциска I, судьбой вовсе не предназначалось играть сколь-нибудь заметной политической роли. Единственным честолюбивым притязанием супругов было получение прав на владение герцогствами Миланским и Урбинским.

Двор столь просвещенного и столь могущественного Франциска I не был школой добродетели и высокой морали. Здесь были те же интриги, страсти и преступления, а король к тому же покровительствовал амурным похождениям своих подданных. Юной принцессе предстояло снискать расположение тестя и мужа. Екатерина стала тенью Франциска I, его прилежной ученицей, прислушивалась к советам, сопровождала в государственных поездках по стране и на охоте. «Она просила у короля, – пишет Брантом, – позволения никогда с ним не расставаться. Говорят, она, такая изящная и ловкая, хотела присутствовать при всех его охотах или поездках, дабы извлечь из них полезные секреты и познания как в области охоты, так и в области науки управлять… Среди его спутников в этом она была первой». Он же свидетельствовал, что «молодая обаятельная флорентийка вскоре приобрела новых друзей не только в свите короля и принцев крови, но и среди всех, кто с нею сближался, и была с ними в добром согласии». И это при том, что придворные были разбиты на два воинственных лагеря. Одни поддерживали группировку Дианы де Пуатье, другие были на стороне любовницы короля Анны д’Эстамп. Царедворцы, поэты и художники охотно вмешивались в соперничество двух женщин, но только не Екатерина. Такая неосмотрительность была вовсе не в ее духе. Она понимала, что гораздо выгоднее на первых порах оставаться в одинаково добрых отношениях с обеими враждующими сторонами, ожидая, когда они сами обессилят друг друга. Екатерина предпочла отступить в тень и оказалась подлинным образцом сдержанности и простодушия. Так что истинный образ юной Екатерины Медичи даже отдаленно не напоминал тот тип людоедки, под маской которой ее изображают в большинстве современных романов.

Не существовало и в более поздние годы женщины, напоминающей зловещий призрак. Екатерина Медичи запомнилась современникам великолепным самообладанием, холодной расчетливостью, элегантной надменностью, невозмутимым спокойствием, скрывающим вечный страх в душе. Размеренность и уравновешенность поведения придавали ее облику необычную оригинальность. Нежная кротость в преступлении, всякое отсутствие гнева посреди самых кровавых трагедий и вежливость палача к своим жертвам, ничему не удивляющийся, ничего не страшащийся макиавеллизм, ловко и спокойно играющий законами и человеческой моралью, – таким сложным был подлинный характер Екатерины.

В 1536 году Генрих неожиданно стал наследником престола. Его брат Франциск, сопровождавший короля в Прованс во время военных действий, в жаркий летний день выпил стакан воды со льдом и тотчас же умер. В исторических летописях французского двора виновник не назван, хотя в отравлении никто не сомневался, но спустя годы в этом почему-то обвинили Медичи и верных ей венецианцев. Даже если она и стремилась к власти, то в тогдашнем ее положении это было не выгодно. Будучи уже три года замужем, Екатерина оставалась бездетной, еще через год она испытала позор удочерения незаконнорожденной дочери дофина, а затем еще семь лет жила в страхе получить развод и быть заточенной в монастыре. Тем более, что надежда вместе с супругом взойти на престол после смерти короля ничего не изменила в ее положении при дворе. Сердцем Генриха распоряжалась любовница. Даже когда в 1544 году Екатерина родила первого сына Франциска, о затем еще девять детей (трое из них умерли во младенчестве): Елизавету, Клод, Карла-Максимилиана (будущий Карл IX), Эдуарда-Александра (Генрих III), Маргариту (знаменитая королева Марго), Франсуа-Эркюля, затем взявшего имя Франциска (герцог Алансонский и Анжуйский), она все также играла роль Золушки, которой «разрешалось принимать ласки хозяина и рожать ему детей». И после смерти Франциска I (1547 г.) страной вместе с королем-любовником управляла Диана де Пуатье. Личная камеристка королевы была могущественнее ее самой. Иногда обе женщины объединялись, чтобы дать отпор третьей, как в случае с леди Флеминг, родившей от Генриха сына.

И пока король развлекался или воевал, Екатерина вникала в государственные дела и придворные интриги, обрастала сторонниками. Она преследовала одну цель: ни в чем не отрекаясь от своих прав, сохранить наследство для своих детей, находящееся на территории двух стран. Это развило в ней ответственность и властность. Она лучше мужа представляла, как трудно будет это сделать в государстве, расколотом враждой на два лагеря – протестантов и католиков.

Суеверная Екатерина всегда верила предсказаниям и приметам и никогда ничего не предпринимала, не посоветовавшись с астрологами. В 1559 году сбылось пророчество Нострадамуса. Накануне свадьбы старшей дочери Елизаветы с испанским королем Филиппом II состоялся рыцарский турнир, в котором принял участие Генрих. Копье капитана Монтгомери сломалось о шлем короля и вонзилось в глаз. Спасти ему жизнь медикам не удалось. Екатерина до конца своей жизни не снимала траурных одежд в знак глубокой скорби о муже, которого, несмотря ни на что, любила. Но теперь, когда власть фактически оказалась в ее руках, она собиралась ею сполна воспользоваться. И хотя трон официально занял ее 16-летний сын Франциск II, вдовствующая королева-мать фактически руководила государством.

Главенствующим для Екатерины стало сохранить династию Валуа. «Будь что будет, а я хочу царствовать!» – скорее это было ее девизом, чем выбитые на гербе слова: «Свет и покой». От своих предков Медичи унаследовала все добродетели и пороки и шла к своей цели всеми законными и незаконными способами. Ее жизнь была полна страха за свою судьбу и детей. «Волшебное зеркало» предсказало Екатерине, что на престоле она увидит всех своих сыновей. Франциск II совершил в нем по залу лишь один круг (умер в 1560 году), Карл IX сделал 14 кругов, Генрих III – 15, «молнией промелькнул и исчез» герцог де Гиз и его место занял Генрих Наваррский (так что Екатерина была уверена, что выдает свою дочь за будущего короля, с которым та была обручена с четырехлетнего возраста, и знала, какой кровью омоется их свадьба). Королева пыталась при помощи интриг, умиротворения, сталкивания противников лбами, всевозможных козней, вплоть до ядов, подкупа и убийств неугодных, сохранить власть сыновей, а значит, и свою. Екатерина создала агентурную сеть не только во Франции, но, пожалуй, и во всей Европе. Повсюду были у нее шпионы. Она зорко следила за всеми выдающимися лицами и перехватывала частную корреспонденцию. Ведя благочестивый образ жизни вдовы, других она проверяла на прочность всевозможными соблазнами. Одним из ее любимых детищ стал «летучий эскадрон любви», прозванный так историками, состоявший из двухсот фрейлин королевского двора, «разодетых, как богини, но доступных, как простые смертные». Писатель и историк Анри Эстьен писал: «Чаще всего с помощью девиц из своей свиты она атаковала и побеждала самых грозных противников. И за это ее прозвали „великой сводницей королевства…“». Перед прекрасной мадемуазель Изабель де Линней пал даже лидер реформации принц Конде и, не прислушиваясь к мнению своих советников, подписал договор, выгодный для Медичи.