Она повернула голову направо и налево, притворяясь, что видит его только периферийным зрением.

- Деревенский идиот женился, - выдохнул Леви. - И теперь идиот, как и его жена. Конец.

- Хорошая история. - Она обвила руками его шею и поцеловала. - Готов идти? Сегодня наша брачная ночь.

- Сейчас пять тридцать семь, - ответил Леви, поглядывая на часы. - Это наш ранний брачный вечер.

- Мы же все равно можем отправиться в постель, да?

- Сначала мы поедем к моей тете и дяде, чтобы ты познакомилась с ними. - Он взял ее за руку и раскрыл зонтик.

- А это обязательно?

- Они единственная семья, которая у меня осталась, хватит того, что я женился без предупреждения. Они никогда не простят мне, если я не приведу тебя.

- Но после, мы можем…

- Не сегодня, Ржавая, - ответил он. - День был очень долгим.

Она поникла и перестала говорить. Они вышли под дождь, Леви все еще держал ее за руку, но только лишь для того, чтобы удерживать под широким черным зонтом.

- Где твоя машина? - спросил он.

- Оставь ее. Мы поедем на твоем пикапе.

- Оставить твою машину? Ее угонят.

- Я больше не хочу ее.

- Мы не оставим дорогую машину угонщиками, только потому что она тебе надоела, и ты слишком избалована, чтобы заботиться о собственности.

Тамара подбоченилась. Плохой знак.

- Она мне не наскучила. Леви, она зарегистрирована на мое имя. И она единственная в штате. Люди увидят эту машину и запомнят ее. И нам придется долго скрываться, а это машина будет, как огромная неоновая стрелка, указывающая прямо на нас. Скорее всего, копы увидят и позвонят маме и вернут ее ей. Если ее угонят, пускай. Кому-то она нужна больше, чем мне, пусть ее и оставит себе. Позволь им.

Несмотря на то, как сильно Леви не хотелось оставлять идеальную машину, ему пришлось признать, что она права. Нежно-голубой Triumph Spitfire не был чем-то обычным. Его синий Форд Ф-100 72 года, был одним из миллиона на дорогах. В нем не было ничего особенного.

- Ты правда считаешь, что твоя мать отправит за нами поисковую группу?

- Думаю, моя мать отправила бы целую армию, если бы могла.

Тамара не улыбалась, когда произносила это.

Так они и оставили машину.

Леви любил свой пикап, но как только Тамара оказалась внутри, чопорная и правильная в белом платье, ему стало немного стыдно за машину. И на это она променяла свою спортивную машину? Ему стоило ее подчистить. Казалось, Тамара не против. Большинство девушек не были против, и Леви подумал о том количестве трусиков, которые он вешал на зеркало заднего вида.

Но Тамара не была девушкой, которую он подцепил в баре на одну ночь. Тамара была его женой, и он не ожидал, что она захочет провести брачную ночь в грузовике. Не то, чтобы он планировал ее трахнуть в ближайшее время. Семнадцать? К тому же девственница? Он, скорее, трахнет гнездо шершней. По крайней мере, одна часть его будет ужаленной.

- Значит… - сказал Леви, пытаясь звучать непринужденно. - Где мы остановимся на ночь? И завтра? И все последующие ночи? Отель? - спросил он. - Мотель? Арендуем хижину в лесу? Баржу? Теплоход? Купим билет на самолет и улетим?

- Я знаю, куда мы можем поехать и сэкономить деньги, - ответила Тамара. - На случай, если дело займет больше времени, чем сказал судья Хедли.

- Судья Хедли. Он твой отец. Ты всю жизнь будешь называть его судьей Хедли?

- Я не знаю, как думать о нем, как об отце. Ты собираешься называть дедушку папой?

- Джордж Мэддокс мертв. Судья Хедли все еще жив. И ты можешь ему сообщить.

- И разрушить его жизнь? Ты же знаешь, он женат. Он был женат, когда мама забеременела мной.

- Он не похож на мужчину, который изменяет жене. Даже пьяным.

- Не думаю, что ты можешь судить о человеке, зная его один час. Не думаю, что ты можешь судить о человеке, даже зная его шестнадцать лет.

Леви посмотрел на Тамару, испытывая сочувствие.

- Твой дедушка, наверняка бы, охренел от нашей жизни? – спросил Леви.

Тамара испуганно посмотрела на него.

- Знаешь, из-за того, что он мой отец, - начал Леви, шокированный ее удивлением. - Ты думаешь, что знаешь кого-то…

- Я думала, что знала дедушку. И маму. Хотела бы я, чтобы это было не так.

- Ты действительно ненавидишь ее?

Тамара повернулась лицом к дождю.

- Ты и половины не знаешь.

Остаток пути они ехали в тишине, Тамара оперлась головой о стекло. Леви сосредоточился на вождении, уклоняясь от дождевых ям и водителей Кентукки, которые вели себя так, словно никогда не видели воды. Шлепанье дворников погружало его в глубокие раздумья. Он не хотел причинять ей боль, затыкая в брачную ночь. Он не хотел говорить ей, что уже жалеет о свадьбе. Это не было личным. Дело не в том, что он не хотел ее. Он хотел ее, и две ночи назад он бы повалил ее на бочку с бурбоном и затрахал до потери пульса, если бы она ему позволила. Но две ночи назад они не были женаты, и он не думал своими мозгами.

Простой факт, который Леви не мог отрицать, это то, что как только он прикоснется к ней, он не сможет уйти от этого… что бы это ни было. Этот брак. Этот план Тамары. Он плыл по течению реки, без лодки, без весла, и он не видел, что впереди. Предполагалось, что Тамара будет на взводе из-за брачной ночи, а не он.

- Это здесь? - спросила Тамара, когда он свернул на длинную гравийную дорогу к дому Андре и Глории.

- Да. - Он на мгновении замолчал. - Андре и Глория чернокожие. Ты должна это знать, если до сих пор не знала.

- Так и думала. Надеюсь, я им понравлюсь.

Это было мило с ее стороны, и Леви улыбнулся.

- Не переживай. Хоть ты мне и не нравишься, я же женился на тебе.

Тамара одарила его самым злым взглядом, который он когда-либо видел на ее симпатичном личике.

- Будь вежливой. Отвечай «да, мэм» и «да, сэр». Похвали еду Глории. Не спрашивай о шраме на руке Андре. Он получил его на войне. И что бы ты не делала, не матерись или используй имя Господа понапрасну. Глория очень набожна. Она этого не любит. Промывала мне рот с мылом больше раз, чем я мог сосчитать.

- Я не матерюсь. Это ты материшься.

- Я не матерюсь в присутствии тетя Глории. И ты тоже.

- Я знаю, как вести себя в приличном обществе. Будет приятно снова оказаться в нем.

- Ты избалованная, как и всегда, Ржавая.

- Избалованнее, чем когда-либо, - ответила она. И Леви поверил ей.

Он вел пикап по дороге и уголком глаз смотрел на Тамару. Он был готов начать презирать Тамару, если она на дюйм пересечет черту с дядей и тетей, если она будет обходиться с ними как с недостойными, но они были лучшими людьми в его жизни, и почти единственная семья, которая у него осталась. Теперь он раскаивался в этих мыслях. Тамара была семнадцатилетней девушкой, вышедшей замуж за тридцатилетнего мужчину. Она была в трудном положении, и последнее, что он мог сделать, это добавить ей проблем. Он припарковался перед домом, помог ей выйти из пикапа, открыл зонт и провел ее в дом без стука.

Андре и Глории не было в гостиной. Он услышал голоса на кухне. Тамара крепко вцепилась в его руку, он почти попросил ее отпустить ее, если она хотела, чтобы он использовал эту руку на ней позже. Но он вспомнил, что не использовал эту руку тогда. Хотя и хотел. Но и не хотел. И хотел. Вот черт, зачем он это делает с собой?

Они вошли в кухню и воцарилась удивленная тишина.

Леви нашел Андре на кухне и Глорию тоже. Но они не были одни.

- Слышал, у тебя был напряженный день, сынок, - сказал Андре.

- Мистер Шелби, - обратился к нему один из двух офицеров полиции, стоящих на кухне, их пистолеты висели в кобуре на бедрах. - Вам нужно пройти с нами.

Леви вздохнул.

Очевидно, у Вирджинии Мэддокс в самом деле сегодня разболелась голова.

- Леви! - Тетя Глория произнесла его имя как ругательство. - Что ты натворил?

- Я женился, - объяснил Леви. Он посмотрел на копов. - Нас поженил Судья Хедли, окружной судья. Позвоните ему, если не верите мне.