Я видел, как у следователя краснели глаза, и сам не мог произнести ни слова: от всего этого ужаса у меня сердце делалось, как каменное… Я только боялся, чтобы не было больше ничего, что еще раз заставило бы меня перенести такую же минуту…

— Валя! Расскажи еще раз, что ты видела, — попросил следователь, подавая ей стакан воды, — успокойся и расскажи.

Девочка отпила несколько глотков и, комкая платок, начала говорить.

— Мы с мамой легли в этот вечер рано… Доктор велел мне сказать Николаю, что мама хворает и чтобы он не беспокоил нас…

— А мама об этом знала? — спросил следователь.

— Нет, — покачала головой Валя. — Да она и не хворала, просто скучала что-то… А я всегда боялась не исполнять то, что велел доктор… Он такой злой… Мы быстро уснули. Потом ночью мне захотелось пить, и я проснулась. Спальня у нас разделялась на две комнатки. В большой спала мама, в маленькой я… Когда я потянулась за водой, в это время я услышала чей-то голос около двери и у окна…

— Чей он был? — спросил я. — Валя! Запомнила ли ты?..

— Дальше, — сказал следователь, — не перебивайте ее… Что он говорил? Хорошо ли ты помнишь, Валя?

— Хорошо… Я как сейчас помню каждое слово… Сначала было слышно только, как отворили окно, потом я услышала: «Иди!»

— Потом, — вцепившись в ручки кресла, снова перебил я, — потом…

— Потом снова было тихо и тот же голос повторил: «Иди, делай, что я велел…» Потом кто-то быстро отворил окно, впрыгнул в комнату и сейчас же закричала мама… Страшно закричала… В ту минуту за маминым криком, около двери, тот же голос сказал дальше: «Убей и ту! Иди, делай…» Тогда я отворила свое окно и стала из него спускаться вниз… Дверь в мою комнатку отворилась и вошел вот он… — она показала на меня. — В руках у него был топор… Весь он в крови был..

— Он заметил вас?..

— Нет… В комнате у меня горел ночник и было светло, только…

— Что? — спросил следователь.

— У него глаза были закрыты…

Крик ужаса вырвался у следователя.

— Валя? — спросил я, подавленный тем, что мне пришлось услышать, — ты помнишь, чей это голос ты слышала у двери?

— Да… Доктора…

— Медынина? — быстро спросил следователь.

Девочка наклонила голову.

Несколько минут никто из нас не сказал ни слова — ребенок, у которого убили мать, следователь, стоящий около убийцы и не веривший в его виновность, и человек, который убил и ничего не помнит…

— Валя, где ты была потом? — спросил следователь, нарушая молчание.

— Когда я спустилась по крыше из окна… до земли невысоко… я убежала в лес… около дома. Там раньше был старый погреб… Там я была почти целый день…

— Валя, вы видели после этого Медынина… доктора? — спросил я девочку.

— Утром я видела, когда вас еще не увели из дома… он выбежал из ворот, побежал в лес… Он кого-то кричал… мне показалось, что он звал меня, только я не шла, потому что боялась…

— Было у него что-нибудь в руках?

— Да… кажется, топор…

Мы со следователем переглянулись. Он стал что-то чертить на бумаге.

— Так были расположены комнаты? — спросил он одновременно меня и Валю. Мы взяли чертеж и внесли свои поправки. Вот приблизительно место, где разыгралась вся драма.

— Так? — спросил следователь.

— Так, — ответили мы с Валей.

— Хорошо… Теперь прощайте пока, — кивнул он мне головой, — я проведу вас до конвойных…

Когда мы вышли в приемную, где сейчас не было ни души, следователь схватил меня за руку и крепко пожал.

— Не падайте духом, — дружески сказал он, — я добьюсь до истины.

— Спасибо… Но как? Как вы докажете? — убито спросил я. — Ведь все против меня…

— Нет, нет… Я заметил кое-что… Если я нападу на одну нить, я прослежу до конца.

— Но убийца… Кто же в конце концов убил?.. Кто ударил топором эту женщину?..

— Вы, — отвернувшись, кинул следователь[2], — это невозможно отрицать…

— Как же вы говорите, что…

— Я ищу настоящего убийцу, — твердо сказал следователь, — и найду его… Прощайте…

Через два дня я снова был у судебного следователя. Меня проводили в кабинет и я дожидался в сумерках догорающего дня, когда следователь вернулся домой.

Прошло четверть часа, и он вышел в кабинет, чем-то взволнованный, и с жадностью закурил папироску.

— Я снова вас вызвал, — отрывисто сказал он, стараясь придать своим словам тон официальности, — мне нужно еще кое-что спросить у вас.

— Пожалуйста, — грустно сказал, я, — только я ничего не знаю, ничего не помню… Уже доказано, что я убийца, остается только судить меня и отправить на каторгу…

— Послушайте, — вдруг порывисто заговорил следователь, подымаясь с кресла, — я клянусь вам, что первый раз в жизни мне приходится так разговаривать с подсудимым… В первый раз у меня такое дело… А не могу, понимаете, не могу его вести так, как вел все… Я поступаю противозаконно, я превышаю свои права, но я хочу вырвать вас из этого кошмара, потому что вы первый убийца, который…

— Все-таки убийца? — бледнея, спросил я.

— Да, да, убийца, потому что убили вы… но убийца невиновный, как охотник, убивающий в темноте товарища… Больше того, как слепой, который не видит, что делает…

— Но что же делать?! — в отчаянии спросил я.

— Ждать и работать дальше… Слушайте! Если бы кто-нибудь узнал то, что хочу сделать я сейчас, я, может быть, сам бы был на скамье подсудимых, но я хочу и во что бы то ни стало заставлю Медынина говорить правду…

— Вы арестуете его? — радостно спросил я.

— Вы рассуждаете, как ребенок, — сухо ответил следователь, — у меня есть улики против него, как сообщника… Из дела, из показаний ваших, Вали и Николая, я вижу, что он был подготовлен к убийству и не оставался безучастным, но нужно заставить его еще раз подтвердить это и добиться новой лжи, чтобы ваш защитник мог построить на этом свою защиту… Я не имею права нарочно запутывать свидетеля, каковым только сейчас является Медынин, но когда я убеждусь, что он убийца, да еще так подло действовал вашими руками — я должен допустить все…

— Что же мне делать…

— Идти в соседнюю комнату. Оттуда вы услышите и увидите все. В течение этого часа я вновь опрошу всех, кто был на этой усадьбе в день убийства…

— А Медынин?.. — глухо спросил я.

— Медынин здесь. Я сейчас попрошу его сюда.

Я встал со своего места.

— Где он?

— Не волнуйтесь. У меня много комнат. Ну, идите и слушайте… Помните, что сейчас вы не обвиняемый, а мой помощник, чтобы распутать этот клубок… Идите отсюда… Оставьте дверь немного приоткрытой… Я зажгу здесь свет, вы будете в темноте и не пророните ни одного слова…

Я посмотрел на него благодарным взглядом, вышел из кабинета в соседнюю комнату и замер около двери…

Я невольно отшатнулся от двери, когда в кабинет вошел Медынин и вежливо поклонился следователю и беспокойно огляделся по сторонам.

— Я побеспокоил вас, господин Медынин, — сказал следователь, снова закуривая папироску, — но мне нужно вас еще спросить кое о чем, чтобы представить суду окончательное следствие… Убийца в тюрьме и скоро, надеюсь, он понесет наказание…

— Бедный молодой человек, — спокойно проговорил Медынин, — мне в глубине души даже жаль его, несмотря на горе, причиненное им мне…

— Я боюсь, что мне придется вас огорчить еще больше, — мягко сказал следователь, — вы давно не были в вашем имении?

— Я выехал оттуда в день убийства…

— Так, значит, вы не знаете? — спросил следователь, смотря в глаза Медынину. — Ничего не слышали?

— Что? — с испугом спросил Медынин.

— О том, что дочь убитой…

— Нашлась? — бледнее вскрикнул Медынин.

— Убита, — тихо проговорил следователь.

Я не мог точно рассмотреть лица Медынина, но по тону его дрожащего голоса я почувствовал, что эта весть радостно кольнула его в сердце.