— Где? Когда? — переломив себя, огорченным голосом спросил он.

— Несколько дней тому назад нашли ее полуразложившийся труп… Недалеко от вашей усадьбы. А в десяти шагах от нее — топор, которым…

— Какой топор? — глухо спросил Медынин.

— Которым убита ее мать. Тот самый топор…

— Как же он попал туда, — опустив глаза, проговорил Медынин, — как же…

— Очевидно, убийца, не найдя девочки, которая бежала, бросился разыскивать ее в лесу… Так могло случиться, господин Медынин? — медленно сказал следователь.

Медынин на секунду задумался. Потом, видимо, какая-то мысль блеснула у него в голове, и он ответил:

— Могло… Да, так могло случиться… Агнатов, не найдя девочки, мог броситься за ней в лес… Да, так могло…

— Да… Я совершенно забыл, — как будто вспомнив что-то, сказал следователь, — что ведь первый раз топор нашли у Агнатова стражники, когда его допрашивал становой в вашем кабинете, так что топор мог быть вынесен из дома только в момент допроса Агнатова… Вы не помните, в это время никто не выходил из дома?

— Нет, — твердо произнес Медынин. — В доме были стражники, становой, я и Николай, которого в это время тоже допрашивали…

— Так, так, — задумчиво произнес следователь, — скажите, господин Медынин, в день убийства каково было здоровье убитой?

Медынин немного помолчал, потом ответил:

— Она хворала.

— Откуда вы знали это?

— Мне говорила Валя…

— Часто ли она хворала?

— Часто.

— Лечили ли вы ее?

— В этот день… убийства… я велел Николаю, чтобы он ночью еще запряг лошадь и съездил рано утром за доктором…

— Так что узнав о убийстве, вы велели распрячь ее?

— Нет, Николай поехал в соседнее село за становым и стражниками.

— Скажите, а раньше приходилось вам так рано посылать за доктором?

— Нет, — резко ответил Медынин, — не приходилось. Разве это относится к делу?

— Нет, это простое любопытство, — так же резко произнес следователь, — меня очень интересует это дело… Но, простите, — мягко добавил он, — я вас, кажется, утомил…

— Пожалуйста, пожалуйста, — вежливо-суховато кивнул головой Медынин, — я к вашим услугам…

— О, тогда я еще немного спрошу у вас, но пока… Пока я попрошу вас подождать меня в приемной… Мне нужно посмотреть кое-что в протоколе убийства.

Следователь проводил Медынцева до приемной, в которой я мельком заметил дежурившего полицейского, и плотно притворил дверь. Отойдя от нее, он быстро вошел в комнату, где стоял я, и спросил:

— Слышали?

— Ну? — нервно спросил я. — Я ничего не понимаю…

— Потом поймете… Слушайте дальше…

Он позвонил, вошел полицейский, которому он что-то сказал. Тот кивнул головой и вышел, а через несколько минут в кабинет из боковых дверей вошел Николай.

Кабинет следователя сообщался с другими помещениями в квадрате, приблизительно так:

Медынин, сидя в приемной, дверь из которой была заперта, не мог ни слышать разговора, ни видеть разговаривающих.

— Садитесь, — кивнул головой на кресло следователь.

— Ничего… Я постою, — робко сказал Николай.

— Скажите мне, — спросил следователь, роясь в бумагах, — хорошо вы помните все, что произошло в эту ночь?..

— Может, забыл немного чего, — тихо сказал Николай, — а так, кажется, помню все…

— Скажите мне — где находится у вас конюшня в усадьбе?

— Да на заднем дворе…

— А куда выходит окно из комнаты убитой?

— На передний двор… К воротам…

— Где вы держите лошадь, когда запряжете ее, прежде, чем подать к крыльцу…

— Да там же… На заднем дворе. К столбу привязываем…

— А где в эту ночь была лошадь?…

— Барин приказал ее ночью запрячь и на передний двор вывести… Привяжи, говорит, ее к воротам, а сам постой… Может, рано ехать надо будет… Барыня хворает…

— Ну, а если бы вы оставили лошадь на заднем дворе у конюшни, куда бы вы пошли?..

— К себе… Спать бы лег…

— И не могли бы очутиться в коридорчике у комнаты убитой?

— Да зачем же я туда бы пошел?..

Следователь несколько секунд молчал, что-то чертя пером на бумаге.

— Вы точно помните, что когда убийца влезал в окно, у него что-нибудь было в руках?..

— Помню. Топор был…

— А когда вы были в коридоре и он выходил из комнаты, у него в руках ничего не было? Вы, кажется, так раньше показывали.

— Так… Ничего не было…

— Он пошел к себе в комнату?

— Да. К себе…

— Вы сейчас же вошли в дом, как услышали со двора крики?

— Сейчас же..

— Барина около комнаты убитой не было?

— Не было…

— А кто же вам сказал, что надо ехать за становым?

— Барин.

— А где же вы его увидели?

— Стою я в коридорчике… Прошло с четверть часа, а потом слышу, барин выходит из своей комнаты, идет ко мне, увидел и говорит…

— Удивился он, когда увидел вас?

— Да не знаю, ничего, кажется…

— Ну, что же он сказал?

— На, говорит, Николай, письмо… Отвези его скорее в село к становому… В доме несчастье…

— Погодите… Вы были в коридорчике у двери в комнату убитой, когда в комнате был Агнатов?

— Так точно…

— За это время, пока Агнатов был там в комнате, никто не входил?

— Никто.

— А в промежуток времени, когда Агнатов вышел, а Медынин увидел вас, тоже никто не входил туда?

— Никто…

— Значит, Медынин сказал вам о несчастье Б доме, выйдя из своей комнаты?..

— Да, из своей…

— Хорошо… Когда вы уехали, значит, в доме остались Агнатов и Медынин…

— Да.

— Что делал Медынин в то время, когда вы уезжали?..

— Барин стоял на террасе и смотрел, как я уезжаю…

— Долго смотрел?

— Не помню уж, ваша милость…

— Так, так!.. Ну, а в то время, когда он смотрел на вас с террасы, никто не мог снова пробраться в комнату?

— Нет, не пройдешь… Дверь-то с террасой рядом…

Следователь начертил что-то на бумажке и подал Николаю.

— Так расположено?

Николай посмотрел на бумажку и кивнул толовой.

— Теперь скажите мне, — спросил следователь, — когда стражники приехали, ворота за ними вы закрывали?

— Становой велел. Запер.

— А когда они уводили Агнатова, ворота-то заперты были?

— Ворота? — переспросил Николай и вдруг с изумлением посмотрел на следователя. — Ворота-то ведь в это время открыты были…

— А из комнаты кто-нибудь выходил?

— Из комнаты?… Барин только куда-то ходил… А больше никто…

— Вы свободны, — сказал следователь, — можете идти… Нет, нет, не в приемную… Опять в ту комнату и пошлите мне девочку…

— До свидания, господин следователь…

Стоя за дверью и вслушиваясь в каждое слово, произнесенное в кабинете, я совершенно терял голову. Что могли дать эти показания, раз они в конце концов сводились к тому, что убил все-таки — я. Я выходил из комнаты, меня нашли окровавленным, мой топор…

— Войди, войди, — донесся до меня ласковый голос следователя, — иди сюда, малютка…

Он поднялся с кресла, подошел к вошедшей девочке и погладил се по голове. Насколько я мог заметить, в течение нескольких дней, когда я не видел ее, Валя еще больше побледнела и детское личико сделалось каким-то скорбно-серьезным…

— Грустишь, Валя? — спросил следователь.

Валя отвернулась и заплакала.

— Ну, не плачь, детка… Я не буду тебя волновать… Скажи, Валя, ты знаешь, где мама прятала бриллианты?

— Знаю, — сквозь слезы отвечала девочка.

— Где?..

— У себя в комоде, в верхнем ящике.

— Он был заперт?

— Да.

— А у кого был ключ?

— Ключи были у мамочки и у доктора.

— Почему ты думаешь, что у доктора, детка?

— А потому, что когда мы приехали и мама потеряла какой-то ключ, доктор сказал ей, мамочке, что если потеряет, то у него есть другие…