А между тем Далланис, обнаруживший, что его гость пропал, оставив на своей кровати смятую записку, перечитывал ее уже четвертый раз.

"Произошла ошибка. Я совсем не тот, кем вы меня считали. Я назвался первым именем, которое пришло мне в голову, но ничего не знал о том, что оно значит. А потом я побоялся объяснить, как сильно вы ошиблись. Получается, я лжец и трус. Но я бы не хотел, чтобы из-за меня вы потеряли деньги. Надеюсь, вы простите мой обман. И пусть у вас все будет хорошо.

Прощайте.

Безымянный"

Высыпанных на кровать поверх пергамента серебряных монет хватило бы на то, чтобы заплатить за перевоз по меньшей мере троих взрослых, но Далланис даже не смотрел на деньги. Казалось, что он вообще потерял способность видеть что-то, кроме строк, которые он раз за разом перечитывал – от слов "Произошла ошибка" и до подписи, стоявшей под письмом.

Безымянный!

Что и говорить, мальчик был совершенно не похож на Миэльриксов – леких в кости, светловолосых, сероглазых рыцарей из Северных земель. Чтобы у кого-нибудь из них сын оказался таким смуглым и темноволосым, ему следовало бы взять в жены чистокровную южанку. А ведь Миэльриксы с большим удовольствием женились на своих кузинах, как бы охраняя свое королевское происхождение от примеси плебейской крови.

Да, что и говори, на Северных изгнанников Крикс был совершенно непохож.

Если Далланис верил в то, что его гость был Миэльриксом, то лишь потому, что так было удобнее и… безопаснее. Потому что стоило отбросить эту мысль, как на глаза ежеминутно лезло невозможное, убийственное сходство между мальчиком – и Наином Воителем, отцом нынешнего Императора. Было время, когда Далланис охранял шатер правителя вместе с другими меченосцами "золотой сотни", и в те дни ему случалось видеть Наина так же близко, как сегодня – капитана Торвина. Да что там, приходилось даже говорить с правителем, охотно снисходившим до беседы со своим эскортом. Потому, наверное, и полным именем правителя в их сотне называли редко. Скажешь "Наорикс" – не сразу и поймут. Все больше "Наин". Ведь у каждого дан-Энрикса помимо династического имени было еще и личное, домашнее, известное только семье да самым доверенным людям. А у Наина таких доверенных и близких было – пол-Империи. Далланис, как другие новобранцы из числа его телохранителей, донельзя гордился выпавшей ему честью и соревновался с остальными за расположение правителя. То есть старался постоянно находиться рядом, исполнять любой приказ чуть ли не раньше, чем Наорикс его произнесет. Короче, насмотрелся. И на Наина, и на Валларикса – совсем еще мальчишку, не способного сражаться наравне со взрослыми, но все равно сопровождавшего отца в походах. И теперь, хотя прошло уже без малого пятнадцать лет, покойный Император вспоминался ясно, как живой.

Особенно в последние недели, когда перед глазами у Далланиса все время находилась его живая копия. Конечно, сравнивать взрослого мужчину – и мальчишку десяти-двенадцати лет от роду не так уж просто, но на этот раз их сходство было просто невозможно не заметить. Причем дело было даже не в чертах лица, а в чем-то более значительном, хотя и трудноуловимом. Далланис щелкнул пальцами, припоминая свои наблюдения. Да, внешнее сходство было несомненным, режущим глаза. В развороте плеч, в манере улыбаться или хмурить брови, в мимике, в привычке думать, опустив подбородок на руку и безотчетно водя большим пальцем по губам. Если бы Наин мог воскреснуть, то Далланис бы решил, что перед ним – его очередное воплощение. Он, не задумываясь, посчитал бы мальчика бастардом Императора, если бы тот не умер так давно… гораздо раньше, чем мог бы родиться Крикс.

Точнее, Безымянный.

– "Безымянный"! Черта с два… – пробормотал Далланис. – Уж я не знаю, в чем тут дело, но одно мне совершенно ясно. Будь я проклят, если этот парень – не дан-Энрикс.

Привычка разговаривать с самим собой оказалась очень кстати, потому что на сей раз Далланис нипочем не стал бы с кем-нибудь делиться сделанными наблюдениями. Он прекрасно понимал, что эти мысли – не из тех, которые можно доверить постороннему.

– Интересно, как он доберется до Адели в одиночку?… – несколько минут спустя вздохнул купец.

На сей раз Ирем явно никуда не заходил, чтобы переодеться после путешествия. Валларикс сделал вывод, что от Мелеса рыцарь поехал напрямик, верхом – иначе он бы не был с ног до головы покрыт дорожной пылью. Со стороны это смотрелось так, как будто пыль не только осела на его плаще и сапогах, но и въелась в кожу рыцаря. Хотя, возможно, лицо Ирема казалось посеревшим просто от усталости.

Он с грохотом захлопнул за собой входную дверь и безо всяких предисловий выдал:

– У меня для вас плохие новости, мой лорд. Мальчик пропал. Сперва он убежал из дома – причем именно тогда, когда я был в его деревне. Потом я мельком видел его в Энмерри, буквально накануне своего отплытия. Я приказал его найти, но этот маленький паршивец… извините, государь… в общем, мальчишка как сквозь землю провалился. Я оставил в крепости Эрлано, своего оруженосца, и еще двух рыцарей, и поручил им проследить за поисками, но надежды мало. Поначалу я не сомневался, что ребенок его возраста, оказавшийся в полузнакомом городе, найдется очень быстро. Разослав людей по городу, я прождал в "Четырех дубах" до вечера, но ничего так и не узнал. Я почти уверен, что он влип в какие-нибудь неприятности еще до нашей встречи. А уж о том, что могло случиться с ним позднее, мне даже думать тошно. Можете отправить меня в Адельстан. Это, конечно, делу уже не поможет, но, по крайней мере, будет справедливо. Вы послали меня выяснить, что стало с мальчиком, а теперь мы знаем о нем меньше, чем когда-либо. И это исключительно моя вина.

Император, как раз заканчивавший завтракать – а в последние недели завтракал он чаще всего в той же комнате, где разбирал бумаги, по привычке сидя за массивным письменным столом – отодвинул свой прибор и внимательно выслушал Ирема. Потом вздохнул:

– Не преувеличивай, сэр рыцарь. Для начала сядь. Ты, как я вижу, еще не совсем пришел в себя с дороги. Я сейчас велю подать вина, мы выпьем, а потом ты мне расскажешь о своей поездке.

Рыцарь нахмурился и явно собирался что-то возразить, но Валларикс, изящно промокнув губы льняной салфеткой, уже повысил голос, окликая слуг, и лорду Ирему не оставалось ничего другого, как на время успокоиться и сесть. Он опустился в первое попавшееся кресло, опустив голову и сцепив пальцы рук в замок. Теперь стало еще заметнее, что рыцарь вымотан поспешным возвращением в Адель и чувствует себя неважно.

Валларикс тем временем велел слуге подать им две бутылки аларского "Пурпурного сердца" и кувшин оремиса. А заодно распорядился поставить у дверей гвардейца, чтобы их беседе неожиданно не помешали.

– Извините, государь, но я не понимаю, почему вы так спокойны, – хмуро сказал Ирем, игнорируя предложенный бокал. – Мы не знаем, где сейчас находится мальчишка, и теперь уже не сможем чем-нибудь ему помочь. Я считал, – и до сих пор считаю, – что ответственность за то, что все так получилось, целиком и полностью лежит на мне.

Рыцарь порывисто поднялся и прошелся взад-вперед по комнате, как будто собственные мысли не давали ему усидеть на месте.

– Если ваш… хм-м… подопечный попадет в беду, то, конечно, по моей вине, – сказал он с горечью. – Вы знаете, он ведь просился в Энмерри с моим отрядом. А я только посмеялся… хотя следовало бы понять, что он серьезно вбил эту идею себе в голову. Вот и получилось, что он убежал из дома прямо у меня под носом. Это было бы даже смешно, если бы не грозило нам такими неприятными последствиями! Представляете, я ведь едва не стал свидетелем его ухода, а точнее – разминулся с ним всего на несколько минут. Если бы я догадался о его побеге той же ночью или хоть на следущее утро, было бы еще не поздно что-то предпринять. Но утром мой отряд уехал из деревни засветло, и по дороге нам никто не попадался. А потом, в Энмерри, я увидел мальчика в таверне и, должно быть, напугал его… чем окончательно испортил дело.