— Вы судите дуэль да Агато и да Эскопаро?

— Да. Не дадут выспаться, сукины дети! Через час заканчивается мое дежурство, а еще спустя час, на кладбище за храмом назначена дуэль между двумя этими взбалмошными детьми! Но я думаю, что мы сможем помирить их и крови не будет. Причина для дуэли пустяковая, а вызов прозвучал, когда оба были сильно пьяны.

— Мне нужно, чтобы дуэль состоялась, Пруст.

— Что?! Но зачем?

— Не волнуйтесь, крови я постараюсь не допустить! Мне нужно надавить на отца баронета да Агато, а лучше всего это сделать имея на руках какой-нибудь проступок его сына. Я пошлю людей к началу дуэли и арестую обоих. Да и вас под шумок, так что — будьте готовы. Сможете убедить да Эскопаро, вы ведь его секундант, в том, что мальчишке да Агато следует преподать урок?

Виконт помрачнел, но кивнул. Пристально посмотрел в глаза Бенедикту и спросил:

— Это правда необходимо? Да Агато — щенок, мальчишка! Эскопаро выпотрошит его за минуту!

— Необходимо, Пруст. Сейчас просто поверьте мне, а когда это закончится, я все расскажу, даю слово. И, уговорите да Эскопаро поиграть с да Агато подольше. Дайте время моим людям подойти поближе.

— Хорошо, я это сделаю. — буркнул да Коста, сделал шаг назад и добавил, куда более громким голосом: — Катитесь к демонам, да Гора, с вашими идиотскими подозрениями! Я думал вы дворянин, но вы лавочник!

И развернувшись, направился к своим товарищам, даже спиной излучая презрение к недавнему собеседнику. Гвардейцы, слышавшие только последнюю фразу беседы, встретили его приближение одобрительными возгласами. Бенедикт не сомневался, что его агент прямо сейчас придумывает историю про подлого кансильера и несгибаемого гвардейца. Все-таки — рассказчиком он был великолепным!

Спустя полтора часа Бенедикт со своими людьми уже был на храмовом кладбище. Оно уже давно не использовалось по назначению, (ныне умерших хоронили за внешними стенами), но территорию занимало огромную. Только на памяти барона, маркиз Фрейланг уже четырежды поднимал вопрос с иерархом фрейской Церкви о сносе части кладбища — все-таки центр города. Но архипрелат АлонзоПервый пока демонстрировал непреклонность. Видимо, размер отступных его не удовлетворял.

А пока власть мирская боролась с властью духовной, столичные дуэлянты во всю лили свою горячую кровь на старые могилы. Храмовый погост пользовался у дворян устойчивым спросом — в тени вековых деревьев и в отсутствие свидетелей было очень удобно решать вопросы чести. И — романтично.

Говорили, что еще десять лет назад герцоги Фревелинга держали здесь постоянный патруль городской стражи, который, впрочем, не особенно помогал снизить уровень дуэлей. Звонкая монета пропускала желающих подраться внутрь и закрывала глаза стражникам.

Люди да Гора окружили место дуэли, укрывшись в тени тех самых деревьев и ждали сигнала к началу действий. Местность ими просматривалась отлично, к тому же секунданты да Агато и да Эскопаро выбрали для поединка чести почти идеально круглую поляну. Тусклый утренний свет очерчивал пеньки надгробий и склепов.

Самому барону оставалось только коротать время в размышлениях. Он все еще сомневался, что план (авантюра же, чистой воды!) предложенный табранским полковником, сработает так как нужно. Нет, дуэлянтов-то они задержат и бросят в подвал. И страху на них нагонят. Но вот будет ли старший да Агато говорить, прижатый проступком сына? По логике — должен. Но, если бы мир подчинялся только логике, — всей этой кутерьмы с заговором, демаршем и браваттой не было бы.

Барон, мог, например, встать в позу и послать да Гора в Преисподние. Бенедикт почти слышал голос мужчины:

“И чем же мне и моему сыну грозит отказа сотрудничать с вами, синьор кансильер? Ах, вы упечёте моего первенца в пехотную баталию младшим офицером? Ну что ж,я могу лишь поблагодарить вас за протекцию, мальчишке давно пора хлебнуть настоящей солдатской жизни!”

Мог. Мог! Но вряд ли бы стал. Барон-заговорщик сам служил в армии и прекрасно знает какой уровень потерь в баталии во время войны. А до нее, до войны — всего-то три месяца и осталось! Выживет сын в мясорубке, которую устроят скафильцы фреям или нет? Готов ли отец сыграть на жизнь своего единственного сына? Очень вряд ли!

С другой стороны он мог рассчитывать, что укрепившись после победы над Фрейлангом таны помогут ему с переводом первенца в менее опасную для жизни и более комфортную для карьеры часть. И тогда — сыграет.

Полчаса под аккомпонимент подобных мыслей пролетели незаметно. Услышав негромкие голоса, Бенедикт встрепенулся и стал наблюдать за разворачивающимся действом. Сам он вмешиваться не собирался.

Дуэлянты подошли с разных сторон кладбища практически одновременно и остановились на оговоренном месте. В этом был своеобразный шик негласного дуэльного кодекса: прийти не раньше и не позже своего противника, причем выйти к месту поединка с противоположной от своего противника стороны. Сами дуэлянты, по крайней мере явно, подобными тонкостями себе головы не забивали, а вот те, кто брал на себя обязанности их секундантов, — работали в полную силу, согласовывая друг с другом и время и маршруты. Дурость, если вдуматься! Но дурость, освещенная веками, это уже — традиция!

Три человека с одной стороны, три с другой. Бенедикт всмотрелся в фигуры, полускрытые расстоянием и слабо освещенные поднимающимся солнцем. Усмехнулся. Священник пришел с компанией да Агато, в то время как медикус — с да Эскопаро. Это тоже была часть правил: секунданты бросали жребий, чтобы выяснить, какая из сторон отвечает за молитвы, а какая за лечение. Иметь в своей дуэльной свите жреца Единого считалось дурным знаком.

По красному плащу (да Коста явился на дуэль в форме) да Гора узнал своего агента. Тот как раз сейчас наклонился к уху Эскопаро и что-то ему рассказывал. Барон скорее догадался, чем увидел, как поединщик кивал в ответ.

Затем вперед выступили секунданты. Проговорили положенные слова, которых Бенедикт не слышал, но прекрасно знал: “Не желают ли синьоры примириться и простить друг другу нанесенные обиды?” После чего (да Коста явно отлично сыграл свою роль и распалил да Эскопаро), дуэлянты вышли на позиции.

Драться решили на шпагах и это было хорошо. Клинковая дуэль длиться дольше, чем на пистолях, а значит у людей да Гора будет достаточно времени чтобы подобраться и арестовать драчунов. Барон дал знак своим людям и кольцо вокруг дуэлянтов начало смыкаться.

Но надеждам на успешное завершение дела было не суждено сбыться. Поскольку закончилось все быстрее даже, используй дуэлянты пистоли. Не было никакого мелькания клинков, никакого прощупывания противника осторожными ударами. Да Эскопаро отсалютовал своему противнику, опустил клинок в среднюю позицию и моментально атаковал. Сделав длинный стелющийся шаг с одновременным выпадом, он пронзил корпус да Агато.

“Демоны!” — только и успел подумать да Гора. И бросился бежать к дуэлянтам, один из которых уже падал срубленным деревом, а второй — вытягивал из рукава платок, чтобы оттереть с клинка кровь.

— Коронный сыск! Оружие в ножны!

Это орали его люди, тоже увидев нештатное развитие событий. Они рассчитывали успеть, пока поединщики обменяются прощупывающими ударами, после которых уже нельзя будет отговориться, что они вышли погулять под лунным светом на кладбище исключительно из-за любви к подобным прогулкам.

Все замерли. Да Эскопаро остановил руку с платком, в полусогнутом положении остановился медикус, кинувшийся к поверженному да Агато, испуганно дернув головой застыл жрец. Поляну наводнили люди барона, выкрикивая требования оставаться на местах и отсекая возможности для бегства тем, кому в голову могла прийти такая идея. Никто, однако, бежать не спешил.

Бенедикт первым делом подбежал к лежащему на земле дуэлянту и, увидев рану, пробормотал проклятье. Удар да Эскопаро пришелся юнцу да Агато в живот, на ладонь выше пупка. С такими ранениями шанс выжить, конечно, имелся, но Единый свидетель — крайне невысокий!