Кен тоже мог насчитать несколько личных достоинств. Он едва ли прибавил хоть фунт с колледжа, он до сих пор обладал всеми волосами и страстью к развлечениям, которую он мог отключить, если ему надо было произвести серьезное впечатление на кого-нибудь с высоким уровнем интеллекта и жизненного опыта. Он был смуглым, голубоглазым, относительно высокого роста, и все еще оставался звездой ежегодных спортивных соревнований учителей и родителей.

Все эти мысли суммировались в своего рода тихое удовлетворение собой, которое струилось по нему в момент пробуждения.

Было первое ноября и все еще не рассвело. Он должен был, по возможности, подобрать Арта Уоллеса и Грэга Андерсона до семи часов. Впереди у них очень долгий переезд, а он с сильного похмелья. Вчера они с Эллен устраивали прием с буфетом, и он несколько надрался. Как, в общем-то, и все. Поводом был Хеллоуин. Арт, Грэг и их жены, Пэт и Сью, прибыли вместе с Энни и Томом Перселом, Биллом Картером и ее подружкой, и относительно новеньким для их многоликой давности человеком, по имени Цол Волконский, который был очень подходящим для знакомства парнем, так как имел необходимые связи в столице и мог устроить все, что угодно. Он храбро противился уличному холоду ради гриль-печи и ланча с чересчур большим количеством пива, весь полдень проиграл с детьми в мяч, а потом, после легкого обеда, началась серьезная выпивка.

Женщины, как обычно, болтали о всякой чепухе, а мужчины обсуждали ежегодную охотничью поездку Кена, Грэга и Арта на озера северного полуострова Мичиган. Она должна была начаться на следующий день, и они бесконечно спорили о том, что они набрали в прошлом году, чем не стоит утруждать себя в этом, и наоборот. Они вспоминали древние истории о том, кто пристрелил какого кабана и когда, и кому удалось влить в себя большее количество «бурбона» за ночь. Перселл, Картер и Волковски открыто завидовали. Охотничий домик Кена, Арта и Грэга был чем-то исключительным. С годами, они с улыбкой, но непреклонно, отклоняли попытки всех и каждого пристроиться к ним.

Много за полночь все гости, наконец, разошлись. Кен, скорее в качестве традиционного прощания, чем из какого-то особого желания, занялся с Эллен сексом. Потом она вдруг неожиданно возбудилась и захотела повтора, так что ему пришлось зарядиться по второму разу. Спал он, как мертвец.

Вот сейчас она шевельнулась рядом с ним. Он ощутил наготу ее тела. Она всегда спала вот так, вытянувшись. Одна из ее грудей, трепещуще мягкая, лежала на его предплечье. Он подумал, что мог бы раздвинуть ей ноги и быть в ней, прежде чем она успела бы проснуться настолько, чтобы осознать, что ока слишком устала, чтобы чего-то желать. К моменту, когда я кончу, она уже проснется достаточно, чтобы захотеть добавки. Именно так и надо оставлять женщину, чтобы она считала дни до твоего приезда, до того, как ты закончишь то, что начал перед отъездом. Но после прошедшей ночи это усилие казалось чрезмерным.

Он тихо выбрался из постели. В ванной он прикрыл дверь и включил душ. Клетка за клеткой он начал оживать. Он вычистил зубы при помощи пасты Алка-Зальтцер, изгнал изо рта большую часть оставшегося привкуса бурбона, потом тихо оделся. Холщовые брюки, тяжелая шерстяная рубаха и носки; высокие охотничьи сапоги на шнуровке.

Эллен прошлой ночью сказала, что на кухне оставит кофе. Он мягко вышел из спальни, прошел гостиную, где первые лучи серого рассвета делали обстановку призрачной. Он прокрался в зал мимо комнаты, где спал Пит.

Дверь была открыта. Спит ли он? Эллен говорила, что он почти никогда не закрывает глаза. Она сказала, что он просто лежит, час за часом, всматриваясь в темноту, выжидая.

Брр, мороз по коже. Прекрасный, но безумный. Шестнадцати лет, но умственно — только года два или три. Пити был ребенком Пола Волковски, который был вдовцом. Никто не знал, как умерла его жена. Он никогда не говорил о ней. Он нанял для Пити круглосуточную няню, не красавицу, но и не уродину, настолько, чтобы люди могли предположить, что он с ней изредка спит. Нельзя же ожидать от такого парня, как Волковски, монашества. Няни у настоящий момент не было. Каждую осень она брала отпуск на шесть недель, чтобы повидать больную мать в Калифорнии, а когда в это время ему надо было покинуть дом, то он просил друзей присмотреть за мальчиком.

Чаще всего это была Эллен. Ни Сью Андерсон, ни Пэт Уоллес не стали бы держать Пити в доме, заявляя, что он тревожит их детей. Возможно. Но Кен не мог «на самом деле в это поверить, потому что, когда другие дети смеялись и насмехались над ним, Пити в ответ только улыбался, очень нежно, а за этими голубыми глазами, глубоко посаженными на ангельском личике с белокурыми волосами, была пустота. Кому это могло повредить?

Кен нашел кофе, подогрел его, медленно выпил и начал страстно желать снова очутиться в постели. Он выругал себя за то, что не овладел Эллен, когда она была под рукой. Теперь, когда он был одет, у него появился интерес. Но вспыхнувшая у него в голове картина длительного переезда затмила эту фантазию. Он тихо поставил кофейную чашку в посудомойку, выключил свет и вышел.

Пол в зале был выложен выделанными вручную деревянными планками из заброшенного сарая в Иллинойсе. Панели, несколько стульев и скамья были подлинно раннеамериканские. Эллен всегда говорила, что они скрашивают современность гостиной. Здесь так же была подставка под оружие с тремя обрезами и четырьмя винтовками. Кен выбрал Ремингтон калибра 25–06 модель 600 и аккуратно приставил ее к стене с тяжелым рюкзаком, который он упаковал заранее. Это была скорострельная винтовка для любых целей, прекрасно подходящая и на мышь и на кабана, с большой точностью попадания на расстоянии до пятисот метров. Он отыскал свою охотничью шапку, с жетоном на отстрел кабана, небрежно прикрепленным с правой стороны. Он надел ее, взвалил рюкзак на спину, зажал винтовку под мышкой. Если он будет осторожным, то доберется до входной двери, никого не потревожив.

Он двигался тихо. Вдруг совершенно неожиданно рядом появилась Эллен, белизна ее тела ярко выделялась на фоне черноты распахнутого халата.

— Ты разве не хочешь попрощаться?

— Конечно, просто не хотел тебя будить.

Она прижалась к нему, поцеловала в щеку.

— Счастливо повеселиться, — сказала она.

— Смотри за детьми. — Винтовка не позволяла ему достаточно эффектно обнять ее. Он просто стоял недвижим.

— Скорей возвращайся. — Она снова поцеловала его, на этот раз открытым ртом, потянулась вниз и намеренно провела рукой по левой стороне его брюк, прижав ее там к объемистой мякости его члена, ровно настолько, чтобы почувствовать, как он непроизвольно прижался к ней.

Потом она удалилась.

«Стерва», — подумал он, — подожди вернусь домой.

Дверь, ведущая из зала в гараж, закрылась за ним с едва слышным щелчком. Он щелкнул выключателем, нажав зеленую кнопку открывания дверей, и большая дверь поползла наружу с низким электрическим гулом. Багажник на крыше форда был полностью загружен. Здесь были два подвесных мотора, две надувные лодки на шесть человек, четыре канистры с прессованым природным газом, несколько труб различной длины и аппарат для их нарезания. Их он прихватил потому, что некоторые трубы в охотничьем домике нуждались в замене. Все это было прикрыто резиновой тканью и крепко увязано.

Он еще раз все заново проверил, чтобы было наверняка. Потом закинул назад свою винтовку и рюкзак, выключил свет в гараже и включил зажигание. Мотор завелся медленно.

Он выехал навстречу рассвету, не включая переднее освещение. Лужайка с кустарником и тихим прохладным бассейном, оборудование которое было спрятано на зиму, выглядела мрачно одиноком, как кладбище.

Когда он направился по направлению к улице, в окне его спальни мелькнул кто-то. Эллен наблюдала за ним. Ему вспомнился сон, увиденный несколько ночей назад. Он вот так же уезжал прочь, и Эллен стояла у окна. И она говорила ему «прощай навеки», — потому что вернуться ему было не суждено.