— Женьке поручили пересчитать толщину свинцовой защиты от радиации. А он занялся пресс-формой для инвалидной артели. По заказу «частного предпринимателя» Рябчикова. Вдруг звонят из литейного, требуют техзадание на свинцовый экран. Он, видно, струсил, поднял старые данные, набросил три миллиметра, скорректировал старые чертежи и отослал.

— Что ж ты раньше молчал? До того, как…

— Я не знал! — перебил Стаса Левка. — И никто не знал. Просто я рассчитывал одну деталь и столкнулся с этим вопросом. Обратился к Женьке и понял: он ни черта не понимает. Потом он стал меня уверять, что спущенные им в литейный и к технологам размеры — самый раз. И стал жалеть, что в условиях завода нельзя замерить уровень радиации…

— Почему? — спросил Филипп.

— Потому, что за этот пункт отвечают авторы прибора — центральное конструкторское бюро, а не исполнитель — завод. Вообще-то на заводе даже нет своего изотопа.

— Интересно. Тогда как мне проверять уровень радиации? — произнес Филипп.

— Затребуй! — воскликнул Левка. — Ты понимаешь, насколько это серьезно! Людей можно облучить.

— Факт! — согласился Стас. — Если что случится, тебе отвечать в первую очередь.

— С ума можно сойти! — застонал Левка, глядя на рубашку Стаса. — Слушай, может быть, там есть еще одна?

— Откуда я знаю?! Я купил позавчера. Апельсиновых было несколько штук, — ответил Стас.

— С каких пор ты стал пижоном? — поинтересовался Филипп.

— С некоторых! — исчерпывающе ответил Левка.

Он соскользнул с подоконника и побежал вниз, перескакивая через ступеньки. Верблюд остался с одним горбом.

Филипп оттолкнулся всем телом от рамы, подошел к перилам и заглянул вниз. На площадке второго этажа мелькнула фигура Нины из конструкторского.

— Его бдительности может позавидовать целая погранзастава, — пробормотал Филипп и повернулся к Стасу: — Пошли, что ли?!

— Как, по-твоему, он не мог ошибиться в расчетах?

— Левка?!

— Во всяком случае, необходимо еще раз пересчитать, прежде чем подымать шум.

— Посмотрим, что скажет Терновский.

Стас усмехнулся и полез в карман за папиросами.

— Я тебе не завидую.

Из дверей цеха вышел Женя Маркелов. Он занял у окна место Левки.

— Я думал, что ты решил не работать в ОТК. Где ты пропадал?

— Взвешивал и размышлял! — ответил Филипп. — Знаешь, мне поручили принимать ПОА.

Молчание.

— Ну так что?! Принимай. К сожалению, в условиях завода испытания с изотопом не предусмотрены. Глупо.

— Я знаю. Придется затребовать изотоп. Хотя бы для первых приборов.

— Речь не мальчика, а мужа, — усмехнулся Маркелов. — Для чего тебе эта возня? Есть инструкция по приемке и чертежи.

Стас притушил окурок о край подоконника и швырнул его в окно.

— Будет обычный разговор конструктора, запоровшего прибор, с представителем ОТК! Гуд бай, конгрессмены! Кстати, Филипп, без меня к Терновскому не ходи. Скушает! Я в лаборатории.

Стас ушел.

— Тебя Левка взбаламутил?

— Давай уважать слова, Женька! Не взбаламутил, а предупредил. Как честный человек и товарищ. И я буду делать то, что мне положено.

— Я знаю, ты упрям. Еще со школы знаю. Правда, мы никогда не были друзьями, но товарищами, черт возьми, были. Так что я не советую тебе вставлять палки в колеса. Можно завалить квартальный план. И начальство этого не допустит, поверь мне. Неприятностей не оберешься. И главное, ты ни за что не отвечаешь. Все по чертежам!

— Главное?! Главное — покалеченные этими чертовыми лучами люди.

— Не надо поз! За неделю — две работы с ними ничего не случится. А больше этот прибор не проработает, опытная партия с массой недоделок.

Женька, Женька! Они знакомы с четвертого класса. Они знакомы двенадцать лет. Бессменный староста! И в школе и в институте. Почему?! Не знаю. Его назначали. Классные руководители, потом деканат. Номенклатурный мальчик, номенклатурный студент. Странно, знал человека двенадцать лет и не знаю, какой он! У него искривленный мизинец на левой руке. Последствие полиомиелита. Долгие годы Женьку называли Мизинец. И все?! Нет, не все! Я его уважал. Он был неплохой староста. В институте это важно — разные ходатайства, просьбы. У них на факультете около двух тысяч студентов. И у каждого свои дела. Хороший староста — это очень важно. Вот теперь, пожалуй, и все! С Левкой познакомились в институте, а знаю о нем больше, чем о Маркелове.

— Мы не дети. Жизнь есть жизнь. Ты ведь понимаешь, мне может влететь за ПОА.

— Принимая во внимание пресс-форму для артели инвалидов?

— Кто о ней знает? И моей подписи нет в чертежах!

— А на ПОА есть?

— Еще бы! Конструктор — Маркелов! И мы неплохо с тобой посидим на аванс, что я сорвал за пресс-форму, а, Филипп?

— Взятка?

— Кретин. Мы же друзья!

— Дай закурить.

Женя достал сигареты и протянул Филиппу. «Яхта». С фильтром. «Бережет здоровье», — подумал Филипп и закурил от маленького пистолетика-зажигалки.

— Ну ладно, я пошел! — Женя подбросил зажигалку и ловко поймал.

— Погоди!

У сигареты теплый и горьковатый дым.

— В общем, я пересчитаю экран и, если подтвердятся Левкины выводы, прибор не приму!

— Напрасно! Боюсь, пожалеешь. Коллектив борется за план, а ты противопоставляешь себя коллективу. Есть такая формулировочка, — усмехнулся Женя, спрятал пистолет-зажигалку и ушел.

…Черт возьми! Мы стали совсем взрослые люди. Совсем! Со своей точкой зрения на жизнь. Когда это произошло? Школа, институт… Там все кажутся одинаковыми. Но там незаметно происходит накопление «количества». И вдруг в какое-то мгновение «количество» переходит в «качество». Левка, Женька, Филипп — исчезают! Появляются Лев Борисович, Евгений Степанович, Филипп Матвеевич! Взрослые люди.

Терновский сидел в своем небольшом кабинете. От его массивной фигуры кабинет казался еще меньше. Напротив, заложив нога на ногу, расположился заведующий лабораторией Зотов.

— Садитесь. Чего стоите? — предложил Зотов Филиппу и Стасу.

— Ты, Павел, распоряжайся у себя в лаборатории. Не заслужили. Пусть стоят. — Терновский оглядел ребят, продолжая копаться в ворохе бумаг.

Стас пожал плечами, Филипп, не торопясь, взял стул, слегка отодвинул его от стены и сел. Он слышал, как шорох бумаг на мгновение прекратился и вновь возобновился.

— Вы уже просматривали эту стопку, Виктор Алексеевич, — не выдержал Стас. В его тоне было искреннее доброжелательство.

— Не твое дело! — взорвался Терновский и повернулся к Филиппу: — Почему не приняли три прибора ПОА?

— Видите ли…

— Механическая часть в порядке?! — перебил Терновский. — Демагогию я рекомендую оставить в институте. Здесь производство. Завод! Механическая часть в порядке?

— В порядке! — сдерживая злость, ответил Филипп. — Что-то щелкает!

— «Щелкает». И это говорит инженер! Старший контрольный мастер! — не унимался Терновский.

— Ты, Виктор Алексеевич, напрасно. Парень несколько дней как на работе. Он даже не знает, как сдаточную подписать. Учить надо! — произнес Зотов и вышел.

Секунду Терновский прицеливался «двустволкой» в голубую дверь, потом что-то недовольно пробормотал и притих. Стас с интересом разглядывал кончики своих сандалет. Филипп разглядывал Стаса.

— Садись тоже, — кивнул Терновский Стасу. — Чего уж там.

— Вы не беспокойтесь, — голосом доставщика телеграмм ответил Стас. — Я и постоять могу. Мне нетрудно. Это Филиппу трудно с непривычки. Ничего, притрется.

— Прав Павел. Учить надо. А я тут раскричался, старый дурень. Сами понимаете, квартал сдаем. Думаете, мне легко? Да и нас никто не учил.

— Это заметно, — выдохнул Стас.

— Чего?

— Я?! Ничего. Вам показалось.

— Надоело все. Скорей бы на пенсию уйти, — почему-то впадая в дружескую откровенность, произнес Терновский. — Занялся бы садоводством на своей «сотке». В этом году огурчики снял. Один к одному.

— Зеленые? — поинтересовался Стас.