— Ты, что ли, новый отэкашник?.

— Ну, я, — ответил Филипп, сдерживая улыбку.

К этому человеку удивительно шло прозвище Миллиметр.

— Пошли, что ли… Виктор Алексеевич сказал, что ты будешь принимать ПОА, — торопливо проговорил он, то и дело озираясь.

Чувствовалось, он не любит эту комнату, где его встречали издевательским прозвищем.

— Моё фамилие Воробьев. Я мастер. Вот.

— Не «моё», а «моя». Столько лет живешь в Ленинграде и не можешь научиться правильно разговаривать! — задиристо проговорил Рябчиков.

— Не твое дело. Собрались тут рвачи всякие! Наряды только закрывать любите. Прохиндеи!

«Прохиндеи» дружно взвыли. Воробьев юркнул в дверь и поманил Филиппа. Филипп вышел.

— Не дай бог иметь такую бригаду на своем участке. И как с ними их мастер справляется?! — частил Воробьев, искоса поглядывая на Филиппа. — Так вот. Мы в этих ПОА все исправили. Отсекатель и вибратор. В общем, все.

Филипп с трудом узнал цех, покинутый несколько минут назад. Нет, это уже была не тихая заводь аквариума, наполненного сиреневой водой.

Скрип, стук, смех, звон, вспышки… Множество рук, мелькающих в воздухе; множество рук, снующих по верстакам; множество рук, держащих детали: хромированные, анодированные, дюралевые, латунные, из оргстекла…

Люди за верстаками похожи на бойцов в траншеях. Ряд за рядом, ряд за рядом. Одни одновременно встают. Другие одновременно садятся. Третьи нагибаются, выпрямляются; прохаживаются между верстаками.

Мешанина звуков, пятна света, запахи металлов, краски, кремния, табака. И над всем этим — песенка Буратино из детской радиопередачи…

Филипп двинулся за Воробьевым по узкому коридорчику между верстаками. Они пересекли цех.

У стены сидел худощавый парень. Перед ним на верстаке стоял прибор, окрашенный в серый молотковый цвет, с желто-красной табличкой: «Внимание! Радиоактивность!» Сквозь квадратное отверстие на верхней крышке прибора виднелась часть бункера, наполненного зеленоватой породой. Порода слегка подрагивала и уменьшалась в объеме — она просыпалась вовнутрь прибора.

— Вот он, мучитель, — проговорил Воробьев, присаживаясь на стул. — Принимай! Комплектация в порядке.

«Чертов Миллиметр, — подумал Филипп, — и главное, глаз не спускает. Как же его принимать? На вкус, что ли, попробовать?»

«Это очень хорошо. Даже очень хорошо-о-о!» — писклявил Буратино.

«Еще минута молчания, — Миллиметр поймет, что я олух в этих вопросах, и, конечно, воспользуется такой ситуацией», — думал Филипп.

— Слушайте, — заговорил худощавый парень. — Простите, я не знаю вашего имени.

— Филипп.

— А меня — Коля. Прибор этот новый. Только внедряется. Я могу дать вам чертежи. Посмотрите, тогда и принимайте.

Коля улыбнулся. Филипп тоже улыбнулся. Улыбнулся и Воробьев. Дальше водить друг друга за нос не было смысла.

«У Миллиметра симпатичная улыбка», — подумал Филипп, взяв в руки альбом с чертежами.

— Хотите, я расскажу вам принцип работы? — проговорил Коля. — Тогда легче будет разбираться в чертежах.

— Идет! — ответил Филипп и сел перед прибором.

— ПОА — это значит полевой обогатитель алмазов… Прибор лабораторный. В бункер засыпается раздробленная порода — кимберлит, содержащая алмазы. Задача прибора — отделить от кимберлита крупинки алмаза. Для этого порода подвергается облучению. А под действием радиации алмазы начинают светиться. И только алмазы — такая уж у них привычка… А дальше сплошная механика. Светящиеся алмазы воздействуют на фотоэлементы, срабатывает отсекатель — и алмаз попадает в копилку. Ясно?

— Ну, как в метро, когда опускаешь пятак, — пояснил Миллиметр.

Филипп кивнул.

— Значит, сейчас в приборе находится источник радиации?

— Нет. К сожалению, с изотопом прибор можно опробовать только на месте работ, а не у нас на заводе. Умненькие инструкции.

— Так что же заставляет светиться эти алмазы?

— Алмазы?! Я их и в глаза не видал. Мы забрасываем в пустую породу обыкновенный рис. А чтобы сработал фотоэлемент, рис покрываем фосфором. Доходит? Фосфор-то светится самостоятельно, и никаких тебе облучений не требуется. Ведь нам главное что?

— Мне главное, чтобы механическая часть была в порядке, — важно произнес Миллиметр.

— Тебе главное, чтобы ОТК пропустил, — пошутил Коля. — Главное — проверить, как срабатывает механическая часть под действием светового импульса. Не имеет значения для нас, фосфор это или облученный алмаз…

В это мгновение в приборе что-то резко щелкнуло.

— Вот! — радостно произнес Коля. — Поймали голубчика. Отсекатель работает мирово. Уже десятую рисинку поймал. Я засыпал двенадцать. Еще две — и будет сто процентов.

Филипп раскрыл чертежи. Темно-коричневые линии на светло-коричневом фоне отсинькованных листов для него были не просто абстракцией, а определенной и ясной мыслью. Он любил разгадывать такой ребус, за ним вставал конкретный предмет. Это было увлекательно и привычно. Разрезы, проекции, аксонометрия… Чертежи оживали!

— Электронная схема в ажуре! — послышался голос Стаса. Он стоял за спиной Филиппа, с интересом наблюдая, как Филипп будет «вживаться» в производство. — Я сам ее проверил. Правда, транзисторы шумят. Но ничего…

— И отсекатель с вибратором налажены, — заметил Коля.

Он повернул тумблер, и прибор захлебнулся пронзительным, дребезжащим звуком. Кимберлитовая порода стремительно уменьшалась в объеме.

— Порядок! — констатировал Стас.

— Ладно. Закругляйтесь, — вмешался Воробьев, — Просматривай комплектацию и подписывай сдаточную. Ну и приборчик! План прошлого месяца мы из-за него сорвали.

Воробьев подтянул к Филиппу ящик с комплектацией.

— Привет, старик!

Филипп обернулся. Левка скалил зубы. Руки у него, как всегда, были заняты какими-то деталями. Из кармана тужурки торчала логарифмическая линейка. Под мышкой зажата пачка чертежей.

— Тебе надо научиться здороваться с помощью ног, — проговорил Филипп. — Иначе со своими вечно нагруженными дланями ты можешь прослыть невежливым человеком.

— Чепуха. Рукопожатие вредно. Я читал, где-то приветствуют друг друга носами. Есть такие племена.

— Для этого тебе надо будет купить носовой платок. Лишние расходы.

— Это чтоб вытирать нос перед здоровканьем, — разъяснил Воробьев Стасу.

— Благодарю, — кивнул Стас Воробьеву.

Миллиметр смутился. Все рассмеялись.

— Значит, ты принимаешь ПОА? — произнес Левка. — Понятно. У меня к тебе два слова. Ты уровень радиации проверил?

— Нет.

— Так проверь. Ты контрольный мастер.

— Ну, знаете! Это слишком, — вскипел Воробьев. — Радиацию проверила комиссия, а тут всякие суются в работу. То то, то это! Все выполнено по чертежам. Я позвоню Терновскому и скажу, что ОТК саботирует прием готовой продукции.

Воробьев отошел. Ребята проводили его взглядом. Издали Миллиметра почти не было видно из-за верстаков.

— Склочник, — проговорил Стас. — Даже не поинтересовался, примем приборы или нет.

— Так в чем же дело? — Филипп повернулся к Левке.

— Понимаешь, уровень радиации на поверхности этого прибора должен быть не более десяти миллирентген в час. По нормам.

— Ну?

— А на самом деле около ста миллирентген!

— Что?!

— Не веришь? Садись и пересчитай. В десять раз больше! Представляешь!

…Проходя мимо конторки мастера, они видели, как Воробьев с кем-то разговаривал по телефону.

— События назревают, — серьезно проговорил Стас. — Кому-то из конструкторов всыпят.

— В том-то и дело, что прибор сделан по чертежам, — поддержал Филипп. Кто же это напахал?

— Кто, кто… Женька, вот кто, — ответил Левка и провел пальцем по апельсиновой рубахе Стаса. При этом он едва не выронил зажатую в кулак деталь. — Где ты раздобыл эту Африку?

— В Апраксином. В магазине новинок.

Они вышли из цеха.

Левка остановился и присел на подоконник. Стас сел рядом. Филипп прислонился к распахнутой раме. В желтом солнечном квадрате на цементном полу площадки появился серый двугорбый верблюд.