Только иногда… Просыпался… Снилось, что пользовался газетой… В одном месте (туалетной бумаги тогда у нас не было и в помине)… А вдруг — портрет!.. Вождя!.. Подсмотрят, узнают!.. Кто подсмотрит… В этом месте!.. Свои — мать, отец?.. Все равно не спится!.. А Павлик… Морозов! Мои не такие?..

Правда, немцы, кажется, не очень-то придираются. При обысках не обращают внимания на портреты вождей… Кто не снял… Синенькие томики Ленина… Сталина… Тряпки унесут, на портреты ноль внимания!.. И все-таки!..

— Маладес!.. Кагда сполняится гимна все встают!..

Какой гимн? Впервые слышу!.. «Ще нэ вмэрла Украина…»? Но вот же — вскочил!.. Как все. Стою… На свету… Немцы дали свет. От движков… Каганцами такую махину не осветишь, а электричества в городе нет… Может быть, поэтому кажется, что тебя поймали лучи прожекторов… Это после каганца… В президиуме, как проявленные на свету фото — знакомые лица. Лысина и манжеты сорочки, как всегда белоснежной на директоре художественного училища… К трибуне выходит человек, которого я заприметил на митингах: «Город не сдадим!.. Ни за что не сдадим!..» И сдали… Кому?.. Ему?..

Сзади круглолицый дядька, на нем полупальто, отороченное серым мехом. Жупан — как я его представляю — этот попроще. Явно доволен, что попал в президиум. Оглядывается по сторонам, смотрит в зал. Суетится: наверное, будет подавать оратору воду на трибуну. Такие всегда имеются на собраниях. А за ним показывается согбенная фигурка Телегина. Он такой же, как на вокзале, — времени прошло совсем мало. Мамин знакомый… Ухажер… Учитель. За ним всегда бегала стайка ребят… Посмотрели бы они на него сейчас!.. На лацканах пиджака никаких значков… Старые, конечно, сорвал, а новых не выдавали. Не придумали еще. Но скоро наладят производство. Это не еда. И не тепло. Символы делать полегче и быстрее, чем накормить. Зато сразу видно: свой — не свой, наш — не наш!..

Мама говорила, что Телегин дворянского рода. Сын вице-губернатора. Бывшего, конечно. Впрочем, может, немцы обратно введут?.. Такие чины… Пока непонятно… Но оратор начинает доклад словами:

— Пановэ!..

Еще пусть скажет «вэльмошановнэ панство»! Или: «вэльмышановнэ»?.. Это мы с дядей Гришей — панство!.. Но дальше, дальше начинается самое неожиданное. Среди всплесков речи выделяю слова:

— …Кобзар!.. Дэмократ!.. Р-рэволюционэр!..

— Ну, Кобзарь — это понятно. Народный певец, название книги Шевченко. Но — революционер, демократ? Революционер — против кого? Демократ — за демос, народ, так и раньше было. До войны, до оккупации! Что изменилось? Советская власть признала Кобзаря революционером, он, такие как он, боролись за революцию, против царизма, панства!.. И вот тебе: панство провозглашает его революционером!.. Настораживаю уши: не ожидал!.. Оглядываюсь — все слушают как ни в чем не бывало! И дядя Гриша смотрит прямо вперед своими осовевшими глазами, слушает. Неужели понимает?

— А как же, панымаем! Грыша все панымаем!..

Бряцание слов. За них и стакан зерна не купишь! Последней маминой зарплаты хватило всего на три стакана жита, ржи… Дяде Грише легче, он продает зажигалки. Может сидеть и слушать, что говорит «вэльмышановный пан»! Дядя Гриша и не заметил, как тот украл, «слямзил» чужие слова. Это наши слова!.. Советские!.. Как он может!.. Но он их говорит, говорит… Что б мы подумали, что он «за наших»? Поверили — и тогда… Что тогда? Стрелять и вешать можно и без этих слов, достаточно двух: «вор» и «партизан». Но что-то им нужно, раз произносят? Добавляют в речь, как мы к жмыху горстку муки. Или картофельные очистки в оладьи…

А оратор решительно рассекает рукой воздух. Р-революционеры, демократы, оказывается, все построят по-новому, по справедливости. Это понятно: такое мы уже слыхали. Не раз. И верили. А почему не верить, если люди хотят!.. Все люди! Значит, верно, если все. Если масса!.. И каждый, как все, — должен, обязан. Эти обязанности — святые!.. Потому что во имя всего человечества!.. И ты — в авангарде!.. Небывало, по-новому… Неслыханно!.. И ты тоже, вместе со всеми!.. Строишь… Новый мир!.. Нужны жертвы, конечно, без этого ничего не построишь!.. Все готовы. Во имя будущего. И ты во имя готов!.. Гордость так и распирает!.. За всех… и за себя.

И у этих новое. И справедливое. Потому что за народ!.. Свой народ. Украинский. Что ж, хотя у нас это называлось «буржуазный национализм», но почему буржуазный, если за народ!.. За весь народ! Я слыхал про таких. Борцов. Даже песня есть — «Повий, витрэ, на Вкраину…» Чудесная песня, мы с мамой любим ее «спивать». Петь. Тихонечко-тихонечко. Потому что грустная песня. Человек расстается с родиной… И я грущу вместе с ним об Украине, «дэ покынув я дивчи-и-ну…». Грустно. И красиво. А тихо, потому что автор — враг. А может, просто оступился. И так, вероятно, бывает. И вообще, может быть, поэт покидал ту Вкраину — старую, угнетаемую российским самодержавием!.. С российским самодержавием нужно было бороться! А как же! И боролись. Народ — рабочие и крестьяне. Только автор, видимо, увлекся и боролся уже при Советах, когда украинцы с русскими жили как братья… А он этого не понял и стал «уклонистом». Уклонился от генеральной линии, от всех…

А теперь все так «уклоняются». И оратор говорит об этом с трибуны. Не может быть, чтобы совсем чушь: люди, множество людей слушают… Никто не пошевельнется… Я-то знаю, что так нельзя: только про украинцев!.. Но тоже молчу. Как все. От таких неожиданных слов у меня оцепенение… Вроде как с Вольфом Мессингом. Его самого, конечно, нет в городе. Он или немец или еврей. Немцев нет в зале — мы сами заседаем, люди, масса людей… А с евреями известно что… Но с русскими-то, с русскими непонятно!..

Оратор одним махом разделяет всех на украинцев и русских. Москалей… Есть такое слово. Вроде «кацап». Это русский. А украинец — «хохол». Но хохол — оскорбительно, у великого поэта это слово не встречается, а москаль — сколько угодно. Докладчик машет и машет ручкой!.. Делит и делит!.. Сначала рука показалась мне кукольной, как у Петрушки… Клеенчатая… На Украине, кажется, тоже Петрушка? Другого не помню. Но язык-то свой, украинский. И вспоминается что-то про царя Ирода, а он не русский, не украинский… Библейский. Значит, ев… Это нельзя! Впрочем, царь Ирод — зверь. Как все цари. Мама, когда сердится на меня, всегда кричит — ирод! И машет рукой…

А ручки у мамы дай бог! Вот у отца были маленькие. Когда мать сердилась на него, она дразнила: «Ну, возьми меня на ручки!..» Мама женщина крупная, весила до оккупации пудов шесть-семь. Теперь, конечно, сильно сдала, но тогда отцу ее было не поднять… Ручки маленькие, интеллигентные. У покупных рубашек всегда подшивали рукава. Иначе отец «смыкал», их, подтягивал. А маме это не нравилось, некрасиво. И у меня тот же недостаток… Кровь?.. С ума сойти!.. Теперь все про кровь! И докладчик тоже!.. И «кровь» мерещится мне, как когда-то портрет вождя… В одном месте… До сих пор страшно, хотя в газете «Вильна Украина» как только его не изображают! То свиньей с огромным «носярой». То еще чем-нибудь… Но нос — это главное!.. Теперь, когда везде жовто-блакитный прапор.

Желтое и голубое знамя закрывает угол сцены. Бюст Кобзаря смотрит своими гипсовыми глазами в тот угол, где раньше висело красное знамя… Советское… Большевистское… Большевиков теперь поносят на всех углах… Разворовали нэньку Украину… Ограбили… Повысылали порядочных людей… В том числе и Кобзаря… На Каспий… В холодный Петербург…

Сначала, как полагается, немного биографии. Про детство манэнького Тарасыка нам рассказывали в школе. И про его хозяина — пана Энгельгардта. Только у учительницы — Любкиной мамы — получалось, что пан был по-немецки скуп, а у докладчика — что по-немецки аккуратен. Помнится, учительница рассказывала украинскую байку про сапоги. Крепостные должны были носить их на… плечах, тогда подошва не так снашивается!.. Может быть, это была «художественная самодеятельность» Оксаны Петровны, но что Энгельгардт был жмот, это факт!.. Все помещики были угнетатели, дармоеды!.. Хотя несколько богатых людей выкупили крепостного Тараса! Жуковский Василий Андреевич. Поэт. Русский. Ему посвятил Шевченко свою поэму «Катерина». И в то же самое время, как утверждал оратор, Кобзарь бичевал «москалей»!.. Где логика?.. Какая там логика, если крик! Как между соседями на коммунальной кухне!.. Соседи всегда ругаются между собой. Причины найти нетрудно.