— Мистер Апдайк, — сказал я, — в галерее… что за человек это был… который продал вам Херринга?

— Мистер Грей, — ответил он, не задумываясь.

— Мистер Грей… Мистер Грей…

— Такой приятный человек, — закивал Апдайк, улыбаясь. — Сказал ему, что очень плохо разбираюсь в живописи, но он уверял, что от моего маленького Херринга получу не меньше радости, чем от всего моего нефрита.

— Так вы сказали ему о вашем нефрите?

— Ну разумеется… То есть… хочу сказать, если вы чего-то не знаете, вам ведь хочется показать, что разбираетесь, так ведь? Любому свойственно…

— Конечно, свойственно. А как называлась галерея мистера Грея?

— Э… — Он, казалось, удивился. — По-моему, вы сказали, что он послал вас посмотреть мою картину.

— Я так много хожу по галереям, что забыл, в какой именно это было.

— Художественная галерея Руапегу. Был там на прошлой неделе.

— Там?

— В Веллингтоне. — Улыбка сползала с его лица. — Послушайте, что все это значит? — На его круглой физиономии появилось недоверчивое выражение. — Зачем вы приехали? Наверное, мистер Грей и не посылал вас ко мне.

— Нет, — сказал я. — Но, мистер Апдайк, мы вовсе не желаем причинить вам никакого зла. Мы действительно художники, мой друг и я. Теперь, когда увидели вашу коллекцию нефрита… считаем, что должны вас предупредить. Слышали, что дома некоторых людей были ограблены вскоре после покупки картин. Говорите, что установили везде сигнализацию? На вашем месте я бы убедился, что она исправно работает.

— Но… Боже милостивый…

— Тут орудует целая банда воров. Они следят за продажей картин, грабят тех, кто их купил. Вероятно, считают: если кто-то, скажем, покупает Херринга, у него есть что украсть.

Посмотрел на меня очень внимательно.

— Хотите сказать, что, сообщив мистеру Грею о моем нефрите…

— …благоразумно было бы принять дополнительные меры предосторожности.

— На какой срок?

— Не знаю, мистер Апдайк. Может быть, навсегда.

На жизнерадостном лице появилась озабоченность.

— Что заставило вас приехать ко мне, рассказать все это?

— Чтобы расправиться с этой бандой, и не такое сделал.

Он снова спросил, почему, и я сказал:

— Мой двоюродный брат купил картину. Дом его был ограблен. Жена брата спугнула грабителей, и ее убили.

Норман Апдайк долго смотрел мне в лицо.

Я выдавил из себя улыбку.

— Мистер Апдайк… пожалуйста, будьте осторожны. Может быть, настанет день, когда полиция придет посмотреть на вашу картину и спросит, где вы ее купили… Так будет. Во всяком случае, сделаю для этого все, что смогу.

Вместе с улыбкой на его лице появилось понимание.

— Буду их ждать, — сказал он.

Джик отвез нас из Окленда в Веллингтон — восемь часов в машине.

На ночь остановились в мотеле в городке Гамильтон, к югу от Окленда. Утром снова тронулись в путь. Никто за нами не гнался, не останавливал, не выслеживал. Я был почти уверен — не засекли.

Впрочем, Вексфорд уже должен знать, что список зарубежных покупателей — в моих руках, а в нем, как ему известно, было несколько новозеландских адресов. Он не мог угадать, какой из них я выберу для посещения, но мог и должен был догадаться: любой адрес, в номере которого первой буквой стоит В, приведет прямиком в Веллингтонскую галерею.

Значит, там будет наготове.

— У тебя что-то чересчур мрачный вид, Тодд, — сказала Сара.

— Извини.

— О чем ты думаешь?

— Когда остановимся пообедать?

Она засмеялась.

— Мы только что позавтракали.

Миновали поворот на Роторуа, проехали дальше, мимо горячих источников.

— Ну, кто желает горячих грязей? — спросил Джик.

Где-то здесь, объяснила нам Сара, была электростанция, использующая выбросы пара из-под земли. Это мерзейшие черные кратеры, воняющие серой. Местами земная кора была такой тонкой, что явственно чувствовалась вибрация: звук под ногами глухой. Сару, когда она была маленькой, возили куда-то в эти края. В местечко под названием Вайотапу, после чего у нее были кошмары…

— Фу, — сказал Джик. — У них тут землетрясения бывают раз в две недели. По пятницам.

Солнце светило весело, кругом была зелень, но таких листьев я никогда раньше не видел. Нестерпимо яркие пятна — и тут же глубокие таинственные тени: ущелья и скалы, и уходящие в небо стволы деревьев, и колыхание травы, высокой, по плечи, похожей на перья. Чужая страна, дикая и прекрасная.

— Посмотри-ка на этот чиароскуро, — сказал Джик, когда мы проносились мимо особенно живописной долины.

— Что такое чиароскуро? — спросила Сара.

— Светотень, — ответил Джик. — Контраст и равновесие. Технический термин. Весь мир — чиароскуро, и все женщины и мужчины — только пятнышки света и тени.

— Всякая жизнь — свет и тень, — сказал я.

— И всякая душа.

— А враг — серый.

— А серый цвет получается, если смешать вместе красный, белый и синий.

— Серые листья, серые смерти — все превращается в одинаковое серое ничто.

— Уж вас-то двоих никто и никогда не назовет серыми, — вздохнула Сара.

— Серый! Грей! — осенило меня вдруг. Ну, конечно, черт побери!

— О чем ты? — спросил Джик.

— Грей — это фамилия человека, который снял художественную галерею в пригороде Сиднея. И фамилия человека, продавшего Апдайку его так называемого «Херринга», — тоже Грей.

— О, Господи! — Сара вздохнула, и вместе с этим вздохом улетучилось наше радужное настроение.

Краски дня померкли.

Как же их много! Вексфорд и Гриин. Малый. Женщина. Харли Ренбо. Два мерзавца в Алис-Спрингсе, одного из них я знаю в лицо, а второго (того, что был за моей спиной) — нет. Может быть, тот, которого не знаю, — Бровастый. А может, и нет. Если нет, тогда еще и Бровастый. А теперь вот Грей.

Не меньше девяти. Может, десять. Как же разобраться со всей этой бандой, да так, чтобы они меня не раздавили? Или, что еще хуже, — не раздавили Сару или Джика?

Интересно, кто же совершал ограбления? Что, посылали парочку-троечку амбалов за границу? Или нанимали по контракту местных? Если посылали своих, так и Регину убил один из них? Может, я уже с ним встречался?

Все раздумья были впустую. Только добавил еще виток к этой закрученной спирали.

Так поджидает он меня в Веллингтоне или нет?

Добрались до столицы к полудню. Остановились в гостинице «Таунхаус» — из ее окон открывался великолепный вид на гавань. И тут я подумал, что среди больших городов нет другого такого, как старый, туманный, болотистый Лондон, но это совсем другая история. В новом и ухоженном Веллингтоне кипела своя жизнь. И своих достоинств у него вполне хватало.

Поискал в телефонном справочнике художественную галерею Руапегу — не нашел. Спросил у дежурной в гостинице, как туда добраться — не знает.

Купил местную карту автомобильных дорог. Сказали, что она пригодится. Ведь гора Руапегу — потухший вулкан, в кратере которого озеро с теплой водой. Если бы ехали из Окленда, то проехали бы мимо него. Поблагодарил. Пошел наверх, показал карту Джику и Саре.

— Можно было бы найти эту галерею, — сказал Джик. Только что мы там будем делать, когда приедем?

— Корчить им рожи через стекло.

— Вы чокнутые, у вас ума хватит, — испугалась Сара.

— Давай поедем, посмотрим, — предложил я. — Ведь они не увидят нас в машине, если просто проедем мимо.

— Но вообще-то, — неосторожно сказал он, — мы же хотим, чтобы они знали о нашем приезде.

— Почему? — удивилась Сара.

— О, Господи!

— Ну почему?

— Спроси у Тодда — его идея.

— Ну ты и чудила, — сказал я.

— Почему, Тодд?

— Мне нужно, чтобы свою энергию они потратили на наши поиски, а не на то, чтобы уничтожить все улики в Мельбурне. Пусть ими займется полиция. Мы же не можем их арестовать, правда? А если полиция зашевелится, когда уже ничего не найдешь…

Она кивнула.