— Да, милорд. Есть морские ворота, через которые можно впускать океанскую воду. В замке всегда достаточно провизии для долгой осады и имеются колодцы с пресной водой.

— Тогда защитников нелегко уморить голодом. Но таран или бур, если их умело использовать, в конце концов, разрушат и самые крепкие стены. — Ранульф задумался на мгновение. — Этот способ защиты когда-либо применялся?

— В этом не было необходимости. Никто никогда не смел атаковать замок Гриффин.

— Кто знает об этих морских воротах?

— Кроме меня и Роб... — Моргана быстро осознала свою ошибку, неловко умолкла, затем хрипло продолжила: — Только... только сэр Диллис, кастелян[3], и его жена, леди Уинифред, которая в мое отсутствие управляет хозяйством, ну и, конечно, Оуэн, капитан стражи.

Ранульф сделал вид, что не заметил ее обмолвки, но запомнил на будущее, затем сосредоточенно стал разглядывать рисунок.

— А ворота для вылазок?

Моргана явно боролась с собой. В каждом замке есть ворота для вылазок или потайной вход и выход, известный только хозяину замка и его семье, капитану стражи и нескольким самым доверенным слугам. Обычно его используют для побега или для неожиданной контратаки.

Выдать секрет чужаку Моргане казалось почти предательством, но ведь этот чужак ее муж, поклявшийся защищать ее владения и людей своим мечом. И своей жизнью, если понадобится. Необходимость вручить ему этот тщательно охраняемый секрет заставила ее, наконец, понять всю бесповоротность ее замужества. Моргана столько лет несла на своих плечах ответственность за замок Гриффин, что ей было чрезвычайно трудно уступить свою власть почти постороннему человеку.

Губы Ранульфа сжались в тонкую суровую линию. Он прекрасно понимал мысли Морганы. Никто никогда не подвергал сомнению его честь, разве что какой-нибудь безумец о двух головах мог на такое решиться. Его темно-синие властные глаза возмущенно засверкали. Моргана первая отвела взгляд. Затем указала прутиком на два места:

— Здесь и здесь. Ворота в углу западной стены спрятаны рядом с часовней, вторые — в основании западной башни. Но этим путем можно пользоваться только в отлив, и все равно это очень опасно.

Моргана опустила голову, но Ранульф заметил странное выражение, мелькнувшее в ее точеном личике. Она что-то скрывала. Он был уверен в этом.

— Я не поведу своих людей вслепую. Вы должны сказать мне все, что я должен знать.

Моргана была потрясена его проницательностью, но быстро овладела собой. Она поднялась и подошла к своей лошади.

— Я сказала все, что вам необходимо знать.

Ранульф догнал ее, положил руки ей на плечи и повернул к себе. Его лицо было суровым и грозным.

— Ваши губы говорят одно, а глаза — другое. Поклянитесь, что вы не замыслили предательства, миледи. Поклянитесь своей бессмертной душой.

Моргана попыталась освободиться от его железной хватки, но не смогла. Наверняка останутся синяки, но ее гнев преодолел осторожность.

— Как вы смеете сомневаться в слове леди? Или в вашем захолустье не имеют понятия о чести? Неужели я стала бы рисковать жизнями и будущим тех, кто поклялся защищать меня или сам находится под моей защитой!

Ранульф еще крепче сжал ее плечи, он не уступал ей в силе ярости.

— В самом последнем крестьянине севера чести больше, чем на всем этом невежественном острове!

Он опустил голову, его лицо — страшная гневная маска — заставило ее содрогнуться. Неужели присутствие этого человека совсем недавно действовало на нее успокаивающе?

— И, кроме того, — едко добавил он, — вы не скрывали, что желаете избавиться от меня. Не сомневаюсь, что вы хотите видеть свой замок спасенным, а мой труп — у ваших ног. Но предупреждаю: я буду начеку, и вам не удастся сыграть со мной никаких шуток. Клянусь Богом, я отплачу за них вдесятеро, и вы взмолитесь о пощаде.

Он отпустил ее так неожиданно, что Моргана вцепилась в стремя, чтобы не упасть. Взаимное недоверие разрушило их краткое перемирие, и она поклялась, что никогда больше не позволит себе забыться. Робин, Линдси, Эдуард, Ранульф. Все они одинаковы.

Женщина с большими владениями — только пешка в их интригах, но, Господь свидетель, ей все это до смерти надоело. Как-нибудь, когда-нибудь она снова станет хозяйкой своих земель и богатств и освободится от пут мужской алчности. И первым это почувствует на своей шкуре ее дражайший муженек.

Десмонд подошел к ним.

— Рипли вернулся из разведки, — доложил он. — Враги хорошо подготовились к осаде. Они привезли буры и стенобитную машину и теперь пытаются пробить дыру в береге озера, чтобы спустить воду.

Ранульф нахмурился.

— Нам надо немедленно что-то придумать и как можно быстрее привести план в исполнение.

Он прикрыл глаза рукой.

— Что это за груда камней на том высоком холме?

Моргана подняла глаза. Солнце освещало каменную кладку мощной стены на утесе, нависшем над разоренной деревней, несколько крыш и шпиль церкви, едва видимые сквозь деревья.

— Это аббатство святого Тристана, основанное древним ирландским орденом. Обитель невелика и служит для уединения и размышлений.

— Монахи помогут нам?

— Если наемники Линдси не разогнали их. Ранульф задумчиво потер подбородок.

— Хорошо, у меня есть план.

Они тихо поскакали сквозь лес, выставив разведчиков впереди и сзади. Холмы и скалы прочертили длинные тени, укрывая всадников. Когда они, наконец, достигли аббатства святого Тристана, солнце висело низко над западной частью океана, превращая воду в кровь, дул пронизывающий ветер. Моргана и Бронуин натянули плащи на головы. Оставив женщин под огромным дубом, Ранульф и его люди отправились искать вход.

Вскоре в ответ на их стук послышался тонкий жалобный голос, но, что он говорит, было не разобрать.

— Откройте ворота честным путникам, ищущим убежища, — крикнул Седрик, один из солдат.

В глазке дубовой двери показался подозрительный монах и повторил свой вопрос на уэльском диалекте гэльского языка. Седрик, жилистый мужчина с проницательными светло-карими глазами, нахмурился и застучал рукоятью меча по укрепленным деревянным воротам.

— Я не говорю на твоем варварском языке. Открой, я сказал!

— Постой, Седрик.

Ранульф спешился и подошел к воротам, издавая звуки, похожие на те, что произносил монах. Плавная гэльская речь Ранульфа успокоила монаха. Он отодвинул два длинных засова и на неуверенном английском пригласил их войти. Металл заскрежетал по металлу, затем со стоном и скрипом деревянная дверь неуклюже повернулась внутрь на ржавых петлях.

Ранульф вошел первым, ведя своего коня в поводу, за ним въехали остальные. Сгущающиеся сумерки и нависающие деревья разливали по разбитым булыжникам тени, похожие на чернила. Было видно, что аббатство переживает тяжелые времена. Постройки вокруг маленького двора обрушились. Куры копались в запущенном саду и перед дверью церкви, а лужайка заросла ежевикой и сорняками. Однако пруд был чист, и в нем плавало много рыбы, а ряса монаха, хоть и ветхая, была чистой и аккуратно починенной.

— Что здесь стряслось? — спросила Моргана, удивленно оглядываясь. Капюшон соскользнул с ее волос, и монах уставился на нее строгим взглядом. Он откашлялся и заговорил с почти таким же скрипом, как дверные петли:

— Женщина! Вы не сказали, что среди вас женщины. Женщинам не дозволено входить сюда. — Он замахал на нее руками, будто разгоняя стаю голубей. — Прочь! Прочь!

Моргана не знала, смеяться или плакать.

— Честной отец, неужели эта одежда мешает тебе узнать меня? Это я, леди Моргана. И я много раз была здесь и слушала мессу в приделе Богоматери.

Он подковылял ближе и прищурился.

— Боже милостивый, правда! Значит, Господь соблюл вас от этих головорезов, миледи?

Она засмеялась, и ее мелодичный смех эхом отразился от каменных стен. Ранульф вдруг осознал, что впервые слышит ее смех — чарующий, веселый и похожий на звон колокольчика.

— Добрый монах, — сказала Моргана, — я вернулась домой. Со мной леди Бронуин и мой муж.