Он отхлебнул большой глоток виски.

— Пап, а ты знаешь, что Шив Сена устраивает концерт Майкла Джексона? — влез Мурад.

— Все знают, — ответил ему Джал. — В газетах было. И Шив Сена миллионы на этом загребет. Они добились освобождения от налогов, потому что это, видите ли, культурное событие национального значения.

— А как же! — откликнулся Йезад. — Майкл Джексон со своим сверкающим гульфиком и рукой на пахе жизненно необходим для нации. Удивительно, что лидер Шив Сены не объявил его врагом чего-то, даже врагом хорошего вкуса не объявил. Ведь этот придурок направо и налево раздает ярлыки «анти» — антито, антисе. Южане у нас антибомбейцы, Валентинов день — антииндусская затея. Кинозвезды, если они родом из той части Пенджаба, которая после сорок седьмого к Пакистану отошла, предатели родины.

— Боюсь, если у него живот начнет пучить от карелы, так он эту тыкву объявит антинациональным овощем, — хихикнул Нариман.

— Будем надеяться, что ему набедренная повязка в паху не натирает, а то как бы он все нижнее белье не запретил, — сказал Джал.

Йезад налил себе виски, разбавил содовой.

— Откровенно говоря, мне все равно, кто у нас в правительстве и что они там делают. Я больше не верю в спасителей нации. Каждый раз получаем спасителя с половинкой.

— Пап, а почему ты про все говоришь «с половинкой»? — спросил Джехангир.

— Потому, что половинка — это самое главное.

Джехангир не понял, но все равно засмеялся. Ему нравилось слушать рассуждения отца.

— Давайте о другом поговорим, — предложила Роксана. — Скучно о политике.

— Ты права. Итак, чиф, что вы думаете о первенстве мира по крикету?

Нариман покачал головой:

— Я не одобряю эту новую разноцветную форму. Крикет — это белая фланель. А вырядиться как попугаи и обязательно закончить матч в один день — это не крикет.

— Хуже всего фанатизм, — вздохнул Йезад. — Каждая игра между Индией и Пакистаном как новая война в Кашмире.

— Я думала, мы больше о политике не говорим.

— Извини, Рокси. Чиф, так когда вы посмотрите, что вам подарили?

— Прямо сейчас!

Мальчики помчались в прихожую за подарком. Длинный узкий сверток был положен Нариману на колени, где он подрагивал в такт дрожанию его ног.

— Дедушка, можешь угадать, что это?

— Ружье? Меч?

Мальчики отрицательно качали головами.

— Длиннющая скалка для огромных лепешек?

— Опять не то, дедушка!

— Сдаюсь!

Роксана предложила дождаться Куми, но та крикнула из столовой, чтобы развернули без нее, ей некогда, она сейчас не может отвлекаться. Куми застучала посудой, напоминая о себе и о том, что она занята обедом, а не глупостями.

Видя, что отцу не справиться с оберткой, Роксана незаметно призвала на помощь Мурада. Отца она спросила, помогает ли новое лекарство.

— Сейчас гораздо лучше, смотри сама.

Нариман расставил трясущиеся пальцы.

— Как скала. Ну, почти как скала.

Из-под обрывков упаковки появилась трость.

— Какая красота! — Нариман провел рукой по отполированному дереву.

— Настоящий орех, чиф.

— Смотри, дедушка, мы надели на нее специальный резиновый наконечник, чтоб не скользила.

— Замечательно, — восхитился Нариман, передавая палку Джалу.

Джал тоже выразил восхищение подарком и для наглядности даже постучал тростью по полу.

Куми заглянула в гостиную — и застыла на пороге.

— Глазам своим не верю!

— В чем дело, цвет не тот? — забеспокоилась Роксана, зная суеверность сестры.

— Задумайтесь на минутку. Что вы дарите? И кому? Трость. Папе.

— Он любит ходить пешком, — ответил Йезад. — Палка ему пригодится.

— Мы не хотим, чтобы он ходил пешком! У него остеопороз, болезнь Паркинсона, пониженное давление — он просто ходячая медицинская энциклопедия!

— И ты хочешь поставить меня на полку. А я не собираюсь находиться круглые сутки в закрытом помещении.

— Согласен с вами, чиф. Так спятить можно.

— Ах, ты согласен? А что вчера случилось, тебе известно? Я не хотела говорить об этом в папин день рождения, но теперь скажу! Хотя нет. Пускай Джал расскажет. Скажи им, Джал.

Джал откашлялся, поправил слуховой аппарат и кротко сказал, что вчера с папой случилась беда.

— Глупости, я просто споткнулся и подвернул ногу, вот и все. — Нариман подтянул рукав, демонстрируя пластырь. — Вот она, чудовищная рана, которая напугала их.

Смех Йезада и улыбка облегчения на губах Роксаны сбили Куми с толку.

— Вы меня послушайте, — взмолилась она. — В следующий раз он может так легко не отделаться. Шутка ли, в его возрасте гулять одному!

— Так, может быть, вы с ним будете выходить? Прогулка всем пойдет на пользу, — предложила Роксана.

— Хочешь одним махом всех нас покалечить? А ты почему молчишь? — набросилась Куми на брата. — Всегда я должна спорить и оказываться плохой?

— Это все слуховой аппарат, Джал из-за него не может участвовать в разговоре, — вступился Йезад. — Знаешь, Джал, современная техника творит чудеса, теперь есть более совершенные приспособления, такие миниатюрные, что их и не видно.

— Да брось ты, — оборвала его Куми, — если он с большим аппаратом не слышит, как ему маленький поможет?

— Сейчас улицы — гиблое место, — начал Джал. — Пешеходные дорожки разрыты, пешеходы вынуждены идти по проезжей части. Что ни день — десятки несчастных случаев. Мы уговариваем папу гулять по квартире, благо она такая большая. Свежим воздухом можно на балконе подышать. К чему рисковать жизнью и конечностями на этих убийственных тротуарах?

— Мне кажется, вы преувеличиваете, — сказал Йезад. — Я не спорю, ходить нужно с осторожностью и не полагаться на дорожную сигнализацию. Но мы все-таки в цивилизованном городе живем.

— Да? — съехидничала Куми. — Почему же ты хотел в Канаду уехать?

Об этом Йезад не любил вспоминать.

— Это когда было. И причина была не в уличном движении и не в плохих тротуарах.

В ответ Куми объявила, что раз так, раз они считают, что папины прогулки не опасны, то она лично больше не будет сопротивляться. Но если, боже упаси, с папой что-то случится, то они с Джалом доставят папу прямиком к месту жительства Ченоев.

— Чифу мы всегда рады, — согласился Йезад, — только не забудьте заодно прихватить одну из свободных комнат. Мы живем в двухкомнатной квартирке, а не в семикомнатном дворце, как вы.

— Смейся, смейся. А я серьезно.

Другого выхода просто не будет, заявила Куми. На сиделку или медсестру денег нет, а о больнице для хроников не может быть и речи.

— Пускай Джал расскажет, как идут дела на бирже, маминых денег только-только хватает на самое необходимое. А папа все свои средства вложил в вашу квартиру — о чем вы прекрасно знаете.

— Но вы живете в таком чудном доме! — вздохнула Роксана. — Что ж вы вечно нам завидуете?

— Чудный дом? Дом с привидениями, который давно пришел в разор и запустение! Вы посмотрите на эти стены, их уже тридцать лет не красили. Что мы будем делать, если потечет крыша или выйдет из строя последний клозет, я просто не знаю. Подумать только, ведь мы могли жить вместе, одной семьей — нет, вам потребовалось отделиться.

— Постой, — остановил ее Нариман, — Роксана ни при чем, это было мое решение.

— Почему мы вообще ворошим эту старую историю? — не выдержала Роксана. — Только потому, что тебе не понравился наш подарок папе?

— Подарок, трость эта, лишнее свидетельство того, какой ты стала невнимательной. Ты не была такой раньше, пока не вышла замуж и не уехала от нас. А теперь тебя совершенно не волнует, как мы тут — живем или умираем. И мне от этого больно!

Куми отвернулась, вытирая слезы. Роксана замерла, почувствовав себя преступницей.

— Не надо, Куми. — Она обняла сестру. — Куми, не говори глупости, я каждый день думаю о тебе, о Джале, о папе… Ну не плачь, Куми…

Она подвела сестру к дивану и усадила между собой и Йезадом. Куми, всхлипывая, пожаловалась, что никто и слова не сказал про рубашку, которую они с Джалом подарили папе.