Пока он сражался с перекладиной, в дверях появилась Куми. Время близилось к четырем, и она принесла Эдулю чай и фруктовый кекс.

— Виноват, Куми, извини за брань, заело эту штуку, — выдохнул он.

— Может, лучше рабочих позвать на помощь?

— Сам справлюсь. Чуть-чуть подправить нужно. Видишь, тут промежуток образовался?

— Где?

Куми вошла в комнату и остановилась с подносом у стремянки.

— Мне надо чуть-чуть сдвинуть ее к себе. Это ты к Рождеству испекла? Класс, дай мне полминутки. Я сейчас спущусь.

Он с ненавистью вцепился в перекладину и потянул ее на себя, рыча, как штангист.

— Осторожней, — сказала Куми, — опора двигается!

Предостережение запоздало. Перекладина сорвалась. Она сбила Эдуля со стремянки. Куми попыталась отскочить, но скользящий удар по голове проломил ей череп. Перекладина упала на грудь лежавшего на полу Эдуля.

* * *

Несколькими минутами раньше Куми разбудила Джала и позвала пить чай. Он еще не успел приладить слуховой аппарат, когда рухнула перекладина; обвал дал ему знать о себе не грохотом, а сотрясением. Почувствовав, как тряхнуло кровать, он понял, что случилось что-то страшное, и бросился в комнату Наримана.

В квартире под ними грохот был оглушителен. Все заходило ходуном как от землетрясения, Манизе помчалась вверх по лестнице и забарабанила кулаком в дверь.

Джал открыл. Манизе сразу все поняла-лицо его было белее мела, — но спросила:

— Где он? С ним все в порядке?

Джал не мог говорить. Умоляюще поднял руку, не зная, о чем молить — о смирении, о мужестве, о прощении?

Она оттолкнула его.

— Подожди, Манизе, дай мне…

Она была уже в комнате, стояла на коленях перед мужем, рыдая, приподнимала его голову. Увидела раздавленную грудь.

— Зови на помощь! Доктора! «Скорую»!

Он увидел, что она заметила Куми на полу рядом с Эдулем, лужицу крови вокруг ее головы. «Два неподвижных тела так близко друг к другу, смерть разбросала их конечности, придав положению трупов интимность, немыслимую для них при жизни», — подумал Джал.

Бессилие, сковавшее его, понемногу сменялось решимостью. Он ощутил спокойствие, почувствовал, что точно знает все, что будет теперь происходить, знает последовательность событий, неизбежные задачи, которые ему потребуется решать одну за другой. Ему придется обдумывать, решать, действовать.

Он посмотрел Манизе в лицо. Оно застыло от шока. Но было в нем что-то еще — он понял что, перехватив ее взгляд, обращенный на Куми. Ее мука в этот миг была страшней всего. Она заслуживает лучшего, ее надо немедленно разубедить, это его первейший долг.

— Чай, она чай принесла, — настойчиво внушал ей Джал. — С фруктовым кексом.

Он подобрал осколки разбитой посуды.

— Видишь? В этом Куми принесла чай. И смотри, Манизе, лужа на полу, это от пролившегося чая. А вот и фруктовый кекс…

Прибежали соседи, всполошенные грохотом и треском, напоминавшим взрыв. Люди входили в открытую дверь, застывали при виде трупов, некоторые отворачивались в ужасе, кого-то рвало на площадке. Чей-то голос вызывал по телефону «скорую».

«Скорая» приехала не скоро. Когда медики появились в комнате, кто-то из соседей набросился на них-если так приезжать на вывозы, то никакой больной не доживет!

— Ваше счастье, что оба скончались сразу!

— Зачем же было «скорую» вызывать? Звоните в полицию!

Больше того, бригада «скорой» проявила то, что обитатели дома сочли ужасающей черствостью-потребовала немедленно сообщить в полицию: таков закон.

Соседи сразу сбились в кучку. Если сообщить в полицию, могут возникнуть осложнения, полиция потребует соблюдения формальностей, возможно, даже потребует вскрытия, в результате похороны отложатся больше чем на сутки, что противоречит зороастрийскому обряду.

— Если хотите знать мое мнение, они надеются что-то получить с нас, — сказал один сосед.

— Ну так давайте заплатим, чтобы положить этому конец. Попросим, чтобы они забыли, что приезжали сюда.

— Хорошая мысль. Сто рупий подправят им память.

— Да, но нам все равно потребуются документы, иначе на Дунгервади не примут тела.

Тогда Джал выступил с предложением, которое было признано самым разумным: обратиться к инспектору Масалавала, живущему через дорогу.

Много лет назад, когда Ясмин Вакиль и Люси Браганца упали с крыши, семью выручил отец инспектора, старший полицейский офицер Масалавала, ныне покойный.

Он тогда сказал:

— Нам, парсам, ни к чему полоскать на людях наше грязное белье.

И дело обошлось без лишнего шума.

Сын, еще не дослужившийся до звания отца, оказался столь же находчивым.

Делегацию, явившуюся к нему на дом, инспектор Масалавала выслушал с пониманием, поскольку разделял философию отца. Он даже уговорил своего соседа, оставившего практику доктора Фиттера, оказать необходимую помощь, как некогда он оказал ее в деле Вакилей.

Они вместе перешли через улицу и побывали на месте происшествия. Их приход чудодейственным образом подействовал на парамедиков, настырность которых мгновенно сменилась робостью. Они даже попытались отдать инспектору честь.

Доктор Фиттер осмотрел тела, пощупал пульс и сказал, что выдаст свидетельства о смерти — делать вскрытие нет надобности.

«Это теперь стандартная процедура», — подумал Джал, тупо наблюдая происходящее.

Йезад обнял его, прошептал: «Соболезную» — и уступил место Роксане. Она со слезами прильнула к брату.

Оказавшись наедине со своими, Джал впервые заплакал. Соседи разошлись, и боль, которую он подавлял, занимаясь практическими делами, теперь дала себе выход. Своим он мог сказать, что оплакивает не только смерть Куми, но и все то, что она упустила в жизни.

— Папа то же самое говорит, — всхлипнула Роксана. — Когда он узнал, что произошло, он сказал: «Как жалко, что она умерла, полная злобы».

Джал кивнул. Он безмолвно плакал, прижав голову Роксаны к своей груди.

Роксана, которая хорошо знала, как утешают хлопоты, предложила помочь ему собрать вещи для ночного бдения в Башне молчания.

В маминой комнате, которую совместно занимали Джал и Куми, в единственной комнате, где молоток не прошелся по потолку, Роксана заглянула в угол Джала. Случайно ей на глаза попалась ночная сорочка в цветочек. Туфли Куми под кроватью. На туалетном столике листок с цифрами — это она подсчитывала хозяйственные расходы. Остро заточенный карандаш. Листок прижат раскрытым молитвенником. Вечерняя молитва. Значит, Куми молилась между заходом солнца и полуночью.

Роксана громко разрыдалась. Мужчины прибежали из гостиной. Увидев, что она стоит с молитвенником Куми в руках, они все поняли.

Потом подъехал катафалк, и они отправились в Башню молчания. Формальности, ритуальное омовение тела, приготавливаемого к похоронам на следующий день. Тело в белых одеждах было положено на мраморную плиту в молитвенном зале. Больше делать ничего не надо.

Сидели на стульях, выстроившихся вдоль стены сумрачного зала. Изредка из помещения позади зала доносились голоса, позвякивала посуда, которую мыли для завтрашних похорон. Потом звуки стихли. Наступила тишина.

Роксана поднялась со стула и стала в дверях. Веранда, за ней сочная листва деревьев, кусты. «Совсем другой мир, — думала она, — какой здесь покой, на вершине холма, высоко над пылью и смрадом города!»

Стемнело, и в тишину стало врываться жужжание насекомых. Они лишь подчеркивают покой, думалось Роксане. Она пыталась различить тропу, которая вела от веранды к вершине холма, уже утопавшей во мгле. Тропа, по которой завтра понесут тело Куми, наверх к Башне молчания, где его расклюют грифы…

Роксана возвратилась в зал и посмотрела на Йезада. Тот кивнул — да, им пора. Он еще раз поклонился телу и отступил назад. Она помедлила, вглядываясь в лицо, пока еще открытое — его закроют завтра, после молебствия. Выражение лица стало гораздо мягче, Роксана вдруг снова увидела сестру своего детства, которая так баловала ее, носила ее на руках как любимую куклу. Слезы неудержимо катились по щекам Роксаны.