Йезад осторожно коснулся ее локтя. Он обнял ее за плечи и медленно повел к двери. Джал вышел с ними на веранду.
Они стали спускаться по тропе, повернулись, помахали Джалу, двинулись дальше вниз по холму, окутанному мглой и птичьим щебетом, густая листва вздымалась над ними, как огромный темный зонт.
В такси Роксана молчала, пока Йезад объяснял шоферу, как довезти их кратчайшим путем. Потом она сказала:
— Это ужасно, что в такую минуту я вспоминаю потолок.
— Не терзайся. Я тоже думаю об этом. Это естественно.
— Даже если его привести в порядок, чтобы папа мог вернуться, как может Джал в одиночку справиться с уходом за ним?
— Видимо, это нам суждено присматривать за чифом.
Больше Йезад не сказал ни слова, подавленный тяжелыми мыслями. Бремя их было слишком велико. Теперь он все оставит на волю Бога — и да свершится воля Его, как это все равно происходит всегда.
Он остановил такси у поворота в их переулок. Дальше пошли пешком, чтобы сэкономить. Пока Роксана поднималась по лестнице, он задержался в аптеке, где был телефон, предупредить Капура, что не выйдет на работу из-за похорон. Телефон звонил, но никто не отвечал.
Дома он увидел Роксану, сидевшую на кровати с детьми. Мурад расспрашивал о несчастном случае, хотел знать, как умерла тетя Куми, родители старались отвечать как можно честнее.
— А я пойду на похороны? — спросил Джехангир.
— А ты хотел бы?
Он кивнул.
— Мурад?
Кивнул и он.
После ужина Йезад опять пошел звонить Капуру. Опять не дозвонился. Трижды ходил в аптеку, но в одиннадцать часов отказался от дальнейших попыток. Придется с утра ехать на работу, чтобы рассказать Капуру лично.
НА ДВЕРИ висело объявление:
«В связи с кончиной в семье магазин временно закрыт. Приносим извинение нашим клиентам за неудобства».
Сначала Йезад не понял — каким образом мистер Капур узнал о смерти Куми?.. И как трогательно, что он считает меня членом семьи…
Но спохватился — нет, это не связано с Куми. Кто же умер, в таком случае? Еще одно совпадение? Смерть в моей семье, смерть в семье Капура…
Доставая ключи, он заметил, что объявление написано не почерком Капура. Надо открыть, позвонить и узнать, кто умер. Выразить соболезнование Капуру и сообщить ему о беде в их семье. Отпер наружный замок и вставил ключ в американский замок.
Ключ повернулся, но дверь не открылась. Попробовал еще раз — и тут заметил навесной замок на щеколде в нижней части двери. Войти нельзя. В чем дело? Возможно, тот, кто вешал объявление, принял дополнительные меры безопасности.
Йезад спрятал ключи в карман. Через минуту подошел Хусайн. Надо предупредить его.
— Салам, сахиб.
— Извини, Хусайн, но нам не войти.
Хусайн кивнул и скорбным жестом указал на дверь.
— Сердце мое разрывается, — всхлипнул он.
Йезад не понял, отчего смерть в семье Капура привела Хусайна в такое состояние — он, видимо, опять в депрессии, надо с ним помягче.
— Раз мы не можем войти, Хусайн-миян, возвращайся домой и отдохни денек. Тебе этот день оплатят. А мистера Капура увидим, когда откроется магазин.
Хусайн с ужасом посмотрел на него:
— Вы что говорите? Мы больше никогда не увидим Капур-сахиба!
Йезад прислонился к двери, чтобы остановить тротуар, поплывший под его ногами. Он опустился на крыльцо, чуть не упав. Хусайн поддержал его и сел рядом, обливаясь слезами.
— Что случилось?
— Что говорить? Убили его… двое.
И пожал плечами, показывая, что добавить нечего.
Сдерживаясь изо всех сил, Йезад осторожно выспрашивал Хусайна о тех людях, о том, что они говорили, была ли драка. Он старался, как всегда делал Капур, говорить на хинди, чтобы помочь Хусайну объясниться.
Тот старался, через силу.
— Я на улице был… Слышу, сахиб говорит им: сегодня магазин бизнес не делает, только детей пускаем. Они смеются, говорят, что их бизнес даже лучше делать в закрытом магазине.
Его передернуло при воспоминании.
— Назвали его «панджу»: мы тебя, панджу, проучим. Толкнули его в угол. Бить стали, в живот, ногами тоже. Я хотел закричать, а голос пропал. Вдруг сахиб схватил биту и кричит: головы вам разобью!
Припомнив, как хозяин взял верх, Хусайн ободрился на миг. Но рассказ о Капуре, неукротимом, не сдающемся до конца, буквально сломил Йезада. Он забыл о слабости Хусайна и резко потребовал:
— Что дальше, пхир кья,говори, Хусайн!
— Испугались, убежали за прилавок. И у них были ножи. Один ударил в спину. Сахиб закричал. И я закричал, голос вернулся. Они убежали как собаки. Сахиб упал, я подбежал. Сначала крови не видел — одежда тоже красная. Потом сильно потекла. Он говорит: помоги, Хусайн. Жене позвони. Я позвонил, Капур — биби ответила, я повторяю, что сахиб говорит: «Беда, вызови «скорую», приезжай быстро».
Йезад кивнул, и Хусайн продолжил:
— Повезли в больницу, я тоже поехал, Капур-сахиб велел меня взять. Я его за руку держал, пока Капур — биби не приехала. Вставили ему трубку, кровь налить из бутылки. Я говорю, если не хватит, из меня возьмите. Проверили, сказали — нет, другая нужна.
Он замолчал.
— Почему они мою кровь не взяли? — со слезами спросил он. — Потому, что моя мусульманская, а Капур — сахиб индус?
— Нет-нет, Хусайн, совсем не из-за этого. По медицинским причинам, не по религиозным. Твоя группа крови может отличаться даже от крови твоих родных братьев. Кровь у Капур-сахиба может быть не такой, как у Капур-биби. Религия тут ни при чем.
— Ачча,ладно, — с некоторым облегчением кивнул он. — А вечером сахиб перестал дышать, и они вытащили трубку.
Хусайн ударил себя кулаком в грудь.
— Такой человек! Почему убивают хороших людей?
Йезаду так хотелось бы позволить себе роскошь так же простодушно горевать, как Хусайн. Однако потом у него будет достаточно времени, чтобы разобраться в своих чувствах, а сейчас Хусайн нуждается в нем.
— Как нам знать, Хусайн? Воля Аллаха. — Он обнял его за плечи, как делал Капур. — А полиция что?
— Полиция? — презрение вытеснило слезы. — Вопросы задавали, много вопросов. Я все рассказал. Какие они были из себя, что говорили. Записали. Сказали, что это, наверно, бандиты, а мой крик их спугнул, не успели ничего украсть. Я даже не понял. Сказал им, что утром Шив Сена приходила, большая ссора была. Я боялся про это говорить. Но я хочу, чтобы полиция поймала этих собак, которые Капур-сахиба убили!
Хусайн смолк, Йезад подождал, потом подтолкнул его.
— Полиция говорит, нельзя впутывать Шив Сену, нет доказательств. Один полицейский нехорошо засмеялся и сказал: «Вы, мусульмане, во всем обвиняете Шив Сену». Я испугался и сказал: «Извините меня, полис-сахиб, я этого не хотел. Пожалуйста, накажите убийц. Я говорил, потому что мне сказали все говорить».
Хусайна била дрожь, он бессмысленно возился с завязкой на сандалии, качая головой. Йезад потрепал его по колену и сказал, что он очень храбро вел себя.
— Мне надо сходить к Капур-биби, — сказал он Хусайну, — выразить скорбь, предложить помощь по магазину. Хочешь со мной пойти?
— Она знает мою скорбь. Побуду здесь.
Йезад коснулся его плеча, встал с крыльца и пошел. Он шел, не разбирая дороги, наталкиваясь на встречных, спотыкаясь на выбоинах.
Он в изумлении остановился в квартале, где жил Капур, пытаясь сориентироваться. Пришлось спрашивать прохожих, искать нужный поворот. Всю дорогу он не мог думать ни о чем, кроме интриги, которую он затеял с Виласом и актерами, он винил их, винил себя за то, что в результате случилось с Капуром… Несчастный человек, нелепая смерть… Конечно, он мог заподозрить мошенничество, когда явились настоящие шивсеновцы, но кто же знал, что они еще раз явятся? В этом вся беда, возможность такого совпадения никому и в голову не приходила…
Йезад вошел в облицованный гранитом холл и тупо уставился на бронзовую пластину со списком жильцов. Привратник узнал, кого он ищет, и назвал номер квартиры. Скоростной лифт мгновенно доставил его на шестнадцатый этаж роскошной башни.