— Меня радует, что идеи господина Хейвелинка ни на чем не основаны, — сказала она. — Потому что со вчерашнего дня у него появилась новая навязчивая идея. И она касается меня. Сегодня утром он нанес мне визит, чтобы ее сообщить.

— Идея, которая касается вас? — пробормотал доктор. — Что еще за идея?

— Он считает, что я сошла с ума, — совершенно серьезно заявила молодая женщина. — Он явился сегодня утром в половине девятого, чтобы лично сообщить мне об этом. Он не довольствовался тем, чтобы высказать мне свою мысль один раз, он повторил ее по меньшей мере трижды. И уходя, крикнул: «Если не верите мне, пойдите к доктору, которого вы вчера видели за окном моей лавки. Он специалист, он вам все разъяснит!» И пораздумав минуту, добавил: «Если только вы с ним не в сговоре, что меня нисколько бы не удивило».

Доктор усердно тер себе лоб в том месте, где когда-то начиналась кромка его волос.

— Что… как… но этот человек сошел с ума!

— Он утверждает, что с ума сошла я. Вот для того, чтобы это выяснить, я и пришла к вам. Думаю, мне очень пригодилась бы медицинская справка.

Доктор перестал терзать свой лоб.

— Пожалуй, нам лучше сразу прояснить некоторые обстоятельства, — сказал он. — Господин Хейвелинк однажды посетил меня, попросив истолковать его сон. Насколько мог, я сделал это по всем научным правилам. Как раз в это самое время он стал жертвой двух мошенников, и поскольку он был совершенно уверен, что сон должен был предупредить его об этом, и я все знал, но ничего ему не сказал, он решил, что я состоял в сговоре с мошенниками, и по сей день решительно отказывается пересмотреть эту точку зрения. Но каким образом я могу быть в сговоре с вами, почему васнадо считать сумасшедшей и почему вам было бы так кстати получить свидетельство о том, что вы сошли с ума, — вот три загадки, которые я не в силах разрешить. Не будете ли вы так любезны объясниться яснее?

Гостья серьезно посмотрела ему в глаза.

— Все очень просто. Вчера во второй половине дня, когда вы увидели меня в антикварном магазине, я купила у господина Хейвелинка китайскую шкатулку для драгоценностей. Он послал ее в отель, где я живу, посыльный оставил шкатулку, но забыл взять за нее плату. Сегодня в половине девятого господин Хейвелинк сам явился ко мне в отель, чтобы получить деньги. Он похож на человека, который неохотно открывает кредит. Сведения, которые он получил обо мне от портье, привели к тому, что он немедля поднялся в мой номер. Портье, вероятно, рассказал ему, что мне велено покинуть гостиницу не позже завтрашнего дня с вещами или без них. Я задолжала гостинице за шесть дней пребывания в ней, за номер и еду, но у меня нет денег, чтобы расплатиться. И то, что особа, находящаяся в подобных обстоятельствах, покупает шкатулку для драгоценностей за триста гульденов, показалось господину Хейвелинку достаточным основанием для того, чтобы я получила свидетельство о душевной болезни. Он увидел вас за окном, когда я покупала шкатулку, и решил, что мы, вероятно, в сговоре. Надеюсь, теперь вы все поняли?

Доктор серьезно кивнул, но глаза его блеснули.

— Думаю, что понял. Но скажите мне: у вас нет другой необходимости в упомянутом медицинском свидетельстве, кроме вашего долга гостинице и вашей неудачной попытки обмануть антиквара Хейвелинка?

— Моей неудачной… — начала было она, но тут же, прервав себя, одобрительно взглянула на доктора. — Вы употребили самое точное слово. Нет, больше никаких других долгов у меня нет — хотя что я! Я забыла меховой магазин Виндта. У Виндта мне — как это вы выразились? — удалось обманом выманить весеннюю шубку.

— Весеннюю шубку?

— Сейчас слишком жарко для зимней шубки, а совсем без шубки холодно.

— Совершенно справедливо. И это все? Не забудьте, ведь врач — тот же исповедник.

Она подумала.

— Да, правда… Еще этот портье. Он выкупил несколько посылок, которые я получила из Парижа.

— Почтовых посылок? Дорогих?

— Несколько платьев от Жермен Леконт. Вы, конечно, знаете, что в Амстердаме нет ни одного приличного модного ателье.

Доктор поклонился в знак согласия.

— До сих пор я этого не знал, но увидев вас, верю, что это так. Это все?

— Нет! Не забудьте про себя самого!

Пальцы доктора снова потянулись ко лбу.

— Я не совсем понимаю…

— Не понимаете? Да разве ваш гонорар не составляет тридцать гульденов? Ну да, я знаю, что таков размер вашего гонорара. Так что, надеюсь, теперь вы поняли.

Доктор снова отвесил поклон.

— Понял. Теперь все?

Она задумалась, потом утвердительно кивнула. Доктор внимательно изучал ее лицо. Оно напоминало ему какую-то картину, или скульптуру, или рисунок, который он когда-то видел… Где? Когда? Он не мог вспомнить. И вдруг воспоминание, как струя внезапно забившего источника, прорвалось сквозь преграду сознания: в иллюстрированном библиофильском издании «Венецианского купца» Шекспира, которое доктор перелистывал в одной книжной лавке, хотя так его и не купил, у Порции были именно такие черты лица и такая фигура. Порция! Самая пленительная из шекспировских женщин, самая живая, самая остроумная, самая бесстрашная. Доктор решил, что пойдет в книжный магазин и закажет это шекспировское издание. Глаза у его гостьи были серо-голубыми. Наверняка у Порции были такие же глаза — цвета Адриатического моря. Наверняка Порция была так же стройна и волосы у нее были такие же светлые — не смуглый тип Мадонны, не томная Венера, а именно такая, свежая и дерзкая венецианка с берегов Риальто с черной кружевной шалью на бронзовых волосах.

— Скажите мне, — спросил доктор, — каким образом вы вступили на преступный путь?

Она улыбнулась.

— Отчасти груз наследственности, отчасти личное распоряжение наследством, — с готовностью ответила она.

— А ваши преступления никогда не мешают вам спать по ночам?

Выражение ее лица вдруг изменилось.

— Нет. Мешает кое-что другое, — коротко сказала она. — Потому-то я к вам и пришла. Мысль о том, что я не смогу заплатить за консультацию — единственное из моих преступлений, которое…

Доктор протестующе замахал обеими руками.

— Прошу вас, мадам, прошу вас! Это я ваш должник. Но стало быть, у вас и вправду есть дело ко мне?

— Вы подумали, что я пришла вас дурачить? — спросила она, и когда его мимика явно подтвердила, что именно это он и подумал, добавила, смеясь. — Нет-нет, но сцена, разыгравшаяся в лавке господина Хейвелинка, так меня позабавила, что я не могла не заговорить о ней. Это было очень неучтиво с моей стороны.

— Это было очаровательно, — пробормотал доктор, устремив на гостью восторженный собачий взгляд. — Но стало быть, кроме этого у вас есть ко мне какое-то важное дело?

Она взглянула ему прямо в глаза.

— Такое же дело, как у нашего общего друга, торговца антиквариатом. Меня преследует сон, который мешает мне спать.

Она замолчала и задумалась. Он безмолвно ждал продолжения. Вдруг ее лицо исказила нетерпеливая гримаска.

— Это очень трудно пересказать, — сказала она. — При свете дня, облеченный в слова, этот сон почти смешон. И все же…

— И все же он мешает вам спать, — закончил доктор тоном утешения. — Не беспокойтесь, сударыня, что бы вы ни рассказали, мне это не покажется смешным. Если бы вам была известна хотя бы десятая часть того, что мне приходилось выслушивать в этой комнате! Сны всегда кажутся ничего не значащими, смешными или странными — таково свойство снов. Но моя задача как раз в том и состоит, чтобы проникнуть за маскировку, которой прикрывается сон, и показать, что за ней кроется. Рассказывайте! Помните, врач — это исповедник!

Она прикрыла глаза и, отвернувшись в сторону, начала свой рассказ. Сон состоял в следующем. Ей снилось, что она лежит в кровати и спит. Кровать слишком для нее просторна. У изножья кровати окно. За окном стоят два дерева, сплетшиеся своими ветвями. И вдруг она видит, что деревья объяты пламенем. Она слышит, как трещит огонь, отсвет пламени падает ей на лицо. Она вскрикивает и просыпается.