– Ну ладно, ладно, она тоже, бедняга, перетрудилась, – чуть не пропел он. – Все мы вам помогаем, как умеем. И вам тоже, бабуня, стараемся помочь.

Когда они ушли, бабуня Барнакл шепнула мисс Тэйлор:

– Миленькая, вид у меня не очень?

– Да нет, бабуня, вы прекрасно выглядите. – Вообще-то лицо бабуни было все в багровых пятнах.

– Слышали, чего мне доктор сказал насчет кровяного давления? Это он, что ли, врет, чтобы я не устраивала лишнего шума?

– Может, и не врет.

– Ей-богу, бабуня Тэйлор, вот возьму да плюну на все напоследок, только меня здесь и видели...

– По-моему, не надо, – сказала мисс Тэйлор.

– Миленькая, а они могут меня в сумасшедшие зачислить?

– Право, не знаю, – сказала мисс Тэйлор.

– Поговорю-ка я со священником.

– Сами знаете, что он вам скажет, – сказала мисс Тэйлор.

– Скажет, ясное дело, положиться на святых заступников.

– Примерно так.

– Ох, и трудная у нас религия, бабуня Тэйлор. Только что мать у меня была католичка, а то бы я ни за что в жизни...

– Я знаю одну женщину... – чуть-чуть заторопилась мисс Тэйлор, – одну женщину, у которой знакомая в нашем больничном комитете. Это все, конечно, дело времени, однако посмотрим, может, они похлопочут, чтобы сестру Бестед куда-нибудь перевели.

– Благослови вас боже, бабуня Тэйлор.

– Обещать я ничего не могу. Но я попробую. Это надо очень тактично.

– Вы слышали? – призвала в свидетели всю палату бабуня Барнакл. – Слышали, что собирается сделать бабуня Тэйлор?

Мисс Тэйлор не очень расстроила первая проба с дамой Летти. Для начала не так уж и плохо. И на даму Летти она еще поднажмет, а может быть, что-то удастся через Алека Уорнера. Хорошо бы он сам поговорил с Цунами Джопабоком, которая состоит в больничном комитете. Если бы еще как-нибудь обошлось без ущерба для служебной репутации этой злосчастной сестры Бестед.

– Так эта ваша дама напрямую ничего не обещала? – спросила бабуня Барнакл.

– Нет, пока нет.

– Ну хоть до зимы-то она управится?

– Надеюсь.

– Вы рассказали, как эта стерва орала на бабуню Дункан?

– Мы в частности не входили.

– Надо было рассказать. Что это вы словно и не совсем за нас, бабуня Тэйлор. А я вроде личность ее помню.

– Чью личность?

– Да этой дамы.

Трудность-то в том, размышляла мисс Тэйлор, что вся эта история не такая уж важная. Иногда ей хотелось сказать бабуням: «Ну и что, если вы недаром опасаетесь? Если мы действительно умрем этой зимой, ну и что?» Иногда она им даже и говорила: «Некоторые, должно быть, так и так умрут этой зимой. Это весьма вероятно». На что бабуня Валвона отвечала: «Я в любое время готова предстать перед своим Создателем». А бабуня Барнакл упрямо добавляла: «Только не раньше времени».

– Вам надо воздействовать на вашу знакомую, бабуня Тэйлор, – сказала бабуня Дункан, которая больше всех раздражала сестру Бестед. У бабуни Дункан был рак. Мисс Тэйлор часто подумывала: может быть, сестру рак и пугает?

– Вроде я этой дамы личность помню, – настаивала бабуня Барнакл. – Может, она ближе к вечеру бывала возле цирка Холборна?

– Не думаю, – сказала мисс Тэйлор.

– Может, она у меня газеты покупала, – сказала бабуня Барнакл.

– По-моему, она газеты получает на дом.

– А работать она нигде не работала, дама эта?

– Ну как, на службу не ходила. Но состояла в разных комитетах и тому подобное.

Бабуня Барнакл мысленно оглядывала лицо дамы Летти.

– Это значит, она благотворительностью занималась?

– В этом роде, – сказала мисс Тэйлор. – Что-то в этом роде.

Бабуня Барнакл подозрительно поглядела на нее, но мисс Тэйлор не поддалась и не сказала, что дама Летти была постоянной посетительницей тюрьмы Холлоуэй со своих тридцати лет до недавних пор, пока ей не стало из-за ожирения и одышки невмоготу подниматься по лестницам.

– С дамой Летти я еще переговорю, – пообещала она.

У начальства был выходной, и сестра внесла первый поднос с ужином, слегка посвистывая.

Бабуня Барнакл заметила нарочно громко:

Сестра перестала свистеть, смерила взглядом бабуню Барнакл, брякнула поднос на столик и пошла за другим.

Бабуня Тротски попыталась приподнять голову и что-то сказать:

– Чего вы хотите, бабуня?

– Она говорит, – перевела мисс Тэйлор, – что не нужно обижать сестер только потому...

– Сестер обижать! А что они с нами сделают, когда зима...

Мисс Тэйлор взмолилась о ниспослании душевного покоя. Да что же у них одна зима в голове! Сочиняли бы снова свои еженедельные завещания!..

Этой ночью в мозгу у бабуни Тротски лопнул крохотный кровеносный сосудик, и она умерла, а дух ее возвратился к Господу, дарователю оного.

Миссис Энтони чутьем знала, что миссис Петтигру – добрая женщина. Чутье обманывало миссис Энтони. Но когда миссис Петтигру поступила к Колтонам ухаживать за Чармиан, первые недели она подолгу сиживала на кухне и рассказывала миссис Энтони о своих горестях.

– Вы закурите, – сказала миссис Энтони, разливая крепкий чай и указывая локтем на пачку на столике. – Бывает и хуже.

Миссис Петтигру сказала:

– Не знаю уж, куда хуже. Тридцать лет жизни я положила на Лизу Брук. Все знали, что деньги ее причитаются мне. А потом откуда ни возьмись объявился этот. Гай Лит. Ни в каком браке они не состояли. Не настоящий это был брак.

Она пододвинула к себе чашку чаю и, склонившись к уху миссис Энтони, поведала ей, как жестоко и по какой давней причине Гай Лит обманул Лизу Брук и не смог вступить с нею в супружеские отношения.

Миссис Энтони основательно отхлебнула чаю из чашки, которую держала обеими руками и в которую выдохнула так, что душистый пар уютным теплом обволок ее нос.

– Ну и все же, – сказала она, – муж есть муж. Раз законный.

– Лиза его никогда открыто не признавала мужем, – сказала миссис Петтигру. – Пока она не умерла, никто и не знал, что она замужем, вот же свинюшка паршивая.

– А вроде вы говорили, что она ничего, – удивилась миссис Энтони.

– Я про Гая Лита, – сказала миссис Петтигру. – Это он паршивая свинюшка.

– Ах, вон что. Ну, миленькая, суд еще свое слово скажет, когда время придет. Вы сигарету-то берите.

– Я с вами прямо курякой стану, миссис Энтони. Спасибо, я возьму, а вот вам не мешает курить поменьше, поберегли бы здоровье.

– С двадцати пяти лет по двадцать штук в день курю, а вчера перевалило за семьдесят, – сказала миссис Энтони.

– Как за семьдесят! Господи, да куда же...

– Семьдесят лет мне вчера исполнилось.

– Ах, семьдесят лет. Ну, так вам самое время на отдых. А то с этими... – миссис Петтигру кивнула на кухонную дверь, имея в виду Колстонов, пребывающих где-то за нею.

– Да нет, у них неплохо, – сказала миссис Энтони. – Сам-то он прижимистый, а она хорошая, она-то мне нравится.

– Прижимистый по части денег? – спросила миссис Петтигру.

– То есть не дай бог, – сказала миссис Энтони, повращав глазами и обратив взгляд на собеседницу для пущего понимания.

Миссис Петтигру поправила волосы, густые, крашенные в черный цвет и отлично подстриженные, как ее научила Лиза.

– Вот сколько бы лет вы мне дали, миссис Энтони? – спросила она.

Миссис Энтони, не поднимаясь со стула, откинулась назад, чтобы лучше разглядеть миссис Петтигру. Она взглянула на ее черные замшевые туфли, на ее гладкие ноги – ни одной вздувшейся вены, – на плотные бедра и подобранный бюст. Затем миссис Энтони склонила голову набок, чтобы окинуть взглядом, под углом в пятнадцать градусов, лицо миссис Петтигру. От носа к углам губ пролегли складочки, ротик был накрашен вишневой помадой. Двойной подбородок только-только наметился. Лоб пересекали две морщины. Глаза темные и ясные, нос твердый и приплюснутый.