Он снова склонился над бумагами и продолжил:

— Итак, Кэррол оставался в Сахарапуре на протяжении пяти лет. За это время он успел принять участие в целых семнадцати миссиях, проводя больше времени в разъездах, чем на своем посту. — Он начал пролистывать отчеты о заданиях, в которых участвовал доктор, зачитывая вслух заголовки: — Сентябрь 1866 — разведывательные мероприятия по определению места для прокладки железной дороги в верховьях реки Сутлей. Декабрь — картографирование местности в Пенджабе в составе корпуса водных инженеров. Февраль 1867 — сообщение о новорожденных и заболеваниях во время беременности в Восточном Афганистане и в послеродовом периоде. Май — инфекционные заболевания скота в горах Кашмира и их опасность для человека. Сентябрь — знакомство с высокогорной флорой Сиккима по заданию Королевского ботанического общества. — Казалось, что ему неприятно перечислять их все и он делал это, не переводя дыхания, так что напрягшиеся жилы на его шее стали напоминать те самые горы Кашмира, по крайней мере так показалось Эдгару Дрейку, который никогда не был там и никогда не изучал географию тех мест, но который в свою очередь тоже начал раздражаться из-за отсутствия в этой истории любых упоминаний о пианино.

— В конце 1868-го, — продолжал полковник, — заместитель директора нашего военного госпиталя в Рангуне, тогда единственной крупной клиники в Бирме, неожиданно скончался от дизентерии. На его замену руководитель медицинской миссии в Калькутте предложил Кэррола, который прибыл в Рангун в феврале 1869-го. Он прослужил там три года, и так как занимался в основном лечением больных, у нас немного данных об этом периоде. Все свидетельствовало о том, что он поглощен своими непосредственными обязанностями в госпитале.

Полковник подтолкнул папку по направлению к настройщику.

— Вот фото Кэррола, когда он был в Бенгалии. — Эдгар немного подождал, а потом, поняв, что ему придется встать, чтобы взять фотографию, подался вперед, уронив на пол свою шляпу.

— Простите, — пробормотал он, подхватил шляпу, потом папку и вернулся на место. Он положил папку на колени и раскрыл ее. В папке была фотокарточка, перевернутая вверх ногами. Эдгар поспешно перевернул ее. На фотографии был запечатлен высокий, уверенный в себе человек с темными усами и аккуратной прической, одетый в хаки. Он стоял у кровати больного — темнокожего мужчины, вероятно, индийца. На заднем плане виднелись другие кровати и больные. «Больница», — подумал настройщик и снова сосредоточился на лице доктора. По выражению его лица сказать что-либо о докторе было затруднительно. Черты были несколько размыты, что казалось странным, поскольку пациенты оказались в фокусе. Можно было подумать, будто доктор находился в постоянном движении. Настройщик внимательно вглядывался в лицо на фотографии, пытаясь соотнести этого человека с услышанной о нем историей, но фотокарточка немногое открыла ему. Он поднялся и вернул папку на стол полковника.

— В 1871 году Кэррол попросил перевести его в более отдаленное место. Его просьба была удовлетворена, ибо в этот период бирманцы активизировались в долине Иравади к югу от Мандалая. На своем новом посту, так же как в Индии, Кэррол принимал участие во многих разведывательных экспедициях, чаще всего бывал в районе Южного нагорья Шан. Не вполне понятно, каким образом ему это удалось, учитывая множество его обязанностей, но Кэррол смог научиться весьма бегло изъясняться на шанском диалекте. Некоторые предполагали, что обучал его местный монах, другие считали, что это была женщина-служанка.

Но неважно, монах это был или служанка, в 1873 году мы получили ужасное для нас сообщение о том, что бирманцы после нескольких десятилетий заигрываний с французами все-таки подписали с ними торговый договор. Возможно, вам известна эта история; она подробно освещалась в прессе. Хотя французские вооруженные силы до сих пор оставались в Индокитае и не переходили Меконга, само собой, это был крайне опасный прецедент, осложняющий дальнейшие франко-бирманские отношения и влекущий за собой открытую угрозу Индии. Мы начали спешно готовиться к возможной оккупации районов Верхней Бирмы. Немалое число шанских князей уже долгое время оспаривали друг у друга право на бирманский трон, и... — Полковник на секунду прервал свой монолог, чтобы перевести дух, и заметил, что настройщик смотрит в окно. — Мистер Дрейк, вы меня слушаете?

Эдгар в смущении повернулся к нему.

— Да-да, конечно, я слушаю вас.

— Тогда позвольте, я продолжу, — полковник снова зарылся в бумаги.

Настройщик прервал его извиняющимся тоном:

— Гм... На самом деле, полковник, вся эта история чрезвычайно увлекательна и познавательна, но я пока еще не вполне понял, зачем я вам понадобился... Понимаю, что для вас такое изложение дела привычно, но могу ли я задать вам один вопрос?

— Да, мистер Дрейк?

— Ну... если говорить начистоту, мне хочется узнать, в чем там проблема с этим роялем.

— С чем, простите?

— С роялем, — повторил Эдгар. — Ко мне обратились по поводу настройки инструмента. Вы сообщили мне очень много о самом докторе Кэрроле, но я полагал, что объектом моей работы здесь будет все-таки не человек, а инструмент.

Лицо полковника залилось краской.

— Мистер Дрейк, но я убежден, что все эти сведения крайне важны для вас...

— Я верю, сэр, но мне до сих пор неизвестно, что с инструментом и смогу ли я вообще настроить его. Надеюсь, вы понимаете.

— Да-да. Конечно, я вас понимаю, — нижняя челюсть полковника отвисла; он уже приготовился рассказывать об отзыве резидента из Мандалая в 1879-м, о сражении у Мьингьяна, об осаде гарнизона Маймио — это была одна из его любимых историй. Некоторое время он молчал.

Эдгар уставился на свои руки.

— Прошу простить меня, пожалуйста, продолжайте, — сказал он. — Просто дело в том, что мне уже пора идти — я живу далеко отсюда — и меня действительно больше всего интересует рояль, — хотя он немного испугался, все же втайне был доволен тем, что удалось перебить полковника. Он всегда недолюбливал военных, да и неведомый доктор Кэррол нравился ему все больше и больше. На самом деле, он и сам был бы не прочь услышать о нем побольше, но дело шло к вечеру, а полковник, по-видимому, заканчивать и не собирался.

Полковник вновь обратился к бумагам:

— Хорошо, мистер Дрейк, я постараюсь покороче. К 1874 году мы начали закладку нескольких секретных аванпостов в регионе Шан, один — неподалеку от Хсипау, другой — у Таунггия и еще один — самый отдаленный — в маленькой деревушке под названием Маэ Луин, на берегу реки Салуин. Вы не найдете Маэ Луин ни на одной карте, и, пока вы не подтвердите свое участие в миссии, я не могу сказать вам, где это. Туда мы и послали Кэррола.

В комнате становилось сумрачно, и полковник зажег небольшую настольную лампу. Свет дрожал, отчего тени, отбрасываемые его усами, казалось, шевелились. Он снова испытующе поглядел на настройщика. Похоже, тот действительно нервничал. Полковник вздохнул.

— Мистер Дрейк, я не буду злоупотреблять вашим терпением и поэтому опущу детали двенадцатилетнего пребывания Кэррола в Маэ Луин. Если вы согласитесь помочь нам, мы поговорим подробнее и я покажу вам армейские отчеты. Если, конечно, вы все-таки не желаете выслушать это сейчас...

— Но я хотел бы услышать о рояле.

— Да-да, конечно, рояль, — он снова вздохнул. — Что именно вы хотите узнать? Мне казалось, что полковник Фитцджеральд довольно подробно информировал вас в своем письме.

— Да, я знаю, что Кэррол потребовал прислать ему рояль. Ваше министерство купило концертный «Эрард» 1840 года и отправило ему инструмент. Но не могли бы вы рассказать мне несколько подробнее об этом?

— На самом деле не могу. Мы так и не поняли, зачем ему рояль, если только он не надеялся, что он поможет ему повторить успех, которого он добился декламацией Шелли.

— Зачем? — Настройщик рассмеялся, неожиданно звучно для своего тщедушного сложения. — Как часто я задавал себе тот же самый вопрос, касающийся прочих моих клиентов! Зачем почтенная матрона, которая не способна отличить Генделя от Гайдна, покупает «Броадвуд» 1820 года и требует, чтобы его настраивали каждую неделю, хотя на нем никто не играет? Или что, по-вашему, может быть на уме у главного судьи графства, который дважды в месяц вызывает меня перетягивать струны на его инструменте — что, надо сказать, совершенно лишнее, однако очень выгодно для моего кошелька, — и в то же самое время отказывается выдать разрешение на проведение ежегодного конкурса пианистов? Не подумайте, что я хочу как-то задеть вас, но запрос доктора Кэррола не представляется мне таким уж из ряда вон выходящим. Сэр, вы когда-нибудь слышали «Инвенции» Баха?