На Ниццу обрушился ливень, встал серебряной стеной, и Дарио пришлось уйти с открытой террасы и спрятаться внутри ресторанчика. Внезапно открылась дверь, и вошел Вардес с какой-то женщиной.

Дарио не знал, как поступить. Поклониться Вардесу или сделать вид, что они незнакомы? Но Вардес уже сам жал ему руку. Дарио сейчас же догадался, что тот смертельно пьян: лицо багровое, глаза блуждают и нехорошо блестят.

— Доктор! А вы что тут делаете? Вот они, проповедники! Призывают других к трезвости и воздержанию, а сами…

Он говорил очень громко, отчетливо, чеканил каждое слово, видимо, усилием воли заставлял слушаться заплетающийся язык. И конечно, под маской дерзкой развязности затаились смятение и ужас.

— Я вас узнал. Вы ведь доктор… доктор…

Он явно не мог вспомнить, как зовут доктора.

— Простите. У меня нет памяти на имена. На лица тоже, но ваше уж очень выделяется. Восточного человека издалека видать. Ни с кем не спутаешь.

Он расхохотался и хлопнул Дарио по плечу.

— После того дурацкого случая вы мне здорово помогли. Идемте, я угощаю.

Они приблизились к стойке. Тем временем спутница Вардеса отошла от них и направилась в глубину зала к дальнему столику. Дарио не знал, что ресторанчик в последнее время вошел в моду: прославился великолепной провансальской кухней. Он не мог оторвать глаз от женщины и едва слышно пролепетал:

— Неужели это мадам Вардес?

— Да, я с женой.

Все на нее оглядывались, все шептали ее имя. И в отличие от большинства женщин, что привыкли быть на виду и движутся сквозь толпу с напускным безразличием, изображая носовую фигуру корабля, плывущую над волнами, а на самом деле упиваются всеобщим вниманием и восхищением, она держалась очень мило и просто. Знала, что на нее смотрят, но сохраняла безмятежное спокойствие. Улыбалась и отвечала на поклоны. Другие, хотя на вид холодны, мучительно зависят от мнения окружающих, а мадам Вардес при всей открытости и сердечности была отстраненной, словно ее мысли витали где-то далеко; она сохраняла свободу, на ее внутренний мир никто бы не мог посягнуть.

Дарио любовался ею молча. Безукоризненно прямая спина. На голове нет шляпки. Темное платье. Никаких украшений, лишь на руке мерцает бриллиантовое кольцо.

Время за полночь. Наверное, были с Вардесом в казино.

— Я еще не ужинал. Аппетит у меня просыпается только ночью. Вы знаете, что здесь отлично готовят? Нет? Ну как же, их провансальские блюда — просто сказка. Вы любите хорошо поесть? Неужели и к вину безразличны? Зачем же тогда и жить, любезнейший доктор! Хотя все это притворство, на самом деле вы гурман!

— Почему вы так думаете?

— Вас выдает изгиб рта, в нем горечь и сладострастие. Вы вовсе не равнодушны ко всем благам земным!

Вардес опять хохотал.

— Поужинайте с нами. Я угощу вас.

— Благодарю, я не голоден. Очень вам благодарен, но… — Дарио совсем растерялся.

Ему смертельно хотелось принять приглашение. Он был сам не свой от смущения, волнения и страха. Познакомиться с такой женщиной, как мадам Вардес! Говорить с необыкновенным высшим существом! Да он и рта не сможет раскрыть. Даже поздороваться не решится. Не то что есть при ней. Он сгорит со стыда. Внутренний голос кричал: «Ты недостоин!»

— Полно, пойдемте.

Вардес решительно направился к столику, не сомневаясь, что Дарио за ним последует. Тот повиновался.

Промышленник все-таки вспомнил фамилию доктора и на ходу небрежно представил его жене. Дарио поклонился и сел напротив. Но есть не мог, только смотрел во все глаза на мадам Вардес. И не понимал, красива она или нет. До сих пор ему нравились совсем другие женщины, он и не представлял, что обнаружит столько очарования в сдержанных манерах, строгом печальном очертании губ, темных волнистых волосах, чуть тронутых сединой. На вид ей было лет тридцать. Время и страдания оставили заметный отпечаток, она не походила на холеных женщин, живущих под стеклом, будто яркие мертвые мотыльки в коллекции. Никакого сходства с гладкими фарфоровыми куклами, к которым Дарио привык. Вокруг глаз и губ уже появились морщинки. Бледное почти прозрачное лицо едва подкрашено. Рядом с ней другие женщины теперь казались Дарио размалеванными идолами дикарей. Его восхищали ее правильные чистые черты.

Прошло больше месяца, за это время Дарио ни разу не встречал Вардесов, и вдруг его позвали к ним в особняк «Каравелла».

— Милый, тебя действительно признали, конец нужде! — радостно шепнула Клара, обнимая его на прощание.

Но Дарио сомневался, что нужен там как врач, скорее очередная блажь взбалмошного богача.

Куда идти, он знал, не раз любовался издалека построенным над самым морем, на высоком скалистом берегу прекрасным домом, вытянутой сужающейся формы, словно корабль, — отсюда и название. Ничего изящнее, великолепнее Дарио в жизни не видел, а сегодня красота террас, увитых зеленью, особенно потрясла его. Сердце замирало при виде сияющего на солнце мрамора какого-то особенного теплого золотистого оттенка.

Дарио сейчас же отвели к Вардесу. Тот полулежал в постели, обложенный подушками, и тяжело дышал. Иногда из груди вырывался хрип, и больной с глухим стоном хватался за бок. Он с трудом кивнул, подзывая Дарио поближе.

— Вас едва разыскали, доктор, — сказал он вместо приветствия. — Но другой врач мне сейчас не нужен.

— У меня нет телефона, — смущенно ответил Дарио.

Он взял больного за руку: пульс учащен, сильный жар. Вардес посмотрел ему в глаза и проговорил негромко, часто останавливаясь:

— Простудился в поезде. Ездил в Германию. Вчера в Париже мне уже было не по себе, устал, наверное. А ночью, пока ехал сюда, совсем стало худо. К утру, сами видите…

— Началось с озноба?

— Да.

Вардес сейчас же стиснул руки на груди, справляясь с новым приступом дрожи.

— Вот что, доктор, к завтрашнему дню вы должны поставить меня на ноги.

— Посмотрим, возможно ли это.

— Плевать, что станет со мной потом. Главное, чтобы я смог завтра вечером выйти из дому и продержаться всю ночь.

— Ну разумеется, если это в моих силах…

— В силах или не в силах, вы должны!

— Позвольте мне сначала вас осмотреть, — взмолился Дарио, не сомневаясь, что больной бредит.

Вардес распахнул шелковую пижаму на безволосой белой жирной груди. Дарио очень тщательно его выслушал и понял, что у Вардеса воспаление легких. Пока больной застегивал пуговицы, врач попытался вразумить его:

— Видите ли, мсье, завтра вам никак нельзя встать с постели.

— Я должен! — взревел Вардес.

— Иначе будут серьезные осложнения.

— Что со мной?

Но Дарио медлил с ответом, и Вардес в бешенстве ударил кулаком по спинке кровати.

— Что со мной, черт возьми?

Врач хотел объяснить мягко, но невольно прорвалось раздражение:

— Лучше уж я вам скажу, иначе вы наделаете глупостей. Итак, у вас воспаление легких. Будете слушаться — выздоровеете, обещаю. Но если вскочите завтра, процесс может стать необратимым, повлияет на сердце и…

— Умру, что ли?

— Да, вы можете умереть.

— А мне все равно, доктор. Я не живу, а мучаюсь. И мучаю всех вокруг. Чем скорей это кончится, тем лучше для меня и для других. Завтра я встану и буду играть. У вас впереди еще сутки, делайте что хотите… Но завтра я должен встать! Я чувствую, что мне по-настоящему повезет. Удача приходит редко, и нужно ухватить ее во что бы то ни стало, никто не знает, придет ли она опять. Удача — главное, а на все остальное…

Тихий голос звучал глухо, прерывисто. Вардес говорил очень быстро. То бредил, то приходил в себя.

Дарио покачал головой:

— Простите, мсье, но вашу просьбу исполнить невозможно. Я не могу вас исцелить заклинанием или возложением рук. Чудеса не в моей власти.

— Накачайте меня чем-нибудь, чтобы я продержался ночь.

— То есть как, накачайте?

— Десять лет назад один ваш коллега, тоже азиат, мигом поставил меня на ноги. Я вот так же по-дурацки захворал, и довольно серьезно. А он вколол мне что-то — кофеин, стрихнин, — вам видней, что нужно вколоть. Взбодрил меня, как лошадь перед скачками. Назавтра я был на ногах.