— Поторапливайся, стерва!

Он забавлялся травлей. Подгонял, бросал ей под ноги одежду. Гнусная тупая неповоротливая девка! Его мутило от омерзения. И такая вот спала в его постели!

«Больше ни одна сука не посмеет здесь спать!» — решил он.

Хотя прекрасно знал, что не сможет лежать в темноте один, — слишком страшно.

Он с презрением бросил ей деньги. Она подобрала. Вардес молчал и смотрел на нее с издевкой.

Она не выдержала и принялась его ругать. Тут он схватил пустую бутылку и разбил о голову девицы.

Потом упал в обморок, притворный или настоящий, — он сам не мог понять. Вардес то проваливался, то все слышал и видел. Девица кричала. В номер вбежал директор гостиницы, а вслед за ним какой-то невзрачный человечек — это был Дарио, которого позвали по совету Ангела Мартинелли. Вардес понимал, что его перевязывают, но в ушах звучал колокольный звон. В глазах потемнело. Больше он ничего не осознавал, только чувствовал внутри глухие равномерные удары, в недоумении прислушивался к ним и, наконец, догадался, что это бьется его собственное изношенное сердце.

Вардес пришел в себя. Кроме Дарио, в номере никого не было.

«Кто додумался позвать этого жалкого нищего, небритого никому не известного врачишку, презренного метека, который и по-французски-то говорит с трудом?»

Он грубо оттолкнул Дарио:

— Все, теперь мне лучше. В дальнейших услугах не нуждаюсь. Идите себе, любезный!

Но Дарио спокойно спросил:

— Ведь у вас и раньше случались такие припадки, верно?

Он больше не казался Вардесу таким уж ничтожным и смешным. Вардес не ответил, только болезненно поморщился.

— Чтобы освободиться от страха, не жалко ударить и даже убить, так?

— Доктор, откуда вы…

Дарио подсел к больному, чтобы выслушать его и по возможности помочь, направить.

— Что мне делать, доктор?

Прямого вопроса Дарио испугался: какой он советчик богатейшему влиятельному человеку? Разве он светило медицины, домашний врач Вардеса? Его позвали оказать первую помощь раненой, а также продезинфицировать и перевязать глубокие порезы у мужчины, который голыми руками крушил стекло. Что, если своим вмешательством он заденет и оскорбит чей-нибудь общепризнанный авторитет?

— Вы никогда не обращались к специалисту по нервным заболеваниям? — осторожно начал он.

Вардес молчал. Дарио смущенно потупился.

— Та, что была с вами, сейчас вне опасности, — заверил он.

— Знаю. Я старался не попасть по глазам, не порезать ей горло и грудь.

— А что говорит ваш постоянный врач?

— Говорит: «Не играйте в карты. Не курите. Прежде всего покой, воздержание и самодисциплина». Этот дурень считает, что мне полезно жить в деревне и выращивать цветочки. Если бы я мог следовать их советам, я был бы другим человеком. И ни в каких советах не нуждался, — отвечал Вардес с раздражением.

— Конечно, мсье, жизнь должна быть полной, но не следует путать удовольствия с разгулом, который разрушает тело и калечит душу.

Вардес отвернулся со скукой. Он устал от подобных сентенций. У него на лице ясно читалось: «Все это тысячу раз пережевано, старо как мир и бессмысленно, да, главное, бессмысленно».

— Сколько с меня? — произнес он вслух.

Расплатился с Дарио, и тот ушел.

С тех пор как Дарио заключил соглашение с Ангелом Мартинелли, тот ему покровительствовал. Метрдотель не только рекомендовал его многим, но еще и выбирал пациентов посостоятельней.

Вечерами Дарио сидел на террасе одного ресторанчика на площади Массена. За небольшую плату, за стакан вина или пачку сигарет портье многих гостиниц Ниццы оповещали его обо всех несчастных случаях в округе и звали туда, где требовалась врачебная помощь. Сюда же присылал за ним Мартинелли: «В такой-то номер. К такому-то часу. Такая-то пациентка».

И Дарио направлялся в Монте-Карло. Дамы отдыхали и приводили себя в порядок перед ужином в ресторане, тут-то на них наваливалась усталость, груз прожитых лет, тоска. И врач мог им пригодиться не меньше, чем парикмахер и массажистка. Да, он желанный гость. Пусть пропишет что-нибудь безвредное, несколько капель в стакан воды перед сном. Большего дамам не требовалось. Лишь бы ночь прошла спокойно. Не мучиться бессонницей.

Не видеть снов. Не вспоминать о прошлом. Правда, некоторым хотелось к тому же вернуть себе молодость, свежесть, вкус к жизни, жажду наслаждений, чтоб кровь играла, как когда-то, двадцать лет назад. Забыть об унылой повседневности: деньгах, долгах, заботах, любовниках, детях, угрызениях совести…

Обходительный Дарио никогда не говорил им: «Поберегите силы, вы уже немолоды, все рано или поздно стареют». Они это ценили.

Случалось, что и молоденькие, окруженные вниманием и комфортом, то и дело вызывали его, потому что им померещились морщинки, пятнышки, ну и просто так, для профилактики.

Дарио скромно сидел в уголке, попивал темное пиво и размышлял: «Скольких людей приходится утешать и успокаивать! Странное дело! «Моя мама умерла от туберкулеза. Доктор, не находите ли вы у меня предрасположенности?» Или: «Утолщение на груди, это не… доктор, прошу вас, успокойте меня!» Все они хотят жить, любят жизнь. И она щадит их. Они проживут еще много-много лет. Тела у них в полном порядке: драгоценные механизмы ежедневно смазывают, полируют — они прослужат долго; а вот души больны. Настоящий, добросовестный специалист напугал бы их. Отмел беспочвенные опасения, указал бы истинные симптомы. И сказал бы, как врач Вардеса: «Довольно романов, азартных игр и возбуждающих средств!» Но разве они послушают? Никаких ограничений, только развлечения! Хотят долго жить и при этом ни в чем себе не отказывать. Пусть лучше восточный лекарь пропишет им успокоительные капли, выведет из организма яды, обеспечит спокойный сон и получит сто франков в награду».

Впрочем, теперь дела пошли на лад, и Дарио не приходилось думать только о пациентах и хлебе насущном. Он расправил плечи, успокоился. Клара и малыш уже месяц спокойно жили дома. С генеральшей он расплатился. Один долг с плеч долой!

Хотя Дарио и прятался в углу, незаметный и невзрачный, на самом деле он осмелел. Даже поглядывал на женщин. Не на шлюх, что бродили и рыскали по подворотням в ожидании клиентов, — напрасно вон та, в белом атласном жакете, выглянула из темного проема двери, заметила его, улыбнулась и поманила. Не на торговок цветами, что бродят с корзинами по галечному пляжу до зари. Нет! На таких он не смотрел, они ему надобились крайне редко. Ему нравились роскошные красавицы, что выходили из дорогих автомобилей с мужьями или любовниками, даже не удостоив его взглядом. В Крыму ребенком он всегда бежал следом за женой офицера или богатого купца, если той случалось проходить мимо порта. Выйдя из лабиринта темных улочек на безлюдную площадь перед мечетью, женщина замечала маленького оборванца, пугалась, от былого высокомерного достоинства не оставалось и следа, она с тревогой прижимала к груди сумочку, подбирала юбки и ускоряла шаг. Дарио не кричал ей вслед ругательств, как другие уличные мальчишки, не издевался, не оскорблял. Просто молча шел и шел за ней тенью, пока его не отгонят. Любовался ее красотой, ловил тонкий аромат духов от ее одежды. И вовсе не хотел напугать. Позднее он догадался, что его особенно подстегивал их равнодушный холодный взгляд и презрительное выражение лица.

Тяжело вздыхая, Дарио следил за женщинами, проходившими по улице Массена в теплых сумерках. Дребезжал трамвай. Уличные музыканты играли серенаду. Прекрасные незнакомки являлись Дарио во сне. Он воображал, что они утонченны, умны, изящны, не только красивы, нарядны, но еще и безупречно воспитаны. Пациентки, с которыми он общался ежедневно, были такими пошлыми и грубыми, что простушка Клара по сравнению с ними казалась королевой. И все-таки, сам того не желая, при виде богатой красивой женщины он замирал, и в сердце просыпалась тайная надежда. Просыпалась, но ни разу не оправдалась.