— А твой врач?

— Считает, что требования о соблюдении режима — бред и чепуха.

Последние изданные законы обязывали врачей сообщать обо всех случаях заражения туберкулёзом — и, тем не менее, большинство частных врачей возражали и игнорировали данное требование, полагая, что это является вторжением в личную жизнь.

Так что я не был удивлён.

Но я хотел спросить не об этом.

— Каково мнение твоего врача о прогнозе заболевания? — осторожно перефразировал я свой вопрос.

Он пожал плечами.

— От этих докторов никогда не дождёшься конкретного ответа.

Значит, в последнее время он не посещал врача. А сам он о себе не позаботится.

— Дай мне знать, если тебе что-то понадобится, — неловко и грубо произнёс я.

Отец отмахнулся от предложения.

— Я в порядке. Остановился тут у друга. Буду наслаждаться тем, что будет дарить мне каждый день. Ты же меня знаешь, Саймон.

Да, я знал.

Я вытащил из кармана свою визитку и протянул ему.

— Ты и так легко меня отыскал, но по этому адресу я буду в любое время.

Он взял визитку, улыбнулся, закашлялся, а затем ответил:

— Я буду на связи. Я скоро умру. Но не сейчас. Не сейчас…

Я смотрел ему вслед.

Отец шёл вдоль двадцатого пути и ненадолго задержался у цветочного ларька, чтобы купить одну жёлтую розу. Видимо, для его теперешней спутницы.

Я ожидал, что на меня нахлынут эмоции. Скорей всего, гнев.

Даже если забыть об утерянных из-за него возможностях в карьере, я никогда не мог ему простить то, как он поступил с моей матерью. Я до сих пор был уверен, что именно его отъезд ускорил её отход в мир иной.

Я не чувствовал жалости, хотя и понимал, что он говорил правду — он скоро умрёт.

Этой ночью я ощущал лишь одно.

Пустоту.