Гораций хорошо видел их в всё более рассеивающейся мгле. Кроме того, к основному серому шару был прилеплен шар поменьше, с двумя черными точками на бугристой поверхности. Окружающее пространство всё больше наполнялось светом. Гораций смог разглядеть две гибкие чёрные трубки, выходящие из шара. Первая из них выходила прямо из его центра, вторая же, размером побольше, располагалась между нижними конечностями. Скоро Гораций увидел, что верхние отростки шара на своих концах разделяются на несколько – поменьше. Если бы Гораций умел считать до десяти, то смог бы узнать, что в сумме маленьких отростков – ровно десять. Вся это неприятного серого цвета масса была так близко, что Горацию казалось достаточно протянуть руку, и он сможет дотронуться до этой замысловатой субстанции. Гораций двинулся вперед, и тут…

Произошло нечто. Серая масса всколыхнулась, зашевелилась и подалась Горацию навстречу. Сердце Горация бешено заколотилось. Это нечто, что видел Гораций перед собой, было живым. В этом не было никаких сомнений. Оно реагировало на движения Горация, отвечало ему.

Гораций стал внимательнее разглядывать странный образ. Никогда раньше он не видел ничего подобного. Те правильные формы предметов Пространства, их изящные линии, яркие цвета были противоположностью тому, что видел сейчас Гораций перед собой. Уродство, собственной персоной предстало перед ним. Раздутое, серое, мрачное, в наплывающих друг на друга складках оболочки, абсолютно непропорциональное, оно даже не пугало, оно вызывало отвращение. Гораций попытался отойти назад, однако ноги не послушались его. Ощущение того, что Гораций двигает ими было, самого же движения нет. Это серое существо загипнотизировало, парализовало, взяло к себе в плен. Сообразив, что уйти от него не удастся, Гораций попытался хотя бы внимательнее изучить противника. Глаза Горация к этому времени уже адаптировались к естественному свету и позволяли теперь различать более мелкие детали. К вернувшемуся чудесным образом зрению добавились ощущения положения собственного тела в пространстве и осязание. Горацию стало казаться, что он не стоит, а лежит на чём-то лицом вверх. В центре своего живота Гораций почувствовал неприятную тяжесть, а между ног – неведомое ему раньше ощущение, которое называется словом «боль».

А между тем, неприятный серый шар продолжал парить перед Горацием в пустоте. Теперь Гораций хорошо видел неровную, шершавую поверхность его оболочки. Скоро Горацию стало казаться, что на маленьком шаре большого пузыря он видит нечто, похожее на лицо. Ещё через пару минут Гораций уже был практически уверен в том, что два пятнышка на сером шаре, это не что иное, как глаза. То существо, которое парило перед ним, смотрело на него черными зрачками своих заплывших жиром тусклых глаз. Изредка, эти черные маленькие черные точки едва различимо смещались, и тогда Горацию становилось жутко. Он понимал, что ОНО видит его, однако уйти он не мог, тело его не слушалось, поэтому Гораций продолжал смотреть на серое, похожее на большой пузырь, пятно. Благо вело оно себя довольно спокойно.

Ощущения собственного тела всё больше тревожили Горация. Ему отчетливо стало казаться, что в его живот что-то вливается из вне, тяжесть в центе живота становилась невыносимой. Гораций хотел было поднять голову, чтобы посмотреть на себя, но не смог. Он оставался неподвижным, а мрачное серое существо продолжало смотреть на него сверху тёмным, мутным взглядом своих ужасных глазок. Гораций понял, что, несмотря на всё неприятие им этого существа, избежать контакта с ним не удастся. Пузырь упорно не хотел уходить. Гораций постарался вытянуть руку. Незнакомец опять слегка двинул своим отростком. Гораций сделал усилие, чтобы вытянуть другую, и второй отросток незнакомца сдвинулся с места. Гораций насторожился, незнакомец двигался синхронно с ним. По всему выходило, что Гораций управляет тем непонятным существом, которое видит перед собой. «Кто ты?» – попытался спросить Гораций, но звук застыл у него в горле. Только он открыл рот, как на бугристой поверхности существа в том месте, который Гораций назвал «лицом» разлепилась щель. Странная догадка пронзила сознание Горация. Чтобы проверить её, Горацию захотелось взглянуть на самого себя. Однако здесь нельзя было, как в виртуальном Пространстве, сделать панорамный вид. Меню не вызывалось привычным движением пальцев. Тут надо было действовать по-другому. Все отчаянные попытки Горация приподнять голову, встать или сесть, успехами не увенчались, он оставался неподвижен, а вот существо рядом с ним всполошилось. Забавно шевеля своими отростками, серый пузырь успокоился только тогда, когда Гораций бросил свои попытки подняться. Волнующая догадка Горация всё больше казалась ему верной. Она окрепла, утвердилась, укоренилась в его взбудораженном сознании и больше уже не отпускала, не давала ему покоя. Гораций решил во что бы то ни стало посмотреть на себя. Он хотел видеть своё тело. Пусть не всё, а хотя бы часть его. Он должен был увидеть… Собрав все свои силы, Гораций отчаянно вытянул вперед руку, и тут же его плечо пронзила острая боль. Никогда раньше Гораций не испытывал ничего подобного. Жестокая судорога заставила его забыть обо всём. В бессилии Гораций откинулся назад. В глазах потемнело. Гораций не знал что делать, его тело разрывало совершенно новое ощущение, резкое, ужасное, затмевающее собой все мысли, кроме одной. «Я не вынесу этого! Не вынесу!..» – кричал про себя Гораций. Это была боль. Не успело пройти и пары секунд, как в серый пузырь напротив впилась стальная игла. Подобно насекомому пронеслась она в воздухе, после чего вонзилась в неподвижное серое тело. Бесцеремонно прорвав его толстую оболочку, она оставила после себя на теле незнакомца рваный, струящийся красный след. Тут же боль Горация утихла, а его сознание прояснилось. Уже через мгновение он забыл о боли, об игле. Его поглотила совершенно иная новая мысль. Перед тем, как Горация пронзила судорога, он всё-таки увидел то, что так отчаянно силился разглядеть. Перед тем, как боль заставила Горация забыть обо всём, краем глаза, на долю секунды он увидел то, что, он готов был поклясться в этом, было его собственной рукой. Это было то, что принадлежало его телу, то, что он так отчаянно пытался вытянуть вперед. Это была его рука. Её вид поразил, испугал, встревожил Горация. Её цвет… Она была серой! И не просто серой… Она была именно того землянистого «#444444» цвета, какой имел отвратительный серый пузырь, беспрестанно маячивший перед ним.

То, что увидев, Гораций принял за собственные пальцы, как две капли воды было похоже на те несуразные мелкие ответвления, которыми заканчивались конечности серого пузыря.

Гораций напряженно вглядывался в ужасающего незнакомца. Его догадка подтверждалась. Рука Горация прежде, чем быть пронзенной болью, коснулась гладкого, холодного стекла. Тот незнакомец, то серое существо, тот отвратительный бесформенный пузырь, которого видел сейчас Гораций перед собой, был он сам.

В том, что Гораций видел самого себя, у него не было больше никаких сомнений. Его глаза, привыкнув к яркому свету, отчетливо различали все детали. Гораций видел, что все движения существа точнейшим образом совпадают с теми командами, которые посылает Гораций членам собственного тела. Увиденное, прочувствованное, понятое – всё говорило о том, что перед Горацием его отражение. Даже тяжесть в животе Гораций чувствовал именно в том месте, откуда из серого существа исходила массивная трубка.

Сомнений не было, перед Горацием было зеркало. Видя, в нем своё отражение, Гораций испытал смешанный с отвращением ужас. Любое самое уродливое создание в Пространстве было в сотни раз приятней на вид, чем та серая бесформенная масса, которой являлся Гораций на самом деле. Брыкеры, греблены, сарпршивы… Внешность всех этих тварей, по праву считающиеся самыми безобразными в Пространстве, была несравнимо приятней вида того тела, которое хранило разум Горация, которое было настоящим им. Глядя на себя сквозь заплывшие жиром бесцветные глазки, Гораций с горечью рассматривал самого себя. Земляного цвета кожа, отвисшие жировые складки, огромный пузырь живота, малюсенькие ножки и вытянутые руки с большими, крючковатыми пальцами, вот что представлял собой Гораций. Если бы он знал, что люди умеют плакать, он бы заплакал.