Другой страстью Поля было чтение — он читал много, методично. «Я читаю так, как другие, я думаю, молятся», — признавался Виллемс.

К двадцати годам юноша и сам начал сочинять. Он с благодарностью вспоминал своих лицейских преподавателей, которые научили его «писать так, как надо думать, а думать — как писать». Его первое (неопубликованное) творение было посвящено воде. В дальнейшем эта тема скрыто или явно всегда будет присутствовать в творчестве писателя — в его романах, пьесах, новеллах: в виде реки или моря, дождя или снега, а иногда — в виде тумана или свежего ветра. Вода — животворящая стихия, антитеза жестокости и жесткости.

О СОСТАВЕ СБОРНИКА

Ядром настоящего сборника является сказочная повесть «Между небом и водой», которую можно отнести к разряду философских сказок для взрослых. Место, где разворачивается действие, — даже не город, а целая империя, на манер древних, и стоит она в низовьях Шельды. Утопический город носит странное название Аквелон: по созвучию с «аквилоном», северным ветром у римлян, и «акведуком» — вода же! «Утопический» он в силу того, что, во-первых, почти утопает в водах Устья: «Там нет границы между небом и водой. И непонятно, откуда льется свет, потому что этот свет повсюду… Зыбкий мир, лишенный тверди и опоры, весь — мерцание, блики, превращения…» А во-вторых, это идеальный город, где все счастливы и где нет иных законов, кроме закона свободной любви. Правит городом прекраснодушный Император, больше всего любящий молчать и слушать, как струится вода. Но созданный им мир непрочен и недолговечен. В людях неожиданно просыпается звериная жажда крови, и Императора сменяет новая правительница, молодая и безжалостная. Она учреждает культ героев, строит гранитный мавзолей, вселяет в подданных страх неповиновения и казнит своих бывших помощников. Сбывается горькое предсказание Императора: «Вместе с камнем в город придут показное величие и натужный оптимизм» (урок, который Поль Виллемс вынес из своих визитов в Советский Союз).

Новеллы (как и все тексты Виллемса) можно поделить на фантастические — и внешне реалистические. Некоторые из них по стилю и духу созвучны сказке о водяном городе — но они раскиданы по двум книгам и изданы не только в разных издательствах, но и в разных странах (одна в Бельгии, другая — во Франции). В основу «реалистических» новелл легло какое-нибудь реальное событие или исторический факт — недаром писатель много путешествовал. Но то, что у Виллемса кажется реализмом, на самом деле лишь внешний атрибут повествования, за которым скрывается глубинный, мистический смысл. Да и реализм этот весьма сомнительный, в любой момент в него может вклиниться какая-нибудь небывальщина. Мы постарались представить в нашем сборнике разные грани творческой личности писателя. Шесть новелл, вошедшие в эту книгу, были опубликованы в 1983 году под одной обложкой, сборник получил название «Дворец пустоты».

О СКАЗОЧНОСТИ ВИЛЛЕМСА

Остановлюсь подробней на текстах, замешанных на фантазии и элементах сказки. Те из русских читателей, кто поверхностно пробежал водяную феерию Виллемса, увидели в нем бельгийского Александра Грина: вымышленный печальный мир, придуманные, диковинные имена, корабли, вода… Но это обманчивое впечатление, потому что в Виллемсе есть не только это. Если это Грин — то Грин, вывернутый наизнанку. При всей своей разочарованности и поэтичности автор умеет быть и жестоким, и жутким, и прозаичным, и острым, и даже вызывать отвращение. В нем видятся ростки многих литературных течений XX века. При этом Виллемс легко вписывается в плеяду величайших сказочников от братьев Гримм и Андерсена до… Томмазо Ландольфи. Правда, это сказки для взрослых, потому что в них много эротики. Да какой! Например, любовная сцена между женщиной и восточным ветром — в одном из романов. (Напомним, что у Ландольфи в «Тараканьем море» любовником становится маленький голубой червячок.) А вот другой пример из Виллемса: юные девы испытывают такое влечение к воде, что идут и топятся, а потом, нагие, плывут по воле волн, смущая покой заморских принцев.

На эротике у Виллемса построены многие сюжеты, причем любовные отношения неразрывно связаны с изменой и с жестокостью. Тронуты эротикой и родственные отношения — с сестрой, с дочерью… Любопытно, что жестокость нередко исходит именно от женщин. Женщины у Виллемса прекрасны и решительны, отлично знают, чего хотят, и командуют мужчинами. Они коварны и беспощадны в любви. Мужчина, напротив, наивен и беспомощен, мечтателен и инфантилен, он с готовностью подчиняется женщине.

Мир Виллемса — печальный мир. Именно своей грустной, безысходной беззащитностью он и напоминает Андерсена. Идеал неосуществим, желанное недостижимо, а кто слишком далеко протянет руку и коснется мечты, всю жизнь потом этим мучается; тот же, кто не дотянулся, тоскует по невозможному. Но мечта потому и прекрасна, что эфемерна и не может стать реальностью.

И журавль в небе нужней синицы.

О РЕАЛЬНОМ НЕРЕАЛЬНОМ

С какой легкостью Виллемс создает миры! Реально существующие географические названия запросто соседствуют с придуманными. Иностранцу трудно догадаться, где там правда, а где вымысел. Так, берега Шельды носят диковинные названия: Пляж Медуз, Пляж Поганок… Что это, если не вымысел? А вот и нет! В архивах хранятся фотографии, запечатлевшие Поля Виллемса на одном из этих «пляжей» (представляющих собой, увы, всего лишь замусоренные, каменистые сходы к воде). Как сказка звучат названия «Паал», «низинная местность Сафтинген», «Валькенисские отмели»… Но и они существуют. А вот Тамаландии нет (разве что сайт в Интернете). И Чирипиша нет. И народа, носящего имя «кониги» (что-то вроде «лошадиной фамилии»), тоже нет. Зато есть волшебный лес Хаутхёльст, где стоял собор, сотворенный из тумана, и даже улица в Брюсселе имеется, названная именем этого леса. Никто никогда не встречал меха «выпухоль» («kloupki» во французском тексте), зато водку с чешуйками чистого золота пьют даже в России (нечасто, правда).

Вообще, вопрос о том, что диковинно, а что буднично, — спорный. Нам, например, кажутся фантастическими айсберги и водяные куранты, Болгария же вполне обычна. А для Виллемса сказочное — и в розовых плантациях, и в соловьином хоре, и в полях клубники, и в густом снегопаде. Да и вообще диковинное может оказаться привычной вещью — как посмотреть: кто из нас увидит чудо в копеечном «глазке» на замерзшем стекле российской электрички? Виллемс увидел. Или вспомните световые экраны Аквелона, расписанные пейзажами в духе Магритта: полет фантазии! Но, оказавшись в Брюсселе в одном из отелей, я увидела в холле фреску во всю стену: пейзаж, «который не манил за горизонт, а спокойно приближался к вам» — и мгновенно вспомнила Виллемса.

Писатель придумывает не только географию, реальность, народы — он придумывает народный эпос, мифологию (в которой Геракл существует бок о бок с Лениным), культуру и даже литературных персонажей. Вспомните глотателей ветра Базилуфов или зеленоглазых Малипорт из «Дворца пустоты» — новеллы, которая могла бы очень заинтересовать психоаналитиков. Виллемс создает и язык, на котором говорят между собой герои, носящие благозвучные славянские имена: «Macha, loucou saquilha, dousse haby».

ОБ ИМЕНАХ

С именами у Виллемса особые отношения. В некоторых новеллах, для придания повествованию экзотического оттенка, писатель может назвать героев «редкими» русскими именами — например, Маша или Сергей. Но иногда он идет по более сложному пути. Так, в сказке про затопленный город главную героиню зовут Альтена. Если анализировать этимологию этого имени, то можно опереться на латинское «alta» — высокая (в Аквелоне говорят на латыни), на французское «hautaine» — высокомерная, и на итальянское «altano» — южный ветер. Кроме того, во французской транскрипции Althéna лишь одной буквой отличается от Athéna, «Афина». Это важно, потому что Альтена как раз и претендует на роль богини. Ее любят два брата: большой и сильный — его зовут Герк, и младший, нежный и деликатный — его зовут Лиу. Очевидно, что Герк (Herk) образован от Геркулеса (Hercule), а вот имя младшего, анаграмма имени Луи, — скорее фонетически выражает что-то женственное и тягучее.