Наступил вечер. Солнце, огненно-красный шар, закатилось за лес, над которым поднимались неподвижные столбы дыма, потому что ветра не было. Господин Адамсон встал.

— Мне пора, — сказал он.

Он махнул рукой на прощание, отвернулся и решительно направился к стене. Сзади, да еще в закатном свете, он был похож на консультанта фирмы «Юст», только без шляпы, или на человека, уходящего навсегда. Я не знаю, что на меня нашло: я тоже встал, схватил свою кость динозавра и побежал за ним. И в тот момент, когда господин Адамсон приготовился войти в стену, я вскочил в него. В его оболочку, в очертание его тела, окружившее меня со всех сторон. Внутри было прохладно, он был холодный, господин Адамсон, даже ледяной, и я двигался с его скоростью. Я пробыл в нем всего несколько мгновений — но этого хватило, чтобы вместе с ним преодолеть вход.

Я сразу же почувствовал вокруг себя какой-то клейкий воздух, собственно, даже и не воздух, а влажную тепловатую слизь, которой надо дышать. Темно, черная ночь. Мне это уже однажды снилось, со мной это уже случалось — во время болезни или даже раньше. Может, в другой жизни. Я катился, на этот раз действительно чуть не переломав все мои — настоящие — кости, по крутому откосу из щебня и ила, увлекая за собой камни и пытаясь попасть на твердую почву, пока кость динозавра не застряла в камнях. Я держался за нее, а камни под моими ногами все катились вниз. Кость гнулась под моей тяжестью, но не ломалась. Ноги болтались над пропастью.

Все было черно, нигде ни проблеска. Ни звука, только слышен хрип моих легких, да еще — очень громко — удары сердца.

— Господин Адамсон! — закричал я наверх. — Я здесь! — Я ничего не слышал. Совсем ничего. — Помогите! — завопил я, но казалось, что я кричу в вату.

Ни эха, ни отклика, мой беззвучный крик упал, как выплюнутая вишневая косточка, к моим ногам. Но как бы то ни было, господин Адамсон и выход могли находиться только надо мной. Итак, я попробовал найти опору и начал карабкаться вверх по почти отвесной стене из мусора и щебня. Ничего не видя. Мне даже удалось подняться на один-два метра, но тут я соскользнул и только порадовался, что с размаху грохнулся верхом на кость динозавра, которую с перепугу бросил там, где она застряла. Я взвыл от боли, но все равно не услышал себя. Потом я пристроился на корточках на каком-то узком выступе, который ощупал руками и ногами, — он был не шире моей ступни. Я беззвучно захныкал. Да, думаю, я готов был сдаться, ну не совсем, а так — посмотреть, что будет, потому что все еще цеплялся за ископаемую кость, пока — прошла целая вечность, несколько вечностей, а может, несколько минут — не услышал в этой абсолютной тишине что-то вроде шепота. Странно, он звучал внутри меня! И тут же ко мне вернулись силы.

— Господин Адамсон? — крикнул, нет, скорее выдохнул я.

— Ты идиот! Болван! — Голос господина Адамсона, очень взволнованный, действительно раздавался внутри меня. — Довольно! Хватит! Прекрати!

Я его не видел и ничего не почувствовал, когда попробовал руками отыскать хоть что-нибудь в этой темноте. Вероятно, то есть даже наверняка какое-то холодное дуновение означало, что он где-то поблизости.

— Ты можешь взобраться назад, к выходу? — спросил он после такого долгого молчания, что я подумал, он больше никогда не станет со мной разговаривать. Правда, теперь он был поспокойнее. Я снова схватился за то место, откуда раздавался голос, за ухо, но и на этот раз ничего не нащупал.

— Нет, — прорыдал я. Мой беззвучный голос гремел в моей голове.

— Тогда придется пробираться к другому выходу. Не такому крутому. О Боже, о Боже! Что бы ни случилось, веди себя как мертвец.

— Вот так? — Я бессильно опустил руки, приоткрыл рот и закатил глаза, так что исчезла радужка. Куда я смотрел — себе в череп или наружу, было все равно. Наверное, глаза господина Адамсона что-то могли различать в этом мраке.

— Нет. — Значит, он видел меня! — Ты как раз стоишь на тропе. Давай вперед.

Я, как мог, пошел вперед. Я продвигался на ощупь по карнизу, господин Адамсон назвал его тропой, по узкому выступу, каменной ленте не шире моей ступни, которая, очевидно, вела вдоль отвесной скалы. Над пропастью. Кость динозавра помогала мне удерживаться на карнизе и сохранять равновесие. Так шаг за шагом я пробирался вперед. Справа стена, слева — пустота. Господина Адамсона по-прежнему не было видно, но время от времени я слышал его голос.

— Если ты оступишься, — произнес он внутри моего уха, — можешь проститься с жизнью там, наверху.

И тут же, будто слова господина Адамсона были каким-то тайным знаком, в полной тишине раздался оглушительный грохот, гром, похожий на взрыв бомбы; от неожиданности я ступил одной ногой мимо карниза, в пустоту, а вторая пока что оставалась на тропе, скользя и борясь за последнюю опору. Кость динозавра я обеими руками держал горизонтально, насколько это было возможно, потому что справа стеной возвышалась скала. Некоторое время я качался вперед и назад, потом наконец все-таки нашел равновесие. И все время, как только я начинал двигаться, раздавался этот грохот. Я понял, что его вызывают мои шаги. Подождал. Действительно, наступила тишина, во всяком случае, какой-то покой, который, словно хищник, затаился в темноте и ждал моего следующего движения. Когда я, на этот раз очень осторожно, снова сделал шаг по тропе, опять раздался гром. Звук был другой, как будто я наступил на включенный на полную громкость микрофон. Что-то вроде металлического скрежета и визга, которые издает плохо настроенный приемник. Теперь я слышал даже щебень, он скатывался в пропасть тоже неожиданно громко. Камни с грохотом падали вниз, и слышать это было невыносимо. Скала тоже шумела. Она свистела и визжала, даже когда я останавливался и лишь поворачивал голову. А уж когда я шел, земля подо мной и вовсе грохотала. Но что мне оставалось: господин Адамсон, голос которого тоже изменился, подгонял меня грубыми ругательствами, теперь они раздавались уже снаружи. Он перекрикивал шум скалы. Ее стоны, треск. «Двигайся, ты, остолоп! Ну скоро ты там, болван? Хочешь прирасти к скале, трусливый заяц?» И все в таком духе. У меня болели уши, в голове невыносимо шумело. Темень была, хоть глаз выколи, а я, не обращая внимания на ругань господина Адамсона, продвигался шаг за шагом вдоль этой подземной стены, опираясь о нее руками и нащупывая костью динозавра место, куда можно поставить ногу. Если хоть один камень отвалится… Я беспрерывно вызывал грохот, которого не мог ни избежать, ни вынести. А что, если они меня слышат? Может, они уже давно меня разглядели? И готовятся прикончить одним мощным ударом?.. Но страшнее всего было то, что я мог свалиться. Сколько раз я чуть было не шагал в пустоту, лишь в последний момент замечая, что тропа делает поворот!

И вдруг стало светло. Один шаг — и я вышел из мрака и очутился в раскаленном слепящем светлом пятне, бесцветном и в то же время сером. За моей спиной, словно лес, стояла темнота. Господин Адамсон ждал меня впереди, метрах в десяти от меня. Он махал мне рукой. Свет был совсем холодным и таким неприветливым, что я чуть было не отступил назад, под защиту тьмы. Но все-таки теперь я видел тропу перед собой. Она, не шире моей ступни, шла вдоль крутой стены, пропадавшей из виду где-то очень глубоко в пропасти; я вспомнил про камнепад, из которого вытащил кость динозавра. Тут и там из камней торчали скелеты. Наверное, это были останки людей вроде меня, сбившихся с курса, которые хотели спастись, но сорвались вниз, где их засыпало камнями и щебнем. Я поставил кость динозавра рядом с какой-то костью, торчавшей из щебня на обочине дороги, — они были похожи как две капли воды. Я даже подергал эту кость, но она не поддалась.

Из немыслимой глубины, насколько мог видеть глаз человека, почти вертикально подо мной мерцало, вспыхивая то сильнее, то слабее, то зеленое, то красное сияние. Сердце вечности.

Наконец я взглянул вверх. Стена круто уходила ввысь, но вскоре упиралась в небо, то есть, разумеется, не в небо, а в потолок, в крышку земных недр. Я видел поверхность земли снизу. Все черно, сумрак, свет сюда почти не доходил. Мрачный купол так близко, что мне захотелось пригнуться.