Как-то после бессонной ночи Надя сказала девочкам по палате, что долго смотрела на окно главного доктора, в котором до утра горел свет.

— Может, главный доктор из-за тебя не спит, — тотчас высказалась Галя-Цибуля, — ты ему лечение на целый месяц затянула, а могла бы вообще всё испортить.

— Вовсе не на месяц, а только на две недели, — возразила Надя.

— Всё равно у него охота пропала тебя лечить. «Опять Галька вредничает», — подумала Варя и вмешалась в их разговор:

— Ты-то откуда знаешь, что пропала!

— У кого хочешь пропадёт, — не сдавалась Цибуля, — столько лишних забот всем врачам дала!

— Я и сама это знаю, — тихо сказала Надя, — только ведь я не нарочно. Думаешь, мне приятно было с грузами лежать? Я бы сейчас уже по коридору ходила.

Надю сильно задели слова Гали-Цибули. Хоть девочки и заступились за неё, но в чём-то Галя была права. Время-то потеряно. А как наверстать его? Как вернуть доктору те две недели, которые Надя отняла у него?

Нянечка Нина принесла Наде письмо от её школьных подружек. Прочитала его Надя и ещё больше огорчилась. Оказывается, в классе из-за неё целый спор разгорелся. Девочки утверждали, что Надя придёт в школу после Нового года. А мальчишки говорили, что все девчонки нюни, и хотя Наде сделали операцию новым методом, всё равно она пролежит долго. Они считали, что главный доктор должен был новым методом оперировать не её, а какого-нибудь мальчишку.

«Вот противные, — рассердилась Надя, — как же мне доказать им, что они не правы? — И она решила: — Раньше всего надо вернуть доктору украденные у него дни».

Своей поспешностью Надя уже отодвинула выздоровление.

На другое утро, во время обхода, Надя спросила Веронику Ивановну:

— Что мне делать, чтобы поскорее поправиться?

И, к большой радости Гали-Цибули, услышала:

— Будь послушной. Ничего не выдумывай и не вытворяй сама. Делай только то, что говорят врачи.

«Ага, съела?» — Галя-Цибуля показала Наде язык из-за спины Вероники Ивановны.

— А кроме этого, что мне ещё делать? — спросила Надя.

— Неплохо бы тебе похудеть, — улыбнулась Вероника Ивановна.

— Как похудеть? А нагрузка на ноги! Я даже специально для этого съела вчера два вторых.

— Специально для этого есть не надо, — возразила Вероника Ивановна. Когда мы говорим о нагрузке на ноги, то имеем в виду их частые тренировки. Сбавляй вес и больше ходи, тогда всё будет в порядке.

Вот Надя и узнала, что ей делать: худеть и как можно больше ходить. Оба задания ужасно трудные. Она ведь очень любила печенье и конфеты. А от сладкого и мучного больше всего полнеют. Значит, ей надо отказаться от конфет и печенья в первую очередь. И ещё ходить и ходить, как можно больше, несмотря ни на какие боли.

Надя погорячилась. В первый день после снятия грузов, даже с помощью нянечки Нины она смогла пройти всего лишь восемь шагов. На восьмом шагу повернула к постели и, едва доковыляв до неё, упала как подкошенная. Ноги не только ныли, их мозжило и дёргало. Но на второй день, несмотря на такую же сильную боль, Надя всё таки заставила себя пройти десять шагов, а к вечеру прошла ещё двенадцать. На третий день она вставала уже не два раза, как ей велели, а три и отмаршировала по пятнадцати шагов. Посмотрев на следующее утро её ноги, Вероника Ивановна сказала, чтобы Надя увеличила свой маршрут с десяти до двенадцати шагов, а она прошла сорок. К концу недели вместе с нянечкой Ниной Надя спустилась по лестнице на второй этаж и прошла весь коридор из конца в конец два раза. На втором этаже тренироваться было удобнее. Тут были все чужие, и никто не останавливал Надю и не мешал ей.

Посидев на диванчике возле одной из палат и отдышавшись, Надя поднялась, чтобы идти назад, и увидела выходящего из этой палаты главного доктора.

— Ермакова, что случилось? — почти испуганно спросил он.

— Ничего, — улыбнулась Надя до самых ушей, — вы же сами мне велели как можно больше ходить, вот я и тренируюсь.

Кирилл Андреевич посмотрел на неё внимательно и вдруг поцеловал в лоб.

— Умница! — сказал он и заторопился по коридору.

У Нади точно крылья выросли. И нянечка Нина обрадовалась. Она как увидела главного доктора носом к носу, прямо в лице изменилась. Подумала, что им новый разнос будет за самовольство, а теперь даже порозовела.

— Пойдём в сад! — разохотилась Надя.

Но нянечка замахала на неё руками:

— И не думай, и не смей! Уж и так вся запарилась. Завтра в сад пойдём.

Она, наверное, была права. До сада Надя бы не дотянула. Хоть и рада была, но ноги горели, как в пожаре, и до того были тяжёлые, точно Надя толкала вперёд огромные мешки, полные острых, раскалённых камней. При каждом толчке острые камни впивались и жгли ей ноги. Надя даже до своей палаты не дошла. Чувствует, что не может справиться с болью, вот и повисла на нянечке. Так и доковыляли до кровати в обнимку. Только улеглась, а её подружка Варя поинтересовалась:

— Сколько же ты сегодня оттопала?

— Не так уж много, — ответила Надя и, чтобы поверили ей, немножко убавила: — Восемьдесят пять шагов туда и столько же обратно.

— Это где ж ты такое расстояние взяла? — удивилась Галя-Цибуля. — От нашей палаты до лестницы всего тридцать шагов.

Наде не хотелось говорить ей, где она была (ведь и от палаты к лестнице можно пройти несколько раз), и она промолчала. Зато маленькая Олечка объяснила ей Надин маршрут по-своему:

— Шагами нельзя расстояние мерить. Они у всех разные. Дюймовочка может тысячу шагов сделать, а слон это расстояние одним шагом шагнёт.

— Ну, если считать, как Дюймовочка, тут и тысяча шагов будет, согласилась с ней Галя.

«Пусть думают, как им хочется, — решила про себя Надя, — я-то своё задание выполнила. А завтра, что бы ни случилось, обязательно пойду гулять в сад».

Почему так? Посмотришь человеку в глаза и сразу узнаешь, какое у него настроение: радуется он или грустит. Может, человек не хочет свою печаль никому показывать, а глаза всё равно его выдадут.

Пришёл к Наде сразу после операции главный доктор, стал проверять аппараты, а девочки в палате все на неё смотрят, и в глазах у них жалость. Это, наверное, потому, что Надины глаза испуг выражали, хоть она молчала. А Кирилл Андреевич остался доволен результатом операции. Глаза у него были весёлые. Зато потом, когда Надя спицу поломала и главный доктор опять пришёл к ней, Надя даже не могла на него смотреть. Грустные-грустные были у него глаза и ещё колючие, потому что Надю упрекали. А вот когда Кирилл Андреевич поцеловал Надю, глаза его снова радовались. А сегодня, как только Надя сама пошла в сад, её глаза тоже блестели и были весёлыми.

Надя устала ходить и села на скамейку рядом с незнакомой старушкой. Эта старушка кого-то дожидалась.

Немного погодя из главного корпуса вышел паренёк лет семнадцати. С трудом вышел. Идёт и на один бок совсем заваливается.

— Всё, — говорит, — бабушка, в порядке. Взяли меня, но лечить будут амбулаторно.

— Это как же? — не поняла старушка.

— А так: ты домой поедешь, а я тут у кого-нибудь койку сниму и буду ходить в больницу на лечение и на всякие процедуры.

— А где ж ты на койку-то денег возьмёшь? А есть-то на что будешь? — всполошилась старушка.

— Не волнуйся, бабушка, — радовался паренёк, — самое главное, что лечить не отказались. А выправят ногу, так и на работу возьмут. Я тогда на слесаря-лекальщика выучусь.

— У нас с тобой денег-то на один мой отъезд осталось, а ты, несмышлёныш, койку снимать хочешь… — Старушка сморщилась, достала из сумки большой платок и зашмыгала носом. — Не можем мы таким манером лечиться… Помрёшь, видно, калекой. Вот беда-то наша!..

Наде тоже хотелось успокоить старушку. Ведь главное — лечить взялись, а деньги на время достать где-нибудь можно.