Бен погасил фонарик и присел на верхней ступеньке лестницы, снова дожидаясь, пока пульс придет в норму, а предательская дрожь в руках исчезнет. Он всегда считал себя любителем приключений, но по сравнению со свои­ми друзьями и коллегами никогда не был по-настоящему рисковым парнем.

И какого черта его сюда занесло?

Замок в двери не устоял против комплекта Таггерта, и через минуту Бен уже находился внутри, подсвечивая короткими вспышками прикрытого фонарика и убеждая себя, что подобная предосторожность излишня. Наконец он сдался и оставил фонарик включенным, хотя и держал его в опущенной руке. На столе валялось несколько бумаг, но ничего интересного или подозрительного среди них не нашлось, кроме листка с результатами последнего тура бейсбольной лиги и нескольких счетов за ремонт фурго­на.

Шкаф с ящиками оказался тоже заперт. Решив не тра­тить время на возню с замочком, Бен просто открыл его с помощью толстой отвертки. Верхний ящик был пуст, если не считать нескольких спортивных страниц, вырван­ных из «Цинциннати Инкуайер», и старого, с загнувши­мися углами экземпляра журнала «Хастлер». В нижнем ящике Каллахэна ждал сюрприз. Он был практически до верху забит оружием — револьверы, пистолеты, один тупоносый автомат, десяток коробок с патронами и даже три ручные гранаты. Целую минуту Бен смотрел на этот тайный арсенал, и здравомыслящая часть его «я» вопила о том, что он по уши вляпался черт знает во что, отсюда надо выбираться как можно быстрее и бежать как можно дальше.

Вероятно, анонимный звонок в полицию про оружие и террористов будет иметь отклик. Может, кто-нибудь из друзей Бена в чикагской полиции подскажет ему, что де­лать дальше. Но ни одно из этих действий не даст ответа на вопрос, все еще остающийся без ответа: есть ли какая-то связь между этим фургоном и противозаконным изъятием костного мозга или с чем-нибудь еще, способным заинте­ресовать Элис Густафсон.

Бен снова погасил фонарик и посмотрел сквозь окна офиса вниз на массивный силуэт фургона. Предположим, думал он, что дверь фургона заперта. Есть ли возможность попасть внутрь? Вполне вероятно, что там стоит какое-ни­будь сигнальное устройство. Наверное, будет лучше сей­час уйти и вернуться с кем-нибудь, кто разбирается в этих штучках. Бен вспомнил о двоих ребятах, которые как он знал, имели большой опыт и могли ему помочь.

Приняв такое решение, он повернулся и уже хотел по­кинуть офис, когда на глаза ему попался широкий ящик письменного стола. Бен машинально выдвинул его и осве­тил фонариком содержимое — несколько счетов за ремонт фургона и какие-то черно-белые распечатки из Интернета. Перебирая счета, он заметил в глубине ящика каталожную карточку, к которой была приколота небольшая — три на три дюйма — цветная фотография, немного смазанная, но абсолютно узнаваемая.

У Бена перехватило дыхание.

Сходство лица на фотографии с первым комплектом портретных эскизов мадам Сони не вызывало сомнений. Из месива переломанных костей и разорванных тканей она воссоздала с поразительной точностью лицо человека. На карточке твердым мужским почерком было написано: Лонни Даркин, маленькая ферма, Пагсли-хилл-роуд, Конгда, штат Айдахо.

Бен невесело усмехнулся. После многих дней и столь­ких миль пути человек, которого он называл Гленном, об­рел настоящее имя и адрес. Теперь горькую правду пред­стояло узнать и семье в Айдахо.

Бен сунул карточку и фотографию в карман и вышел из офиса. Спустившись по лестнице, он секунду колебался, потом подошел к фургону и остановился в темноте перед дверью, размышляя. Он нашел то, за чем приходил, говори­ло его здравомыслящее «я», так зачем торопить события? Но, с другой стороны, возражала более авантюрная часть его «я», даже если и сработает сигнализация, он сможет выскочить из гаража и добежать до своей машины раньше, чем кто-нибудь успеет сообразить, в чем дело.

Бен чуть приоткрыл дверь, поставил около нее свою сумку, подошел к «эдвенчеру» и осторожно взялся за руч­ку. Дверь открылась, но не так, как он ожидал. От силь­ного удара ногой изнутри она распахнулась, ударив Бена в лицо, чуть не выбив из него дух, и отбросила на пол. На мгновение ослепнув от света внутри фургона, Бен смог лишь различить силуэт мужчины, чьи плечи едва помеща­лись в дверном проеме.

—     Ты оказалась права! — сказал мужчина кому-то внут­ри фургона. — Тут и в самом деле кто-то есть.

Смеясь, мужчина спрыгнул с лестницы и в тот же са­мый момент, хотя и был босиком, нанес Бену два сокру­шительных удара ногой — один в грудь, второй в челюсть. Каллахэн, который уже встал на колени, отлетел к пол­ке с красками, и банки с грохотом посыпались на бетон. Оглушенный, Бен откатился в сторону и едва успел раз­глядеть, что мужчина одет в шорты и черную футболку, а светлые волосы доставали ему до плеч. В следующую секунду новый удар пришелся ему в бок, отозвавшись бо­лью в ребрах. Бен был уверен, что слышал, как хрустнула кость.

Боль в груди казалась невыносимой, кровь из разбитого носа залила рот и проникла в горло. Бен лихорадочно пы­тался отыскать помутневшим взором хоть какое-нибудь орудие или придумать убедительную историю, подходя­щую к обстоятельствам и способную хотя бы остановить избиение. Тут ему под руку попался баллончик с краской, крышка с которого, очевидно, соскочила.

— Конни, черт бы тебя побрал, вылезай сюда и выклю­чи свет! — заорал блондин, нагибаясь, хватая Бена за отво­роты куртки и поднимая его, как куклу

Молясь, чтобы в баллончике оказалась краска и голо­вка распылителя смотрела в нужном направлении, Бен, которого все еще тянули куда-то вверх, сумел развернуть руку, поднес баллончик к лицу своего обидчика и нажал на распылитель. Струя темной краски ударила с расстояния в шесть дюймов и мгновенно залила глаза нападавшего. Громко выругавшись, он отскочил назад, тщетно стараясь стереть краску руками. Когда громила свалился на сту­пеньки фургона, Бен уже был у двери.

— Боже, Винсент! — раздался женский крик, а Бен, при­жимая к себе драгоценную сумку, выскочил в переулок и, превозмогая боль, бросился на Лавровую улицу.

Боги не различают свойств того или иного человека.

Платон,« Государство», кн. X

Первым, что услышал Джо Энсон, придя в себя, было постоянное шипение респиратора, мягко качавшего воз­дух в его изуродованные болезнью легкие. Вторым — мерное гудение реактивного двигателя. Они летели на восток, за четыре с лишним тысячи миль от Камеруна в индийский город Амритсар, где его уже ждала бригада хирургов. Многолетняя изнурительная борьба, которую вел Энсон буквально за каждый вдох, должна была скоро закончиться.

Он знал, что в его горло вставлена эндотрахеальная трубка, но данный факт не сильно его заботил. Наверное, это благодаря лекарствам, думал он, какой-то наркотик, успокаивающее, плюс несколько капель блокиратора па­мяти... Психофармакология все больше и больше становилась похожей на «умные бомбы» военных — она с такой же точностью находила свои цели в мозгу. Но каким бы ни яв­лялся этот коктейль из медикаментов, он действовал. Джо совершенно не испытывал чувства удушья, на которое так часто жаловались пациенты после интубации.

Сейчас он ощущал только облегчение и печаль. Облег­чение от того, что испытание легочным фиброзом подхо­дит к концу, а печаль, поскольку для этого потребовалась смерть другого человека.

Потом постепенно Джо понял, что рядом с его носилка­ми сидит Элизабет Сен-Пьер и держит его за руку. Он не­много повернул голову и кивнул в знак того, что понимает происходящее. Выражение лица Элизабет казалось таким спокойным и умиротворенным, какого Джо никогда не ви­дел.

—Привет, Джозеф! — тихо сказала она по-французски, а потом продолжила на английском, который сейчас Джо­зефу было легче понимать. — Я немного уменьшила дозу снотворного, чтобы вы могли проснуться и узнать, что все в порядке. В самом деле, все идет отлично. Мы уже проле­тели больше половины пути, еще до нашего прибытия там все подготовят. Хирурги, которые будут пересаживать вам легкие, — лучшие в мире. Вы меня понимаете?