Саншайн покачала головой, затем обняла его за шею и держала его так, словно никогда не хотела отпускать. Он закрыл глаза и тихо выругался.

Были еще вещи, которые она не рассказала ему, о Джил, о его клане, о его чувствах к ней. Но ему не надо было слышать о последнем, он уже совершенно четко представлял что чувствовал.

Камерон знал, что сейчас чувствует то же самое.

Он поднял ее лицо за подбородок. Ее глаза были красными, но слезы не текли по лицу. Он наклонился и поцеловал ее щеки, одну и другую, и просто смотрел на нее. У нее появилось то же самое выражение, что было и в его гостиной, выражение скромной надежды, словно она не могла решить, хочет ли она его, или хочет, чтобы он исчез.

Он выбрал первое и уже наклонил голову, и в этот момент услышал стук в дверь.

— Черт бы их побрал, — не веря свои ушам, пробурчал Камерон. — Что еще?

— Не отвечай.

Он вздохнул и разжал объятия. — Наверно это Эмили, моя помощница. Она купила для тебя платье и туфли, которые я надеюсь, тебе подойдут.

— Зачем?

Он замолчал. — Я надеялся, ты пойдешь со мной в театр сегодня вечером.

Саншайн моргнула. — Ты приглашаешь меня на свидание?

— Думаю, мы могли бы пропустить это Сани.

Она хмуро посмотрела на него. — Называй это как хочешь. У тебя все еще сохранилась эта дурацкая привычка втягивать меня в ситуации, из которых я с трудом выхожу.

— Но ты все равно пойдешь со мной?

— А у меня есть выбор?

Он взял ее лицо в руки и серьезно посмотрел на нее. — Да, но, пожалуйста, только не говори, нет. И ни секунды не сомневайся, что я не забуду то, на чем нас прервали. Дважды за один день!

Саншайн закрыла глаза и судорожно сглотнула. — Приятно знать, что твоя краткосрочная память в порядке.

— С моей памятью все прекрасно, — сказал он, когда встал и шел к двери. Он решил, что у него нет права целовать ее, но он будет целовать ее, после того как добьется первого поцелуя.

И будет делать это, пока будет волен ее целовать.

Он открыл Эмили дверь, та стояла с множеством пакетов, а носильщик позади нее, держал еще больше. Она была, как обычно, ураганом изящества, элегантности и организованности. Помощница вошла в комнату, и в шоке обернулась на Камерона.

— Что с тобой случилось? Еще одно нападение?

— Еще одно? — сказала Саншайн, поднимаясь на ноги.

Камерон бросил на Эмили предупреждающий взгляд. — Ничего страшного. Он прошел через комнату и взял Сани за руку.

— Эмили, это Саншайн. Саншайн — Эмили.

Эмили хмурилась, когда отдавала ему в руки пакеты, а затем повернулась к Сани. Как только она узнала, что Сани говорит на ее языке, то потащила ее в спальню, окутав облаком сладких духов и быстрого французского.

Как видно помощь его была не нужна.

Камерон принял душ, переоделся, вернулся и стал мерить комнату шагами. Обычно, ему так лучше думалось. Но в данный момент, он делал все, лишь бы только не думать.

Через какое-то время дверь спальни открылась. Он обернулся посмотреть, каким пыткам Эмили подвергла Сани.

У Камерона перехватило дыхание. Эмили нашла изящное голубое платье, точно такого же цвета что и озеро в солнечный день у его дома. Она как-то собрала волосы Сани в хвост, но все, же оставила несколько выбившихся локонов у шеи, и растоптала все его надежды на самоконтроль простой нитью жемчуга и парой легких босоножек, выглядывающих из-под платья. Сани была так очаровательна, так великолепна и непосредственна, несмотря на все украшения, что он едва мог дышать.

Камерон посмотрел на Эмили. — Прекрасный выбор.

— Это женщина украшает платье, n'est-ce pas(Не так ли (фр.))? — Эмили сказала с улыбкой. — Ваша леди — Богиня. Я только одела ее, как приличествует ее красоте.

Сани покраснела. — Хватит, Эмили. — Сказала она на идеальном французском. — Я ценю твою помощь, хотя я бы хотела заметить, что иду в театр против своей воли. Думаете, он меня хорошо покормит, или придется самой покупать печенье в антракте?

Эмили рассмеялась. — Я только одеваю его, дорогая, я не могу контролировать его манеры. Позвони мне завтра, да, и дай знать хорошо ли он себя вел. — Она расцеловала Сани в обе щеки, одарила Камерона взглядом, который красноречивее всех слов говорил, что она одобряет Саншайн и ушла из номера, закрыв за собой дверь.

Камерон развел руки. — Выглядишь великолепно. Готова ехать?

— Это безумие, — выпалила она затаив дыхание.

— Тихий ужин и полумрак театра, где я могу держать твою руку, кажется как раз таки разумным, — сказал он, пожимая плечами.

Саншайн колебалась, затем вложила свою руку в его ладонь. — Мы будем сожалеть об этом.

Он повел ее к двери. — Саншайн, любимая, я никогда не пожалею ни об одном мгновении, проведенным с тобой. Этот вечер не будет исключением.

Саншайн ничего не сказала, но и не убрала руку.

Это было начало.

Несколько часов спустя, он прислонился к двери в комнату Сани в отеле и смотрел, как она выходит из спальни. Он хорошо понимал, что уже берет время в долг, как в пословице, и он готов использовать его в своих интересах. Тогда он решил, что может не просто стоять у двери и восхищаться женщиной перед ним.

Она была прекрасна, преданна, но не этим она пленила его сердце. Это не была ее улыбка, или то как она крутит руки, когда нервничает, или то, как ее пальчики на ногах все еще выглядывали из под подола безумно дорого платья. Его покорило то, как она бы сидела в джинсах перед камином в доме Морейж, копалась в саду, или пыталась вытолкать его через парадную дверь.

Сани практически неслышно бормотала это и намного большее, когда они ужинали в безумно дорогом французском ресторане, где она не могла найти в меню цены.

Оглядываясь назад, он предполагал, что с тем же успехом мог сводить ее в паб и кино, но он так не хотел. Может и глупо, но он хотел показать ей, что он может ее покормить, одеть и развлечь на высшем уровне. Он хотел, чтобы она знала, что он мог окружить ее роскошью, чего он не мог сделать в средневековой Шотландии. И все же был полностью уверен, что ей было все равно. И после двух прошедших месяцев, это было удивительно освежающе.

Для него это был самый приятный вечер, который он когда-либо проводил, даже, несмотря на усилия, к которым пришлось прибегнуть, что остаться неузнанными. И даже при этом, только в темноте театра он понял, что никогда в жизни не получал столько удовольствия от того, что просто держит за руку женщину.

Женщину, которую он любит.

И если она не собиралась бросить его прямо сейчас, то может, он рискнет, так как не рисковал прежде. Он отошел от двери и, пройдя через комнату, встал перед Сани. Она выставила руки.

— Нет.

Он остановился. — Точно?

— Если ты поцелуешь меня, я этого не переживу.

— Тогда я просто коснусь тебя, — он улыбался, гладя на нее сверху. — Я огромным усилием весь вечер держал руки при себе. Конечно, ты захочешь вознаградить меня за такое хорошее поведение целомудренными объятиями.

Саншайн вздохнула и сдалась его рукам, словно делала это годами. Камерон не мог противиться себе, но жалел, что не смог этого сделать. Он обнял ее и закрыл глаза. Он не был уверен, как долго они стояли так, не разговаривая, все, что он знал, он не мог заставить себя отпустить ее.

— Что-то не так? — наконец спросила она.

Что-то было не так? — Он с трудом понял с чего начать ответ. Он бросил раздумывать, какие вопросы ему задать, чтобы понять, что он должен отпустить ее на самолет, теперь он думал, как может удержать ее рядом, и чтобы с ней ничего не случилось. Принимая во внимание, что она могла бы остаться, если он попросил бы. Ему надо было глубоко вдохнуть. — Нет, Саншайн, все нормально.

— Значит, твоя кратковременная память приказала долго жить?

Он рассмеялся, затем взял в ладони ее лицо и поцеловал. Но поцелуй не вышел таким, как он планировал, он превращался в ураган. Он хотел, чтобы первый раз, когда он коснется ее губ, был увековечен, продуман, торжественен и серьезен.