Папа, хлюпая трубочкой, потягивал свой коктейль.

— Вкусно, правда? — спросил он и снова сжал зубами трубочку.

— Да, папа, — мне хотелось его подбодрить, — классный коктейль.

Мика молчал.

Когда папа вышел в туалет, Мика попросил:

— Можно я доем твою картошку?

Я протянула ему тарелку, он быстро запихал в рот горстку поджаристых ломтиков.

Жуя, произнес:

— Спасибо за картошку, Ви-Кэти-крошка. — Перегнувшись через стол, он прижался виском к моему виску. Мне показалось, что от него пахнет бриолином дяди Арвилла.

В машине я сразу заснула. Мне снилось, что я карабкаюсь на свою любимую гору, а за мной с громкими воплями и ругательствами лезет тетя Руби. Иногда удавалось от нее оторваться, но я тут же соскальзывала назад. А потом рядом уселась бабушка Фейт. Она поцеловала меня в щеку и сказала, что таких малявочек бить нельзя. Я прижалась к ней, радуясь, что бабушка сумела убежать от тети Руби.

Проснулась я, когда мы уже подъехали к дому. Папа все не выключал мотор и не убирал руку с руля. Мика торопливо вылез из машины и так шарахнул дверкой, что я подскочила.

— Па-а-ап, ты, что ли, не идешь?

— Не иду, Букашка.

— Хочешь съездить в магазин за молоком? — Я старательно, во весь рот, улыбнулась.

В полумраке машины мне не были видны его глаза.

— Букашечка ты моя…

— Ладно, поезжай в магазин, я тебя подожду. — Я взяла чемодан и стала открывать дверь, очень медленно, давая ему возможность все сказать. Когда я поднималась на крыльцо, папа задним ходом отъехал.

Бросив чемодан, я прямо с порога побежала в родительскую спальню, посмотреть, на месте ли папины вещи, порылась в шкафу и в комоде, наткнувшись на забытую папой кисточку для бритья, сунула ее в карман. Вошла мама с Энди. Она ни слова не сказала про мои волосы. Я смотрела на нее, воинственно сложив руки на груди. Мама обманула меня. Их взрослый отпуск не подействовал, не принес никаких чудесных перемен.

Мама взяла меня за руку и повела в гостиную, Мика сидел на диване, рисовал. Я села рядом с Микой, а с другого бока мама посадила Энди и ушла на кухню. Оттуда она принесла шоколадные бисквиты «брауни». Мы расселись на полу, жуя коричневые кирпичики с нежной тягучей начинкой. Мама рассказывала всякие истории из своего детства, я даже придвинулась ближе, чтобы не пропустить ни слова. Это было как сказка.

— Помните, я рассказывала вам про Лепестка? Этот поросенок присматривал за мной, а Задира не отходил от Бена. Не подох бы наш пес, может, и Бен уцелел бы, не застрелился бы. — Мама вытерла рукой глаза. — Мой братик, бедный несмышленыш.

— Лепесток, красивое имя. Мам, давай заведем поросеночка, — сказала я, чтобы она не вспоминала о том, как дядю Бена нашли мертвым под ивой, с простреленной головой. Он покончил с собой.

Мама снова улыбнулась:

— Да, и собаку можно завести. Поженим их, и родятся у них свинопесики или песосвиники. Хрю-хрю-щены. И будет у нас полный двор Лепестков и Задир.

— Задиру я помню, — сказал Мика. — У него не было одного уха, и старый он был, как моя училка — а она очень старая. Дядю Бена я любил. Он был как мой ровесник, хотя и взрослый. Учил меня красиво писать мое имя.

— Лицо было страшно изуродовано, — сказала мама, хотя на губах еще дрожала улыбка.

— А расскажи еще про поросенка, — спешно вмешалась я.

— Я за ним ухаживала, с самого рождения. Даже домой приводила, тайком от твоего деда.

— Дед был злым, — сказал Мика, — однажды при мне ударил бабушку по лицу! — Взгляд у него стал бешеным, будто у Малыша Джо из «Бонанзы", когда тот брал на мушку заклятого врага.

— Дед такой же, как тетя Руби, даже хуже.

— Да ну их. Лучше поговорим о Его Поросячестве Лепестке. — Мама смотрела куда-то вдаль, долго смотрела, Энди даже успел заскучать. Когда мама снова стала рассказывать, голос ее звучал очень спокойно, но я чувствовала, как тяжело ей все это вспоминать. — Я любила Лепестка, а папочка мой его заколол. Сделал из него бекон. Папаша мой ублюдок. — В ее глазах вспыхнули молнии. — Никогда не стану есть свинину. Это все равно что слопать свою собаку.

Она вскочила на ноги и включила телевизор. Мика теребил уши игрушечного кролика, мы все вместе посмотрели шоу хохмача Дэнни Томаса и пошли спать.

А потом я услышала плач мамы. Тихо подкравшись к ее спальне, заглянула в щелку, дверь была плохо закрыта. Мама сидела на кровати, прижав к лицу папину рубашку. Чуть погодя она легла и накрылась этой рубашкой. Когда всхлипывания утихли, я опустилась на пол рядом с дверью, прислонилась спиной к стене.

В какой-то момент, это я помню смутно, рядом очутился Мика, отвел меня в мою комнату. Я забралась под бабушкино одеяло, Мика уселся на стул у кровати, сосредоточенно глядя в окно. Позже я проснулась. Мики уже не было, дом притих. Я все ждала, что раздастся стук папиных ботинок. Но папа так и не пришел домой. И никогда больше не приходил.

Прошло несколько недель после нашего возвращения. Однажды, когда я, растянувшись на полу, смотрела мультики, мама принесла огромный конверт, вскрыла его и стала вытряхивать. Раздался крик:

— Вот сука!

Она швырнула конверт и все бумажки на кофейный столик, потом решительно направилась к телефону. Я услышала, как она вопит на тетю Руби.

Я, разумеется, проверила, что же так разъярило маму. Это были фотографии, которые тетя Руби нащелкала после расправы над нами. У меня сразу свело мышцы живота, но я все равно спрятала один из снимков в карман.

От сильного крика у мамы срывался голос.

— Не желаю больше тебя видеть! Никогда! Мучить моих детей, моих лапочек! Как ты смела! — Она с размаху бросила трубку.

В мультике охотник Элмер Фадд обещал кролику Багсу Банни не гоняться за ним, пока не начнется охотничий сезон. И я подумала, что врут все и всегда. Но не всегда тот, кто врет, понимает, что говорит неправду. Или все же понимает? Попробуй догадайся.

ГЛАВА 11. Праздник закончился

Папа пришел на мое семилетие, отмечали торжественно, хотя я подумала, что праздник всем будет не в праздник. Мама испекла мой любимый кокосовый торт с толстенным слоем кокосовой стружки. Папа усердно крутил ручку мороженицы. Томясь в ожидании мороженого, мы сосали кусочки охлаждающего соленого льда, вылетавшего наружу. Радиоприемник поставили на подоконник, чтобы его было слышно у дерева, под которым было расстелено одеяло. Заслышав «Привет, Мэри Лу», папа и мама пошли танцевать. Потом передавали песню «Пожиратель лиловых людей», про монстрика, который хотел играть в рок-группе. До чего смешная, Мика так хохотал, что выронил изо рта кусочек торта. Энди, дурашка, подпрыгивал от удовольствия. Я смеялась, глядя на все это, и предвкушала, как буду открывать пакеты с подарками.

От мамы я получила две настольных игры, «Бирюльки» и «Блошек-поскакушек». От Мики портрет кошки миссис Мендель, Энди преподнес раскрашенную картинку, голубую лошадку, а миссис Мендель мистера «Картофельная голова», это разборный пластмассовый человечек. Самый лучший подарок был от папы: такой же, как у него самого, фотоаппарат, уже с пленкой. Муся-Буся прислала три пекановых пирожных и немного денег, на карманные расходы. Я тут же всех сфотографировала. Улыбки во весь рот, будто на рекламах зубной пасты.

Глядя, как мама и папа танцуют, я подумала, что он опять с нами, он ведь все время улыбался и с удовольствием позировал мне со всеми по очереди и со всеми вместе. У мамы порозовели щеки, она хохотала как прежде, давным-давно. А потом вдруг раздался гудок машины, кто на него нажал, не знаю.

Папа взял шляпу и сказал:

— Кэти, «рамблера» я оставляю тебе.

— Как благородно с вашей стороны. Озабоченный вы мой.

— Ты хотела сказать — заботливый?

— Нет, я сказала то, что сказала. — И мама направилась к дому.

— Ну что ж, ребята, мне пора идти.

Папа стал целовать нас на прощание, Мика от него отвернулся.