— Послушай, Хэл, — сказала Сара, понизив голос. — Не забывай, что Джойс больше не дитя. Она давно выросла, она уже женщина.

— Он этого не видит, — добавила Энн. — Не способен сообразить.

— Да перестаньте вы! — взорвался Хэл и тут же сник. Уронил руки, опустил голову, сжался, как будто уменьшился в размерах.

Человек, шагавший по жизни от успеха к успеху, натолкнулся на, неразрешимую проблему, возникшую не день или неделю назад, а давным-давно. Получается, что он на эту проблему просто-напросто закрывал глаза.

— Ужасно, ужасно, — пробормотал Хэл. — Что же нам теперь делать? Моя дочь общается с подонками и бездельниками.

— Твоя дочь общается с алкоголиками, наркоманами и проститутками, — безжалостно уточнила Энн, полностью разворачиваясь наконец к Саре и Хэлу. — Пора взглянуть правде в глаза. Ничего мы не можем сейчас сделать. Разве что приковать к кровати, запереть на замок. Атак… Ждать, авось появится. И скажи, почему ты всегда на нее орешь? Не диво, что Джойс убегает к Саре.

Людй, никогда в жизни ничем не болевшие, заболев неожиданно в первый раз, переживают шок, могут даже умереть с перепугу. Такого же масштаба моральный шок пережил Хэл. Если признать поражение, что последует? Он сидел без движения, шумно дышал, не глядя ни на сестру, ни на жену.

— Ужасно, ужасно, — вздохнул он наконец и встал.

— Да, дорогой, именно ужасно, — подтвердила Энн, как будто смакуя этот ужас. — И вся жизнь прошла ужасно, а грядущее еще ужаснее.

— Надо что-то предпринять, — потерянно бормотал Хэл, словно бы возвращаясь к началу беседы.

— Бог ты мой! — вздохнула Сара.

— Смешные вы ребята. — И Энн усмехнулась. Презрительно.

Возмущенная Сара чувствовала, что ей опять достанется роль козла отпущения.

— Вы оба воображаете, что можно что-то сделать такое, что Джойс вдруг преобразится, — пояснила Энн свои ощущения. Она пожала плечами и как-то жалко глянула на Сару.

Муж с женой направились к выходу, крупный мужчина шел, шаркая подошвами, не поднимая головы. Сара представила себе бурные сцены между ними. Энн яростно нападала на мужа, Хэл бормотал: «Да, надо что-то предпринять». И так год за годом. А добрая Сара тем временем сидела с Джойс. Разговоры ничего не меняли. А может быть, все-таки меняли. Сара раньше не верила, что можно найти какое-то средство, чтобы вдруг сделать Джойс нормальным человеком.

Дверь закрылась, Сара услышала шаги по лестнице, удаляющиеся голоса участников супружеской сцены.

Сара села за свой стол, уставилась в водянистую глубину зеркала. Надо поработать над песнями, возможно, добавить какие-то слова.

«Не знаю почему, — писала Жюли, когда согласилась выйти за Филиппа, — но где бы я ни оказалась меж людей, я везде лишняя. Если кто-то протянет мне руку и я тоже вытяну руку навстречу, моя рука уйдет в туман, как будто в облако брызг водопада, где река спадает со скалы после сильного дождя. Но вдруг вопреки всему мои пальцы нащупают в дымке чью-то теплую руку?»

Музыку, написанную той весной, она назвала «Песнью ледяных берегов».

— Я вытяну руку к облаку брызг водопада… — начала Сара.

Она, Сара, нашла руку во мгле. Теплая рука Стивена появилась из неизвестности. Сильная, добрая рука. Но в хватке этой руки ощущалось отчаяние. Она просила о помощи, эта рука.

Репетиции начались в одной из лондонских церквей, в зале настолько мрачном, что потребовалось добавочное освещение даже среди солнечного дня. Начали неполным составом. Музыканты и певцы должны были подойти позже. Генри Висли присутствовал на нью-орлеанской премьере «Дамы с камелиями» в декорациях тамошних борделей времен рубежа веков. Рой Стрезер, Патрик Стил и Сэнди Грирс, отвечающий за свет и спецэффекты, заняты на последних репетициях «Абеляра и Элоизы» на сцене «Зеленой птицы». Дальше последует «Гелла Габлер». Патрик заявил, что рад малой потребности «Жюли» в декорациях. Он так разочарован! Сара превратила его Жюли в «синий чулок», и он ей это вряд ли когда — нибудь простит.

Прибыла Жюли, крепкая здоровая девушка с дымчато-голубыми глазами, несомненная ирландка. Из Бостона. Звали ее Молли Мак-Гвайр. Печатника Филиппа играл Ричард Сервис из Рединга, спокойный мужчина средних лет, наблюдательный и неразговорчивый, каким и следовало быть Филиппу. Лейтенант Поль, он же Билл Коллинз, оказался просто красавцем, сразу заявившим, что он до мозга костей кокни и в подтверждение этого затянувший на кокни «Она была бедна…» — песенку, которая грозила стать красной нитью репетиций. На самом-то деле Билл происходил из фешенебельного лондонского предместья, хотя полжизни провел в Штатах вследствие сложных отношений между родителями. После двух строк песенки про честную, но несчастную девушку он на безупречном английском выдал тираду:

— Я для всех, и я все что угодно, всепогодный певец и танцор, я удачливый брикстонский вор. — И вмиг переключился на американский акцент, американское лицо, посадку головы, улыбку, позу… — Кабы я на что сгодился, паря… Мне автобус оба уха оттоптал, руки-ноги перепутал пьянь-капрал, — спел он и, не переводя духа, испортил все впечатление, сухо добавив с пиратско-банкирскими уолл-стритовскими интонациями: — Всегда я усердно тружусь, но в курсе, почем продаюсь.

Поняв, что переборщил последней репликой, сконфуженно улыбнулся, пожал плечами, как бы ворча: «И кто меня за язык дернул…» — отошел в сторонку и скромно там примостился.

Его несчастный вид побудил мамашу Жюли, мадам Сильвию Вэрон (Салли Соумс из Брикстона — на самом деле из Брикстона, она там родилась), как бы невзначай подойти к нему и сесть рядом. Эта крупная статная чернокожая красавица одним видом своим могла доминировать в любой сцене — как и сам Билл.

Реми Ростан, он же Эндрю Стед, прибыл из Техаса. Песчаного цвета волосы и веснушки, бледно-голубые глаза, лет около сорока. Прибыл из северо-западной Аргентины, со съемок фильма о гаучос-вакерос времен начала колонизации. Походка ковбойско-кавалерийская, осанка киллера из бандитского сериала. И этому гангстеру играть младшего сына аристократического семейства, с непременной дозой робости и неуверенности в себе?! Чем Генри думал, когда его приглашал? Типичный вопрос на ранних этапах любой постановки.

Неброско симпатичный молодой человек Джордж Уайт сыграет сослуживца Поля, офицера на Мартинике; он же исполнитель роли старшего брата Реми, помощник Филиппа в лавке и мастерской… Да и мало ли что потребуется впредь.

В первый день на Сару и Стивена пала нагрузка больше предусмотренной, ввиду отсутствия Генри, но Мэри Форд спасла положение, устроив фотосессию, фотографируя шестерых актеров и обоих соавторов вместе, по отдельности и в разных сочетаниях. Понимая значение великого бога рекламы, актеры безропотно выполняли требования Мэри, улыбались и строили серьезные мины, послушно поворачивались, вставали, садились. Мэри относилась к работе с полной серьезностью, она единственная за все время не улыбнулась ни разу. Фотографы всегда гонятся за недосягаемым, до которого остается только миг… только дюйм… вот-вот!. следующий кадр… такая улыбка… другая улыбка… чуть влево… чуть выше… Пленке конец! Перезарядили — и все сначала. И стопки фотоснимков занимают затем ящики, полки, столы, стены…

И во время разговора пальцы Мэри не выпускали камеру, готовую в любой момент щелкнуть, схватив какой-то показавшийся важным момент, затем, в виде фотоснимка при тексте, преображающий всю преподнесенную информацию в свет откровения.

В течение первого дня много говорилось о том, насколько чудесная вещь эта «Жюли Вэрон», насколько уникальная. Актеры старались перещебетать друг друга. Пьеса и в самом деле оказалась необычной, чуть ли не опера, настолько много музыки и пения. Однако музыки никто еще не слышал. Все как один заявляли о своей горячей любви к «Жюли», но никто не мог толком объяснить, по какой причине так ее любит, ибо даже полного текста пьесы никто до сих пор не получил.

Первой к Саре подошла Молли. Сара усадила ее между собой и Стивеном, и Молли толково и эмоционально пересказала, как те, кто присутствовал в Квинзгифте, рассказали ей, какую чудесную музыку они там слышали. Молли выразила горячее желание поскорее услышать все своими ушами. Стивен глянул на опасную особу лишь один раз и тут же отвлекся на остальных, предоставив вести разговор Саре. Место отошедшей Молли тут же заступил Билл, искавший возможности загладить свою неловкость, и тут же забормотал хвалы «сценарию и стихам». Сара ужаснулась, услышав слово «стихи», использованное для описания горьких, как кто-то выразился, «дерущих душу» песен первого периода и ломаных строк периода второго, где порою одна фраза повторялась бессчетное число раз или слова подбирались по звучанию, а не по смыслу.