– Да, ей нужен хороший товарищ. А вот и мой дом, – Хассан открыл дверь и помог Кейт войти.

– Ничего у тебя домик, – пьяно хихикнула девушка. – Наверняка твой отец в свое время праздновал здесь свои победы на скачках.

Хозяин дома молча провел гостью к софе и усадил ее.

– Может, немного бренди?

– Прекрасно.

Хассан наполнил два стакана и поставил тяжелый хрустальный сосуд на столик перед девушкой, а сам сел рядом с ней на софу, сохраняя при этом пристойное расстояние.

Кейт в этот момент усиленно пыталась сосредоточиться, соображая, хочет она переспать с ним или нет. Он все-таки очень мило весь вечер за ней ухаживал и вообще понравился ей.

Снова перед глазами встало видение – Джулиан и Верена на пляже. И вдруг Кейт до отчаяния захотелось, чтобы и ее кто-то желал, любил. И тогда она слегка склонилась к Хассану и, дотронувшись до его ладони рукой, тихо сказала, глядя ему в глаза:

– Спасибо тебе за прекрасный вечер.

– Ну, что ты. Я сам получил огромное удовольствие.

Кейт медленно откинулась навзничь, и тогда Хасан склонился над ней, обнял и поцеловал в губы…

– Итак, в наказание за то, что ты натворила, мы решили, что ты не поедешь в Америку с Николь и не будешь отдыхать с нами в Тоскане. Поскольку ты должна теперь Николь почти четыреста фунтов за испорченное платье, то с первого дня каникул пойдешь работать, чтобы вернуть долг. Иветта договорилась, что тебя возьмут помощницей в театральную костюмерную.

Мадди кивнула, почти с облегчением, подумав, что ей не придется жить почти шесть недель в Америке под одной крышей с Николь.

– Надеюсь, что это научит тебя хоть немного сдерживать свой отвратительный характер. Честное слово, Мадди, как я в тебе разочаровался.

Кристофер вздохнул.

– Ты сама лишила себя возможности побывать в Нью-Йорке. Какой стыд! А пока нас не будет, за тобой присмотрит Глэдис.

Мадди посмотрела на отца.

– Я могу уйти?

– Да.

Не говоря больше ни слова, она покинула гостиную и пошла к себе наверх, бросилась на кровать и закрыла глаза.

С каждым часом, проведенным в этом доме, ей казалось, что она опускается в ад. Вечер в честь их совершеннолетия прошел очень удачно, но прошла почти неделя с того дня. На празднике Мадди с трудом удавалось сдержать себя, она улыбалась и болтала с гостями, делая вид, что ей весело, но на самом деле сердце ее разрывалось от горя. И совсем не потому, что Николь совершила такой чудовищный поступок, хуже всего было то, что отец смотрел на нее с горьким разочарованием.

Мадди снова и снова пыталась обдумать свое положение, пытаясь понять, можно ли как-нибудь объяснить отцу происшедшее, и понимала, что это совершенно безнадежная идея. Николь очень умело погубила ее, раз рушила всю ее жизнь, и выхода теперь нет.

– Ты победила, – стиснув зубы, шептала девушка, а перед глазами стояло сияющее довольное лицо Николь. Что еще предпримет ее сводная сестра? Мадди оставалось только благодарить судьбу за то, что шесть недель они будут вдалеке друг от друга.

Ей совершенно точно было известно, что Николь будет продолжать свою войну.

Через несколько дней Мадди с облегчением вздохнула и помахала вслед такси рукой. Иветта, Кристофер и Николь уехали на летний отдых в Тоскану и Нью-Йорк. Машина скрылась в направлении аэропорта Хитроу. Мадди впервые за последнее время почувствовала себя легко, повернулась и пошла домой. Всю неделю до отъезда она избегала встречи с Николь и проводила время с Хассаном, Шехерезадой и котятами.

Когда однажды Хассан спросил Мадди о Кейт, она только улыбнулась. Было совершенно очевидно, что эти двое очень заинтересовались друг другом, а у Хассана появились серьезные намерения в отношении ее подруги. В один из уик-эндов он возил Кейт в Ньюмаркет на конюшню своего отца посмотреть на скаковых лошадей. Мадди оставалось только надеяться, что Хассан не станет для Кейт очередным увлечением на время, пока нет Джулиана. В конце концов, это было не ее дело, поэтому она и не придавала этому особого значения. Жизнь продолжалась.

Кристофер назвал работу Мадди на время каникул наказанием, но сама она с нетерпением и радостью ожидала первого рабочего дня, вернее, вечера. После короткой поездки в метро до Ковент Гарден Мадди подошла к служебному входу в театр. Швейцар вызвал главного костюмера, а пока его не было, она стояла в углу, вдыхая удивительный запах кулис, грима и чего-то волнующего, что, казалось, пропитывало весь театр и наполняло все его потайные уголки. Мимо нее через служебный вход, торопясь и весело болтая, проходили балерины. Она увидела, как к подъезду доставили огромный букет цветов для звезды, занятой в сегодняшней вечерней постановке. У Мадди даже озноб пробежал по спине, когда она подумала, что однажды и ей вот так же могут принести цветы.

– А-а, Мадлен, здравствуй, здравствуй! Добро пожаловать! – К ней подошел худощавый мужчина средних лет с бесцветными волосами, в цветной рубашке и узких кожаных штанах.

– Привет! – застенчиво поздоровалась она.

Он взял Мадди за руку и стремительно повел через множество вращающихся дверей по запутанному лабиринту коридоров, непрерывно болтая и ловко увертываясь от многочисленных препятствий, встречавшихся на пути.

– Меня зовут Ральфи. Я заведую гардеробом. Если ты, дорогуша, будешь волынить, то именно я буду шлепать тебя по заднице сильнее всех, но, уверен, что до этого не дойдет, хотя… Правда же, твоя мачеха просто ангел во плоти? Наши ее просто обожают. Нас тут десять человек, а все костюмы висят в костюмерной, где ты их и найдешь каждый вечер и будешь оттуда брать. А ты не похожа на Антонию, свою мать, правда, милочка? Я как-то раз одевал ее на «Спящую красавицу»…

Мадди кивнула, улыбнулась и в эту минуту они вошли в большой лифт, который доставил их в огромную, похожую на пещеру, комнату, где ряд за рядом тянулись многочисленные вешалки со множеством нарядов. Ральфи повел девушку в комнату поменьше, где два молодых человека старательно гладили наряды для предстоящего спектакля. Комнату наполняло гудение работающих сушилок и стиральных машин.

– Ребята, это Мадлен Винсент. Она будет у нас работать шесть недель. Ее мама – Антония Грэхем, а мачеха – наша дорогая Иветта.

Явно заинтересовавшись, оба молодых человека повернулись и с любопытством посмотрели на Мадди.

– Значит, так. Начнешь с кордебалета. Их тридцать, и вы впятером будете готовить для них костюмы. Ким! Ким, куда ты запропастилась, душа моя? – громко закричал Ральфи.

В комнату вошла полная седая женщина с огромной кипой одежды в руках. На шее у нее висело несколько пар колготок, отчего сама она имела вид уличной торговки.

– Ким у нас заведует нарядами для кордебалета. Она покажет все ходы и выходы. Не горюй, «Баядерка» еще не самый трудный спектакль, девочкам не приходится переодеваться слишком быстро. Благодари Бога, у тебя счастливая звезда, вот если бы ты попала на «Лебединое озеро»! Сорок белых пачек, знаешь такие юбочки? Конечно, знаешь! Это просто кошмар, дорогуша! Настоящий кошмар!

– Привет, Мадлен! – Ким доброжелательно улыбнулась оглохшей от такого словесного извержения девушке. – Возьми вот это и пойдем к девочкам в уборные, там ты и узнаешь все, что нужно.

Оставшийся час до представления прошел в страшной суматохе. Мадди пришлось носиться вслед за Ким вниз и вверх на лифте, курсируя между уборными и костюмерной и выполняя массу всевозможных поручений. Она отыскивала запропастившиеся колготки и металась в поисках нитки с иголкой, чтобы заштопать порвавшийся костюм. А после того, как, наконец, подняли занавес, Мадди вместе с другими начала готовить партию костюмов к очередному выходу артистов. Вся одежда для спектакля была удивительно красочной, сверкала фантастическим разнообразием расцветок, придававшим одеяниям экзотически восточный вид. Мадди нашивала золотые ленты, сверкающую мишуру, разглаживала шаровары и украшала стеклянными драгоценностями турецкие тюрбаны, отчего те начинали сверкать в свете ламп ярче, чем настоящие бриллианты. Затем, когда девушки из кордебалета вбежали в свои уборные, чтобы приготовиться ко второму выходу и переодеться, для Мадди наступили десять совершенно безумных минут. Она помогала прикрепленным к ней балеринам снять один наряд и облачиться в другой. В самый последний момент выяснилось, что одна из танцовщиц потеряла где-то серьгу, и Мадди сбилась с ног, пытаясь отыскать пропажу. И все же… все же. Несмотря на волнение и усталость, когда после первого акта опустился занавес, и музыка затихла, а потом ее заглушила буря аплодисментов, Мадди почувствовала, что вся дрожит от возбуждения и радости. Было удивительно сознавать, что и она тоже причастна к этому великому таинству.