– Этого газетчика Уайттекера вы знаете хорошо?
– Не очень, но у него хорошая репутация в Лондоне.
– И недавно приобретенная здесь в отношении женщин, – сухо произнес Северини. – Могу сказать вам, не так уж много вещей проходит мимо нас. Уайттекер, как и многие другие, был хорошим журналистом. Возможно, несколько ленивым и надоедливым, но в меру. Он хорошо знает Милан и другие районы Италии. Но несколько месяцев назад он переменился. Он начал бродить по притонам. Дважды к нам поступали жалобы о том, что он напивался в тех местах, которые ваш Джонсон называет нереспектабельными, связывался он и с уличными девками. Он тратит значительно больше денег, чем зарабатывает. Когда мне доложили об этом, что я мог сказать? Как вы говорите – пусть жена беспокоится.
– Да, это могло быть, – сказал Роджер.
– Но он приятный человек, – заявил Северини, – и толковый. Иногда я читаю «Глоб», и он достаточно точен. Мне не приходилось применять к нему строгости. По-английски это называется «строгости»? Хорошее слово.
– Да, верно, – проклятое слово, верное или неверное. Есть ли у вас…
Заметив, что стоящий у телефона человек с прилизанными волосами и в светлом френче поднял руку, Северини подошел к нему. После быстрого обмена фразами на итальянском языке человек в сером, а затем Северини посмотрели на Роджера.
Они не улыбались.
Когда Северини медленно подошел к Роджеру, весь его вид свидетельствовал о том, что у него есть что-то неприятное.
«О Джанет?»
Роджер почувствовал, что начинает паниковать. Он пытался сохранить спокойствие, но тревога нарастала. Северини, казалось, тянул время. Должно быть, плохая новость о Джанет. И он сам фактически отослал ее с этой свиньей.
Он сам виноват.
– Теперь мы знаем, куда они отправились, когда вышли из такси, – сказал Северини. – Это около Виа-Мита, в старом городе. Там поблизости есть подвальчик – плохое место, опасное для туристов с деньгами. Их видели там. Его не следует посещать без охраны или не предупредив полицию. Этот Уайттекер к тому же дурак!
Роджер робко пробормотал:
– Сейчас они там?
– В этом притоне их уже нет, – задумчиво сказал Северини, – и никто не видел, как они уходили. В старом городе…
Он пожал плечами, но в следующий момент его глаза заблестели, и он хлопнул Роджера по плечу с показным оптимизмом, который, однако, не мог никого обмануть:
– Мы немедленно отправимся и выясним, что случилось! Кто знает, может быть…
Он не закончил.
– Сколько времени займет дорога туда? – спросил Роджер с тем же озабоченным видом.
– Немного, – заверил его Северини, – совсем немного.
Он повернулся, и они быстро вышли на улицу. Как и Роджер, он проявлял откровенное беспокойство.
– Если есть причина для опасений, так это то, что произошло сейчас. – В голосе Северини звучала тревога. – Известно, что это места встреч Братства Зары и далеко не все члены этого братства нами обнаружены.
Роджер молчал.
Ночь была теплой, ветер ласково обвевал его вспотевшие лоб и щеки.
11. ПРИТОН В ПОДВАЛЕ
Джанет очень решительно положила свою руку поверх руки Уайттекера и сняла ее с колена. Боб ухмыльнулся, не глядя на нее. Они были в кафе, где пела девушка, и перед ними стояло вино. Уайттекер немного раскраснелся, и его голубые глаза блестели, но в его улыбке было что-то хорошее. И вообще он был в чем-то привлекателен. Джанет могла поверить, что многие девицы потеряли из-за него голову. Почти наверняка они впоследствии жалели об этом. Он мог быть очень милым и забавным, и иногда просто блистал.
– Хотите шоколадного ликера? – спросил он минуту спустя.
– Нет, спасибо, Боб, я получила истинное наслаждение. Мне кажется, нам пора идти.
– О, нет еще. Ночь только начинается, задание еще не выполнено. Красавец Вест не будет знать покоя, если подумает, что я не показал что-то стоящее. Вы не будете иметь представления, что такое ночь в Милане, если не посетите старую часть города. Узкие улочки, тихие голоса, мужчины, их жены, сыновья, дочери, дети, старики и внуки сидят у окон или у дверей, пьют чинзано с содовой водой, вокруг вонь от сточных канав, а они весело перемывают косточки всем проходящим мимо. Не лишайте их этой возможности.
– Возьмете меня и Роджера туда завтра.
– Джанет Вест, – с улыбкой сказал Уайттекер. Он наклонился к ней, упрямо положил руку и сжал ее колено. – Настоящим я заявляю и даю честное слово человека с Флит-стрит, что с этого момента и дальше я буду вести себя так, как полагается джентльмену, который знает, что за ним следит разгневанный муж. Я извиняюсь за некоторые вольности. Мне следовало бы знать, что владения Вестов так же едины и неделимы, как швейцарские кантоны, но я являюсь где-то неуправляемым индивидуумом и, таким образом, мои суждения и моя проницательность, не говоря о моем поведении в обществе, несколько не сфокусированы должным образом. Давайте помиримся и будем друзьями?
Она улыбнулась и взяла свой стакан. От газированной воды защипало во рту, но она уничтожала вкус спиртного.
– Да, но тем не менее, я думаю, нам пора вернуться в отель.
– О Боже! – воскликнул Уайттекер, и лицо его вытянулось. – Я действительно обесчестил свою профессию. Этого я меньше всего хотел, но вы так дьявольски привлекательны и…
– Боб, – сказала Джанет, – давайте забудем об этом и вернемся обратно.
– Я не хочу везти вас обратно в отель «Муччи», пока не покажу вам истинную жизнь притонов в Милане, – упрямо настаивал Уайттекер. – Я не хочу сказать, что вы мне безразличны, но обещаю вам, вы не пожалеете об этой экскурсии. Я буду вести себя с обещанной сдержанностью, и вы будете восхищены видами, сценами, звуками, запахами, которых не найдете нигде в мире, кроме, может быть, Неаполя и Севильи, и уж, конечно, нигде днем. Это не займет много времени: час от начала до конца. Идет?
Джанет посмотрела на свои часы и сдалась.
В такси, которое они взяли со стоянки у собора, Уайттекер, расслабившись, сел в самом углу. Он перестал дурачиться и молча курил сигарету. В неверном свете уличных фонарей она видела его профиль. Вблизи он был гораздо симпатичнее. Он продолжал показывать куда-то в темноту пальцем и рассказывать о церквях, памятниках и старых зданиях. Наконец, такси свернуло на узкую улицу с очень неровным покрытием. В тусклом желтоватом свете фонарей двигались неясные фигуры. В этом месте Джанет, если бы была одна, потеряла присутствие духа через одну или две минуты и уж, конечно, никогда бы не вышла из такси.
Она жалела, что уступила Бобу.
Такси остановилось, шофер выскочил и открыл дверцу со стороны Уайттекера. Тот вышел и весьма вежливо подал руку Джанет, ей и в голову не пришло, что на его слово нельзя полагаться. Он заплатил шоферу, машина отъехала. Тусклые желтые огни фар осветили людей, сидящих или стоящих около открытых дверей, у небольших окошек и на маленьких балконах. Газовый свет лился от фонариков над дверьми и на стенах.
Теплый ночной воздух был тяжел от запаха гниющих овощей, масла и кислого вина.
– Сюда, пожалуйста, – сказал Уайттекер и взял Джанет под руку. И опять это был дружеский, ненавязчивый жест.
– Пять минут, и мы будем у того подвальчика. Мы идем по одному из самых мерзких и злодейских районов Милана. Злодеи здесь очаровательны, а мерзавцы – совсем иное дело. Когда будете проходить то место справа, загляните внутрь. Такого нигде не увидишь.
Он указал на открытую дверь, над которой горел свет. По крайней мере дюжина человек сидело снаружи – от древнего старика до ребенка, который, усевшись на камень, сосал оба больших пальца. Все, что на нем было, – это рубашка, едва прикрывавшая его толстенький животик. Когда Джанет и Уайттекер подошли ближе, все сидящие уставились на них. Джанет, с трудом сохраняя присутствие духа, заглянула в открытую дверь. Стена комнаты от пола до потолка была покрыта фотографиями, которые почти невозможно было отличить одну от другой. Между ними нельзя было поместить даже почтовую марку, только в центре находилась статуэтка: Святая Дева держала в руке небольшой канделябр со свечами, которые освещали стену с фотографиями.