– Вы поняли, что я имел в виду? – спросил Уайттекер, когда они прошли мимо.

– Да, у меня нет слов.

– Что бы мне хотелось сделать, – сказал Уайттекер, – это показать вам Италию. Я знаю ее с изнанки, от севера до юга. Чего бы я вам только не показал! – Пока они шли, его рука все крепче прижимала Джанет. – Мне часто приходит в голову мысль, что моя основная ошибка заключалась в том, что я позволял своей жене делать все, что она хочет. Она не хотела переезжать сюда и жить все время в Италии. Она хотела проводить зиму здесь, а лето – дома, и я это позволял. Однажды пришел большой страшный волк и… Да, нет смысла утомлять вас печальной историей о неверности жены Роберта Уайттекера. Взгляните.

Он показал куда-то.

Они подошли к улочке, такой узкой, что по ней не могла бы проехать машина. Дома отвесно поднимались к яркому, расцвеченному звездами небу. Они казались выше, чем те, что Джанет видела в другой части Милана. Она могла различить людей на балкончиках и у окон в плохо освещенных комнатах. Кто-то пел замечательно чистым голосом, но не таким, как у девушки в кафе. Где-то слышалась приглушенная ритмичная музыка. Все окна и двери были открыты.

– Это Виа-Мита, – сказал он. – Самая темная, мрачная, страшная и дьявольская улица в старом Милане. Несколько месяцев назад здесь проходила вендетта: два семейства, около девяносто человек в возрасте от девяти до девяносто лет, уничтожали друг друга. Это был какой-то кровавый разгул. Ножи, дубинки, даже пистолеты. Три смерти, два пожизненных заключения и множество более мягких приговоров. А что сейчас? Сидят у окон и поливают друг друга бранью. Однажды вспышка повторится. Но вам нечего опасаться, – произнес он и похлопал ее по руке. – К чужеземцам они относятся с искренней дружбой. Только во время этих враждебных стычек с другим кланом они становятся ужасными, а так – мухи не тронут. Они все, конечно, с юга, и конфликты в основном происходят после получек на фабриках, где они работают. Если один из них получит на сто лир в неделю больше, чем другой, – это повод для потасовки. Я …

Он резко остановился и оглянулся.

Он не сказал ни слова, но то, как он это сделал, заставило Джанет сжаться от страха.

– Еще пара минут, – успокоил он ее, ускорив, однако, шаги. – То горячее местечко, куда я вас веду, находится в конце этой улочки. Лучше обойти стороной, чем идти по самой улице из-за дурных запахов. – Он почти тащил ее за собой, и она чувствовала, что ему очень хочется посмотреть назад, но он не делал этого, боясь ее напугать. Сердце Джанет учащенно билось. – Через полчаса, если мы вычислили правильно, я отвезу вас обратно в …

– Боб! – воскликнула она. – Что это сзади нас?

– Да? Сзади нас? Бо́льшая часть Милана, дорогая, а в небе отсвет от освещения кафедрального собора.

– Не будьте дураком, – резко сказала она и обернулась. У него не было времени остановить ее. Все, что она увидела, это те же тусклые желтые огни, тени людей и одна темная фигура, находившаяся очень близко.

– Каков муж, такова и жена, – сказал Уайттекер. – С вами легко попасть в неприятную историю. По сути дела все кончилось. Мне кажется, этот отвратный тип хотел посмотреть, есть ли в моем бумажнике деньги, но решил, что игра не стоит свеч. Теперь все в порядке. Прошу прощения, что напугал вас.

Две минуты спустя они спускались по деревянным ступенькам, которые, казалось, вели в пустое помещение. Джанет очень жалела, что позволила уговорить себя, но теперь уже ничего не могла поделать. Она споткнулась, и Боб подхватил ее. Но не спешил отпустить, и Джанет впервые в жизни испытала панический страх: ей показалось, что он уводит ее от людей во тьму, погружает ее в отчаяние, которое будет сопровождать всю жизнь.

Она попыталась освободиться:

– Боб…

– О’кей, – сказал он, и они оказались у нового поворота. Здесь было светло. Дверь часто открывалась, и за ней в комнате, заполненной табачным дымом, они увидели толпу. Уайттекер постучал – и дверь сразу же открылась. Последовал быстрый обмен фразами, из которого Джанет ничего не поняла; Уайттекер заплатил, и дверь широко распахнулась, пропуская их в заполненную комнату. Большинство собравшихся были мужчины, но кое-где были видны женские лица, смуглые и оживленные, с блестящими горящими глазами.

На небольшой сцене танцевала девушка. Она была обнажена до такой степени, что красотки из «Лидо» в Париже не смогли бы с ней конкурировать. Там было представление, а здесь танцовщица льнула к посетителям и все выглядело омерзительно. Уайттекеру не следовало бы приводить ее сюда. Он поступил как скотина.

– Стулья там, – прошептал он, – сейчас подадут спуманте. Не пробовали? Итальянское шампанское – хорошее.

– Боб…

– Эта крошка только для улучшения аппетита. Здесь – лучшие арабские танцы во всей Италии. Она известна по всему миру. Исполнение столь же отличное, как и оригинальный танец Семи Вуалей а-ля Рита Хейворт. Я знаю, поначалу это несколько непривычно, но потом пройдет и вы будете восхищены. Все мои респектабельные друзья испытывали это.

Их окружали черноглазые черноволосые мужчины, хотя среди них попадались и белокурые, и это было необычно. Иногда Джанет перехватывала взгляды, которые собравшиеся украдкой бросали на них. Она чувствовала себя очень неловко, а танцовщица извивалась, прихорашивалась и снова отправлялась бродить между столиками.

Джанет смотрела на нее почти с отчаянием.

Духота, оглушительная музыка, настойчивые взгляды – все это производило гнетущее впечатление. Она чувствовала себя больной. Ей хотелось выйти на свежий воздух. Она уже перестала думать о том, что ей не следовало бы сюда приходить, что Уайттекер не должен был приводить ее сюда и даже о том, что подумает Роджер обо всем этом. Если бы он оказался здесь, она мгновенно выбралась бы отсюда и они уже были бы на пути к чистым просторам центральной части города.

Внезапно музыка прекратилась, и танцовщица стала пробираться сквозь толпу к двери, находящейся в углу. Свет погас.

– О Боже! – воскликнула Джанет и протянула руку, чтобы схватиться за Уайттекера. – Пожалуйста, уведите меня отсюда, – взмолилась она. – Если я не выйду на свежий воздух, я потеряю сознание.

– Даже так? Ну, хорошо, – прошептал он. – О’кей, не нужно паниковать, старушка. Свет зажжется через минуту, тогда и увидим, как выбраться отсюда. Жаль, однако…

Он встал, взял ее под руку и двинулся к двери, через которую они вошли. Над их головами вспыхнул яркий луч света, осветивший что-то за их спиной. Джанет не обернулась, но почувствовала, что Уайттекер посмотрел. Мельком она увидела рядом с собой двух бородатых мужчин.

Она подошла к двери, Уайттекер следовал за ней.

Яркий свет падал на закутанную в прозрачную ткань фигуру в углу. Присутствующие сидели в абсолютной тишине.

Жара, дым, запахи вина и чеснока – Джанет чувствовала, что голова ее закружилась, она почти теряла сознание.

Стоявший у двери мужчина что-то прошептал, и они вышли на темную улицу. Джанет дрожала. Все, что она хотела, – выбраться из узких улочек этого района и увидеть Роджера. Что бы он сказал, если бы узнал обо всем? И это он подталкивал ее пойти с Уайттекером!

– Эта дорога короче, – сказал Уайттекер. Его рука все еще держала ее, причем весьма крепко. – Не успеет ягненок махнуть два раза хвостом, как мы будем на месте и…

Внезапно он остановился.

В нескольких футах от них вспыхнул яркий свет фонарика. Джанет увидела за ним темную фигуру, но в это мгновение луч повернулся и ударил ей в глаза. Она слышала, как Уайттекер что-то пробормотал по-английски, а затем закричал по-итальянски рассерженно и испуганно.

Какой-то человек сзади зажал ей рот рукой.

Когда Северини вышел из машины, улица была заполнена полицейскими. Казалось он обрел второе дыхание: он говорил тверже, двигался быстрее, в голосе его было меньше сарказма. Было заметно, что он возбужден.

– Мы на улице Виа-Мита, – сообщил он Роджеру по-английски. – Это одна из самых узких улиц, а подвальчик, куда они направились, находится на еще более узкой аллее около нее. Он закрыт, но мы продолжим поиски, несмотря на это.