Шофер обернулся.
– Это замечательно, правда? – Он произнес с настоящим американским акцентом.
Роджер улыбнулся.
Маленький «фиат» следовал за ними до самого отеля, но Роджер не проявлял к нему никакого интереса.
С первого взгляда отель их разочаровал. Серое плоское здание, лишенное даже балконов, выходило на какое-то подобие парка, где стояли поникшие деревья и желтела трава. Когда Джанет и Роджер подошли, маленький мальчик, одетый в красно-коричневую форму, с улыбкой распахнул двери и поклонился.
Стойки для приема гостей и для обслуживания сверкали новизной. Клерки и носильщики выглядели скучными и усталыми.
Когда Роджер подошел к стойке, сонный служащий спросил:
– Могу я чем-нибудь быть полезен, сэр?
– Синьор Северини заказал для меня номер. Мое имя…
– Мистер Вест? – Скука с лица молодого человека исчезла, в его темных глазах проявился интерес, и он в одно мгновение занял свое место за стойкой.
– Мы рады приветствовать вас. Я лично провожу вас в комнату и выясню, не понадобится ли вам что-нибудь. Я имею честь быть помощником управляющего. Сегодня он свободен, что для меня является большой удачей! – Молодой человек сиял. – Ваша комната на третьем этаже. Она выходит на дворик.
Поднимались в новом лифте.
Коридоры устилали ковры, здесь уже ощущался налет роскоши, который не был заметен с первого раза.
Помощник управляющего открыл дверь, ведущую в маленькую гостиную; за ней находилась спальня, а дальше – ванная и туалет. Молодой человек показывал все это с церемонной сосредоточенностью. Очевидно, этот номер соответствовал высшему стандарту, и глаза Джанет радостно сияли. Помощник управляющего подошел к окну, открыл ставни и театральным жестом вытянул руку.
– Для прохлады, – сказал он, – есть фонтан. Теперь я закажу для вас чай. Пожалуйста, извините меня.
Он вышел, оставив их вдвоем.
Посмотрев вниз, они увидели фонтан из белого мрамора с золоченым шпилем. Золотые рыбки плавали в его огромной чаше. Участки ярко-зеленой травы, орошаемой разбрызгивателем, разбивались цветными мозаичными дорожками, которые казались еще ярче от сверкающего голубого неба. Одна стена была почти полностью закрыта виноградными лозами, с которых свешивались маленькие упругие кисти ягод, светло-зеленых на фоне густой зелени листвы. Солнце освещало верхнюю часть одной стены, отбрасывавшей ослепительный блеск, но остальная часть двора находилась в тени, создавая иллюзию прохлады.
Именно отсюда девушка видела, как было совершено убийство.
В противоположной стене Роджер заметил арочный проход. Стена была высотой около двенадцати футов, верх ее покрывал голубой кафель. За стеной проходила дорога. Он слышал шаги и шум машин. С трех других сторон стены были очень высокими. У каждого окна были деревянные ставни, выкрашенные в ярко-зеленый или лимонно-желтый цвет и крошечные балкончики. Окна защищали от солнца навесы, которые нужны были лишь, когда оно находилось в зените. Большинство ставней было закрыто, что придавало отелю такой же покинутый вид, как и улицам. Но кое-где ставни оставались открытыми и были закреплены за стену, были открыты и некоторые окна.
– Здесь божественно, – сказала Джанет.
– Высший класс, – заметил Роджер. – Впредь не жалуйся, что ты жена полицейского.
– О, я ничего не имела бы против, если бы ты был итальянским полицейским. – Джанет немного помолчала. – Дорогой…
– Ну что?
– Интересно, в какой комнате был убит Барнетт?
– Хочешь, чтобы я узнал и сказал тебе?
Она задумалась.
– Нет, конечно. Просто я не хочу, чтобы это была именно та комната. – Она отвернулась от окна. – Я хочу принять душ и надеть чистое платье, а затем ты можешь взять меня куда-нибудь.
Она оставила его, чтобы исследовать сверкающий фарфор и сияющий никель ванной комнаты.
И Роджер был рад этому.
В окне соседней комнаты появилась девушка. На мгновение она задержалась, всматриваясь вниз во дворик. Из описания, которое у него было, Роджер понял, что это Энн Пеглер. До этого момента он не представлял, насколько она была потрясена: на ней буквально не было лица, и она выглядела очень нездоровой.
Внезапно из прохода внизу в стене появился человек.
На лице девушки отразился испуг, и она отпрянула от окна, вытянув руку, словно хотела защититься.
Роджер слышал всплески душа.
Затем кто-то постучал в дверь комнаты.
5. УЖАС
Джанет все еще плескалась в ванной под душем и напевала. Великодушный слушатель узнал бы отрывки из «Трубадура». Роджер подождал около двери в ванную, стук повторился. Перед ним все еще стояло лицо девушки, столь же четко он запомнил человека, вошедшего через дверь в стене, – короткий, темноволосый, быстро двигающийся на толстых ногах.
Роджер встал сбоку от двери и открыл ее.
Человек, стоявший в коридоре, прикоснулся к своему лбу.
– Привет, полицейский, – сказал он. – Не хочешь ли благословить мою руку серебром?
– Я хотел бы благословить другую часть твоего тела плеткой, – ответил Роджер, но в голосе его не было злости. – Входи и не шуми.
Он впустил пришельца и закрыл дверь в коридор как раз в то время, когда Джанет запуталась где-то на верхних регистрах.
– Не будь таким самоуверенным, – сказал вошедший, – у моей жены также бывают приступы. Именно поэтому мы особенно хорошо ладим, когда она в Лондоне, а я в Милане. Не можешь ли ты поделиться чем-нибудь с полуголодным газетчиком? Может, есть что?
У него было приятное лицо с пухлыми щеками, хотя тело выглядело довольно худым в тесноватом костюме из серебристо-серого тропика. Волнистые светло-каштановые волосы окаймляли небольшую лысину. Круглые, очень яркие голубые глаза и полные губы со вздернутыми уголками завершали его портрет. Коричневые ботинки сверкали, а в руке он вертел легкую тропическую шляпу. Это был Уайттекер из «Глоба», и не было никаких сомнений в том, что именно он находился в «фиате», который преследовал Роджера по дороге из аэропорта.
– Да, – ответил Роджер, – у меня есть сюжет. Меня послали сюда проверить, не смогу ли я одурачить прессу. И я не смог. Остальное – не для огласки, но ты можешь сделать две вещи, чтобы устроить небольшую шумиху немного позднее.
– Полицейский, – печально сказал Уайттекер, – никогда не существовало племени, более страждущего куска живого мяса. Но, по крайней мере, ты можешь подвергнуть меня искушению.
– Во-первых, – начал Роджер, – покажи моей жене достопримечательности. Возьми ее в тот ресторан на крыше, о котором я слышал. Дай ей понять, каким романтичным может быть Милан при лунном свете. Она не позволит тебе зайти слишком далеко.
– Отвлечь ее от тебя и от одиночества, – пошутил Уайттекер, – что ж, во всяком случае, это новый поворот. Сознательный полицейский жертвует свою жену донжуану, журналисту. А что в этом для Альманаха?
– Во-вторых, что сейчас вселяет такой страх в Энн Пеглер? – спросил Роджер.
Ухмылка исчезла с лица представителя «Глоба». Без нее он выглядел старше и более деловитым: скорее бизнесмен, чем плейбой. Фактически в свои тридцать пять он имел отличную репутацию зарубежного корреспондента газеты.
– Должен сказать, что ты не теряешь даром времени. Чем ты пользуешься? Счетчиком Гейгера? – Он вытащил черепаховый портсигар из кармана и предложил Роджеру закурить. – У тебя, по-видимому, задатки гения, – объявил он. – Угадай почему?
– За ней охотится миланская полиция, – предположил Роджер. – Ставь плюс мне.
Уайттекер поднял обе руки кверху:
– Сдаюсь! Не пытай меня больше, хорошо? Да. Ты встречал когда-нибудь здешнего начальника полиции? Хороший малый. Высокий, красивый, ему следовало бы быть вторым Тосканини, и его сердце на самом деле принадлежит «Ла Скала». Именно поэтому он не думает о своей работе. У него абсолютно не лежит к ней сердце. А у него именно сейчас очень серьезное дело: сохранять баланс между преступностью и политиками в городе, где коммунисты имеют множество голосов, – это не то, что я считаю синекурой. Он, конечно, исправно делает свою работу. Он чуть не встал на четвереньки, чтобы остановить это королевское шествие, поскольку считал, если ребята из Зары не доберутся до Его Высочества, это сделают коммунисты. Однако Его Высочество стал очень популярным из-за предоставленных Италии концессий на добычу нефти, и власти распорядились, чтобы ему были оказаны все возможные почести, чтобы встреча была со всей помпой. Северини была поручена охрана порядка, а тебе то же дело в дорогом старом Лондоне; не так ли?