Жаклин прижала руку ко рту, чтобы заглушить рвущийся из груди крик. Она дрожала всем телом.

— Когда операция?

— Завтра.

— Так скоро?!

Что, если операция окажется неудачной? Вдруг она никогда не увидит своего сына? Почему Роджер не приехал раньше? Почему так долго медлил?

— Я вообще не собирался приезжать. — Он словно прочел ее мысли. — Не питал на твой счет никаких иллюзий. Но, как бы то ни было, Тони действительно твой сын, и ты имеешь право знать, что с ним. Поступай как хочешь…

Похоже, ему заранее известно, как именно она поступит. Сердце Жаклин болезненно сжалось. Он ее презирает, это очевидно. Она горестно покачала головой.

— Выходит, удовольствием видеть тебя я обязана твоему чувству справедливости? Должно быть, тебе нелегко было себя пересилить. Ты же не желаешь общаться с такими, как я, запачкаться боишься. Мог бы позвонить. Гораздо проще и стерильнее.

— Я предпочел приехать, хотя это и означало, что придется снова встретиться с тобой… Но такие вещи по телефону не обсуждают. А сейчас мне пора. — Он бросил взгляд на свои часы. — Мой самолет через три часа. Не хочу опаздывать. Я обещал Тони, что вечером навещу его.

Жаклин вскочила на ноги.

— Еду с тобой, — заявила она.

Ей не нужно было долго раздумывать. Отныне ее место рядом с сыном.

Направившийся было к двери, Роджер остановился.

— Не обязательно так напрягаться. Никто этого от тебя не ждет.

Жаклин стерпела очередное оскорбление.

— Все равно поеду. Думай что хочешь, но я всегда любила своего сына. Нас надолго разлучили, и сейчас мне дорога каждая минута, которую я могу провести с ним. Если ты не возьмешь меня с собой, поеду одна. Хочу быть рядом с Тони, и никто не сможет мне помешать, — твердо заключила Жаклин.

В глазах Роджера промелькнуло странное выражение.

— Имей в виду: если отправишься со мной, я не позволю тебе сбежать в последнюю минуту. Ты уверена, что хочешь именно этого?

Опять предупреждение? Неужели Роджер от нее что-то скрывает? Жаклин охватил страх, но колебаться было некогда.

— Еду, — упрямо повторила она.

Роджер помолчал, потом кивнул.

— Тогда собирайся, а я закажу еще один билет. Через тридцать — сорок минут выезжаю. Не успеешь, пеняй на себя. Ждать не буду.

И эта угроза ее не смутила.

— Успею, — пообещала она и выбежала из комнаты.

Поднимаясь по лестнице, Жаклин позвала Грету. Какое счастье! Скоро она увидит Тони! Неважно, что думает о ней Роджер и другие. Она едет к сыну, и это самое главное.

«Боинг» набрал высоту. Жаклин вздохнула с облегчением и откинулась на спинку кресла. Теперь ждать оставалось недолго.

Последние два часа дались ей нелегко. Пока фру Кнутсен укладывала ее чемодан, Жаклин приняла душ, переоделась и успела написать тетушке коротенькую записку. Времени на долгие объяснения не было, но она пообещала позвонить, как только представится возможность.

Роджер иронически усмехнулся, когда Жаклин появилась в гостиной раньше назначенного срока. Она решила не обращать внимания на его колкости, вышла из дома и, не говоря ни слова, уселась в машину рядом с ним. Роджер выехал на автостраду и на максимальной скорости помчался в ближайший аэропорт…

Роджер устроился в кресле, вытянув длинные ноги, — они летели первым классом, где пассажирам предлагался больший комфорт. Жаклин не питала никаких иллюзий на его счет, хотя и помнила, каким он был милым и предупредительным, когда они только познакомились. Однако все изменилось, едва он узнал о ней правду.

— Поспи, — буркнул Роджер.

Жаклин отрицательно покачала головой.

— Вряд ли получится…

Он равнодушно пожал плечами и закрыл глаза.

— А я вздремну. Прошлую ночь провел в дороге, почти не спал…

И тут же сон сморил его. Жадно всматриваясь в лицо Роджера, Жаклин заметила, что его кожа приобрела сероватую бледность, вероятно, от усталости и беспокойства. Видно, он не меньше ее озабочен состоянием Тони, хотя и старается не показывать этого. Да и как не волноваться, ведь мальчик живет в его доме и он, наверное, очень к нему привязался. Жаклин от души позавидовала Роджеру, к горлу подкатил комок, на глаза навернулись слезы. Сколько радости прошло мимо нее!.. Как Питер мог так обойтись с ней? А впрочем, с легкостью, мстительность всегда была частью его натуры.

Стремясь устроиться поудобнее, Роджер пошевелился во сне, и его голова оказалась на плече Жаклин. Ее первым побуждением было оттолкнуть его, но… она этого не сделала. Глядя сверху вниз на взъерошенные рыжие волосы, на длинные ресницы, она до боли закусила губу. Как давно они не были так близко… От него исходил терпкий аромат лосьона и такой знакомый, только ему присущий запах…

Жаклин замерла. Надо немедленно разбудить его, прекратить это безумие! Если Роджер проснется и поймет, что нечаянно положил ей голову на плечо, то страшно рассердится. Но ведь он так устал… Жалко будить. Прядь волос падала ему на лоб, и Жаклин отчаянно захотелось поправить ее, даже кончики пальцев зачесались. Борясь с искушением, она сжала руку в кулак. Глупо предаваться бесплодным мечтам, тешить себя напрасными иллюзиями. Жаклин отвернулась и невидящим взглядом уставилась в иллюминатор. Она всегда будет принадлежать ему, чего — увы! — нельзя сказать о нем. Слишком многое их разделяет. Гораздо больше, чем она предполагала.

И воспоминания, помимо воли, нахлынули на нее.

В восемнадцать лет Жаклин была невероятно наивна и потому совершила немало глупостей. Но самой большой ошибкой стал ее брак с Питером Стэнли. Разумеется, тогда она думала иначе, уверенная, что замужество принесет ей долгожданную независимость. Лишенная с детства любви и внимания, Жаклин потянулась за мечтой, но та вдребезги разбилась о реальную жизнь. К сожалению, прозрение пришло слишком поздно и обратного пути у нее не было.

Жаклин почти не помнила своих родителей. Оба они умерли молодыми, погибли в авиакатастрофе, которая унесла жизни и родителей ее двоюродной сестры, крошки Вирджинии. Осиротевших девочек передали под опеку пожилых американских дядюшек. Жаклин и прежде знала только родственников со стороны отца, живущих в Америке, шведская родня матери отказалась от дочери после ее брака с Ричардом Слейтером, который они не одобряли. Семья Слейтеров была довольно богатой. Правда, львиную долю денег и роскошный особняк в Бостоне старый Перси Слейтер, не желая распылять семейный капитал, оставил старшему сыну Дональду. Младшему, Ричарду, достались лишь скромный пакет акций не слишком процветающего бостонского банка и небольшая наличность. Однако отец Жаклин сумел удачно всем этим распорядиться. Так что девочка, оставшись сиротой в возрасте четырех лет, неожиданно оказалась наследницей приличного состояния и поселилась в огромном особняке, который теперь принадлежал Вирджинии.

Опекуны и дядюшки девочек, два старых холостяка, прекрасно разбирались в финансовых вопросах, но ничего не смыслили в воспитании детей. Они знали одно: их племянницы должны будут со временем занять подобающее положение в обществе — и готовили их к этому. Сначала им нанимали гувернанток, а когда девочки подросли, отправили учиться в частную школу. Затхлая атмосфера этого элитарного заведения для Жаклин с ее бунтарским темпераментом оказалась совершенно невыносимой. Тихая, послушная Вирджиния приспособилась к новой среде, а Жаклин буквально задыхалась в чопорном, замкнутом мирке.

Дядья сами выбирали им друзей, указывали, какие книги читать и какие смотреть фильмы. Их готовили к легкой, беззаботной жизни. Девочки должны были навсегда остаться теми, кем были, — богатыми наследницами респектабельной семьи.

Несмотря на то, что оба старых холостяка были добры к ней и по-своему любили, Жаклин считала их настоящими динозаврами. Они никак не могли взять в толк, что их племянница хочет чего-то самостоятельно добиться в жизни, и оставались глухи ко всем мольбам Жаклин разрешить ей заняться чем-то серьезным. Однажды она попросила дать ей какую-нибудь работу в семейном бизнесе, но старики лишь весело рассмеялись. Никто не понимал ее, даже Вирджиния. Для Слейтеров не существовало понятия «работающая женщина». То, что Жаклин унаследовала от отца практичность и цепкий ум, в расчет не принималось. Какие бы планы она ни строила, все они с ходу отвергались. Это злило ее, приводило в отчаяние.