Не найдя слов, я повесил трубку. Я был похож на дурака, извините. Например,  я столько времени перед ней распинался, а она не произнесла ни звука вообще, но при этом, позволив мне биться, как рыба об лёд. И затем всё было закончено. Теперь самое ужасное: я всё ещё ею жил. Её лицо продолжало всплывать перед моими глазами. Внезапно мир стал пустым, холодным и одиноким, как обратная сторона луны. И я думал: «Эй, что здесь происходит? Почему я её люблю, а она меня – нет? Мир потерял равновесие, опустился в хаос и беспорядок. Я понял тогда, почему песни о любви так полны грусти: «Собери кусочки моего сердца…»

  Тремя днями позже, я всё ещё был разбит, я не мог ни есть, ни пить, целых пятьдесят лет ожидая этой особой агонии. Пока в то утро не зазвонил телефон. Я подбежал к нему и, сходя с ума, я подумал, что это могла бы быть Нетти Халвершам со своими извинениями, с готовностью стиснуть меня в своих объятиях: «Это была случайная ошибка… Извини, Бен… Я обозналась…» и т.д.

  Это был отец, что было необычно. Он никогда не звонил из своего кабинета в Дельте.

  - Бен, ты в порядке? - спросил он.

  «Бог Мой», - подумал я, он знает о Нетти Халвершам.

  - В порядке, - сказал я примерно так, как это говорят, даже если земля проваливается под ногами.

  И затем он рассказал мне о захвате автобуса, и о детях.

  Какой ещё автобус? Какие дети?

  И причём здесь я?

  Это был желтый школьный автобус, в нём шестнадцать или восемнадцать детей (он не мог точно назвать их количество). Он подбирал каждого из них у своего дома в Халловеле и вёз их в летний лагерь имени Криса Крангеля, расположенный за пределами города. Автобус был похищен неизвестными людьми, по крайней мере, троими или даже более. Автобус был остановлен захватчиками на шоссе номер 131 и приведён на старый заброшенный железнодорожный мост в лесистом районе на линии Халловел-Криншоу. В захвате автобуса участвовал фургон, также теперь стоящий на мосту и также принадлежащий захватчикам.

  Дети – возрастом пяти и шести лет, дошкольники, кто-то из них ходит в детский сад.

  Первая информация от налетчиков поступила, когда десятилетний халловелский мальчик доставил письмо в городское отделение полиции. Человек, пославший мальчика, дал ему один доллар. Мальчик описал этого человека, как возрастом около сорока, смуглого, на нём всё было тёмным: волосы, усы, одежда и очки. Письмо было адресовано Бригадному Генералу Руфусу Л. Брайджу, Иннер Дельта, Форт Дельта, Штат Массачусетс. На конверте имелась напечатанная фраза: «Доставить это сообщение в течение часа – вопрос жизни или смерти».

  Это – в сущности то, что отец сказал мне по телефону, хотя всеми подробностями он ещё не владел. Потому что был вовлечен Форт Дельта и дети, и в его интересах было побеспокоиться обо мне. Я сказал ему, что я в полном порядке, и я хотел напомнить ему, что мне, в конце концов, не пять лет отроду. Однако я понял, что он имел в виду. Я сказал ему, что я собирался с Джеки Бренером сходить на игру, проводимую на стадионе имени Генерала Брэдли. Он велел мне оставаться дома, и, к тому же, он кого-то послал для наблюдения за домом, что значило: для охраны меня.

  - А что мама? - спросил я, будучи подготовленный его внезапно сугубо деловому тону его голоса. Она уехала тем утром, чтобы провести день в Бостоне, чтобы утром сделать круг по магазинам комплекса на улице Ньюбори и затем сходить на дневной сеанс в кино.

  - В Бостон я послал человека, чтобы он её забрал, - сказал отец. - Смотри, Бен, все эти предосторожности могут показаться излишними, можно подумать, что я горячусь, но я не хочу допустить возможного, потому что…

  Это потому что повисло в воздухе, наполнившем тишину, на которую я в тот момент постарался не дышать, потому что я знал что, должно последовать за этим потому что . Потому что здесь был вовлечен Форт Дельта, и что, вероятно, это подразумевало секретную работу моего отца.

  - Но чего хотят захватившие автобус, Па?

  - Бен, это ещё не известно. Единственное письмо от них велит нам быть готовыми к дальнейшим инструкциям. Это – всё, что я могу тебе сказать, потому что это – всё, что я знаю.

    Я осознал, что ещё ни разу в моей жизни отец не рассказывал мне так много о чём-либо вообще. О, конечно, у нас с ним бывали беседы и даже споры, например, о бесконечных победах «Ред-Сокс» в мае и внезапном его поражении в сентябре (грустная правда), и ещё о моих отметках в школе, и о прочих глупостях, но во всём этом ни разу не было ничего, что бы как-то коснулось его работы, его жизни и её восприятия, словно в ней не было ничего, кроме бейсбола, моих оценок, и его секретных обязанностей.

  - Так что запрись дома, Бен, никуда не выходи и ни с кем не общайся. Я знаю, что это нелегко, но мы не должны дать шансов преступникам, пока они бродят на свободе.

  - Ладно, - сказал я.

  И тогда я вспомнил о том, что меня так беспокоило, пока мы говорили:

  - Эй, Па, ты говоришь, что  письмо было адресовано Генералу Руфусу Бригсу. Я никогда о нем не слышал. Кто этот Генерал Бригс?

  Я услышал, как на другом конце линии зашумел глубокий вздох, и затем воцарилась тишина. И я подумал: «Бог Мой, Генерал Бригс – это мой отец, его подложное имя, прозвище, кличка, в конце концов».

  - Я больше не могу говорить с тобой, Бен. Будь начеку, не теряй бдительности. Скоро кое-кто придёт, и не волнуйся ни о чём.

  Трубка легла на аппарат, и у меня на лбу проступил пот.

  Автобус и дети, захватчики и заложники, мой отец, пользующийся другим именем все эти годы в Дельте и… что такое Иннер Дельта?

  Я осознал, что, по крайней мере, уже три минуты я не думал о Нетти Халвершам. Это был своеобразный рекорд того мрачного дня.

  Забавно. Я не могу вспомнить её лицо.

  Как давно это было?

  Но время иногда так сверхъестественно, и тогда оно играет с нами во всякие забавные игры. Как и эта комната. Кажется, что здесь я был не с сентября прошлой осени, а всегда.

  Или нет?

  Тому, кому я продолжаю адресовать свои вопросы, как будто я ожидаю фантома, крадущегося у меня за спиной, и ответ, который я не жду.

  Говоря о времени: уже 11:15, и они опаздывают.

  Я имею в виду, мои родители.

  Они сказали, что прибудут в одиннадцать. Замок находится в трёх часах езды от Дельты. Может быть, они решили передохнуть по дороге или просто поздно выехали, или даже у моего отца изменились планы, и он, в конце концов, не приедет.

  Возможно, я надеюсь именно на то, что он не приедет.

  Потому что иначе я буду сидеть напротив него и смотреть ему в глаза. И я знаю, что мне от этого будет тошно.

  Не сейчас, не сегодня.

  С того места, где я сижу и печатаю, просматривается пространство через площадь между «Домом Охотника» и «Старым Плющом», через которое проходят посетители прежде, чем попасть в общежитие или в зал имени Дэниела Вебстера, где они могут провести время с учащимися в одной из комнат.

  Я продолжаю смотреть, не идут ли мои мать и отец. Игра в снежки закончена, и площадь пуста. Иногда поднимается ветер, который срывает с карнизов хлопья снега, так похожие на мягкие белые тряпки, беспомощно падающие на землю.

  Теперь я печатаю не спеша, делая паузу после каждого слова, и даже между буквами (наверное, я никогда не узнаю, как работает механизм предчувствия, но мне надо быть начеку). В ожидании их появления, его появления я отрываю от бумаги глаза.

  В надежде на то, что он придёт.

  И в надежде на то, что он не придёт.

  И меня не покидает чувство, что он почти уже здесь, в этой комнате, вместе со мной. Он наблюдает и ждёт.

  Этот фантом – мой отец.

  Миро на дух не переносил ожидание. Будь то перед посадкой в самолёт в аэропорту, на автобусной остановке, в маленьком душном помещении. Или в тот день в Детройте, когда в лобби гостиницы им устроили засаду, и они были вынуждены ждать целых девять часов, обездвиженные, без еды и питья. У него в руках был пистолет, под конец, походивший на часть его руки или на большую, пульсирующую от боли занозу в его теле. Здесь в автобусе, по крайней мере, у него ничего не болело, хотя его телу было не совсем комфортно. Становилось жарко, солнце раскалило крышу автобуса, но окна уже было не открыть. Дети были несколько подавлены, но всё равно вели себя беспокойно, иногда кто-то из них мог заплакать. Девчонка-водитель ничего не могла с этим поделать. Когда дети успокаивались, она снова возвращалась на водительское место, её руки снова сжимали баранку руля, и её глаза фокусировались где-то в пустоте. Без сомнений она была в шоке.