Миро был доволен тем, что данные ему указания успешно исполняются. Его первой обязанностью было зафиксировать окна пластиковыми клиньями так, чтобы их нельзя было открыть даже с большим усилием. Затем, заклеить их липкой лентой. Миро заклеил лентой каждое окно, оставляя узкие щели, через которые можно было бы наблюдать за происходящим снаружи и при этом оставаться незаметным. Им нужно было наблюдать за зданием, расположенным в тысяче футов от них через пропасть, где, как сказал Арткин, должны будут расположиться солдаты и полиция. И они также должны были наблюдать за лесом по обе стороны пропасти. Там должны были засесть снайперы.

  Миро накладывал липкую ленту быстро и аккуратно. Дети ему мешали. Ему, чтобы стоя в проходе дотянуться до окон, приходилось наклоняться над ними или переступать через их беспорядочно разбросанные ноги. Дети смотрели на него с любопытством, кто-то из них с некоторым безразличием, словно наблюдая сцену по телевизору, а кому-то вообще было всё равно, они были где-то не здесь, не в автобусе. Влияние наркотиков, как предполагал Миро. Или возможно американские дети уже были изрядно напичканы всякой телевизионной дурью.

  Он уже заклеивал последнее оставшееся окно и почувствовал, как кто-то потащил его за штаны. Он посмотрел вниз. Маленький белокурый мальчик смотрел на него и улыбался. Мальчик не казался испуганным при виде маски. Отсутствие двух зубов у него во рту и промежутки между ними делали его похожим на клоуна. Миро продолжил накладывать на стекло ленту, а мальчик всё тянул и тянул его за штанину. Миро проигнорировал его и поспешил закончить работу.

  Дети для него не значили ничего, для него они были на одно лицо: маленькие люди, без имён, чужаки, не пробуждавшие в нём ни малейшего любопытства или сочувствия. Найти общий язык с ними он бы не смог. Когда он рос, то с детьми он практически не общался. Единственным его компаньоном был его брат, Эниэл, который был на два года его старшее. Но ни Миро, ни Эниэл детьми так и не побывали. Всё своё детство они попрошайничали, проживая в лагерях для беженцев, хотя этим больше занимался Эниэл. Каждое туманное утро он выходил куда-нибудь на площадь, где оказывался среди тысяч новоприбывших беженцев и затем возвращался с отходами еды или иногда с одеждой – старой курткой, рубашкой или носками, которые он или выпросил, или украл. Однажды, Эниэл принес ему что-то маленькое, сделанное из дерева. Оранжевого цвета. В форме какого-то зверя.

  - Что это? - спросил Миро.

  - Игрушка, - ответил Эниэл.

  Игрушка не произвела на Миро никакого впечатления. В форме игрушки он узнал слона. Но все-таки этот маленький деревянный объект чем-то привлёк его внимание. Миро вообразил себе слона, пересекающего пустыню, и что он на нём едет, и его преследуют плохие люди. И как-то, однажды утром он проснулся – слона уже не было. Они с Эниэлом долго и напрасно его искали. Когда Миро лёг спать в заброшенном сарае, то он поставил слона у своего лица на грязный земляной пол, а ночью кто-то его украл, как объяснил Миро Эниэл. Возможно, это был кто-то из тех, кто какое-то время жил с ними в этом сарае.

  Миро воспринял пропажу без особых сожалений. Воровство было образом их жизни. Однако тусклое очертание формы отпечаталось у него в голове, как и осознание того, что кусок дерева может иметь форму животного. И ещё он для себя установил, что не надо стремиться что-нибудь иметь, пробовать заставить что-нибудь тебе принадлежать и искать удовольствия в чём-либо вообще. Рано или поздно у тебя это отберут так же, как и ты это сделаешь у кого-нибудь другого.

  Мальчик снова потянул Миро за штанину, когда тот закончил заклеивать окна липкой лентой. Миро отмахнулся от него и пошёл в заднюю часть автобуса. Он шёл мягко, стараясь не потревожить детей. Он не хотел, чтобы, приходя в себя, они обращали на него внимание. Ему не нужно было ими заниматься. Пусть это будет обязанностью девчонки-водителя. Он хотел лишь следовать указаниям Арткина и аккуратно и вовремя их исполнять, в соответствии с планом их операции, ход которой волновал его. Он чувствовал, что будет нелегко. Чувство тревоги мучило его всё сильнее и сильнее. И он не был уверен, почему. Может, потому что Арткин многое держал от него в секрете? Арткин, который так любил разглагольствовать о предстоящих планах, удалился и вообще не появлялся в поле зрения. Он говорил о захвате автобуса, убийстве водителя, о накачке детей наркотиками, о том, как запереть изнутри автобус и даже заклеить окна липкой лентой, но ничего о том, что будет потом. Миро не осмеливался подвергать сомнению действия Арткина, и это было бы совершенно глупо. Арткин просто сказал: «Въехав на мост, мы ждем. Нам нужно будет вооружиться терпением, и оно будет вознаграждено».

  В этот момент Арткин был в фургоне вместе со Строллом и Антибэ. «Может, он выкладывает свой план им, игнорируя меня?» - спросил себя Миро, и тут же он постыдился своей ревности. Он ревновал и прежде, просто, потому что он всегда был самым младшим и неопытным. Сегодня убийство водителя, как предполагалось, должно было доказать всем его мужественность, после чего он будет полностью принят в братство солдат свободы. Теперь он с негодованием смотрел на девушку. Он также обижался на мертвого ребенка, лежащего на заднем сидении в ожидании решения Арткина о том, что с ним делать дальше.

  Миро на дух не переносил ожидание. У него появлялось много времени, чтобы о чём-нибудь подумать, обдумать, взвесить, спросить себя о том, что ему нужно оставить Арткину. Теперь перед ним стоял вопрос о девушке. Он думал о ней, сощурив глаза и видя её в передней части автобуса. Он пробовал заговорить с ней, следуя распоряжениям Арткина, но она была не слишком разговорчивой. Миро было интересно, о чём она думала. Подозревала ли она, что умрет прежде, чем этот инцидент будет завершен?

  Она понимала, что Арткин лжёт, даже притом, что он лжёт умело?

  Внезапная мысль поразила Миро: «Мне он лжёт тоже? Я также под влиянием этого его мастерства?»

  Он закачал головой, словно так он мог бы избавиться от столь ужасной мысли.

  Он заглянул в один из разрезов на окнах. Снаружи всё было тихо. Автобус был достаточно высоко, чтобы увидеть парапет по краям моста. Парапет мог защитить их, когда нужно будет переходить из автобуса в фургон. Здание через пропасть было всё также пустынно и бездыханно. Он искал глазами, где в деревьях от пуль снайпера могут полететь щепки, но он видел лишь заросли густой летней растительности. Наверху закричала птица; он не распознал этот звук. На его родине в долине реки, старики говорили, что горлинки и чайки кружатся в воздухе над апельсиновыми деревьями. В Америке он не видал ни горлинок, ни апельсиновых деревьев, хотя Арткин говорил, что они растут в южных районах, таких как Флорида, где Миро ещё не бывал.

  Снова рыская глазами по небу, Миро услышал звук вертолета и затаил дыхание. Звук возрастал. Он почувствовал, что кровь тяжело запульсировала в его венах, и его сердце замолотило изо всех сил. От рёва двигателей вертолёта теперь задрожали стены автобуса. Это было похоже на то, что вертолёт приземлился на саму крышу автобуса, сотрясая весь его корпус.

  Наконец ожиданию пришёл конец.

  Всё только началось.

  Когда Кет услышала звук вертолета, она сидела в отчаянии, изо всех сил сжав уже бесполезную баранку руля. У неё не было сил повернуться к детям, и она больше не желала встретиться взглядом с Миро. Она знала, что она обречена. Она это поняла в тот момент, когда увидела, что они в масках. Осознание этого вызвало у неё отвращение и чуть ли не рвоту. Они показали ей себя без масок. Она смогла бы их где-нибудь опознать, идентифицировать, указать пальцем на каждого из них в шеренге опознаваемых где-нибудь в полицейском участке так же, как это происходит в теледетективах. Свидетельства пяти- шестилетних детей в суде, вероятно, не имели бы силы. Но Кет знала, что живой они её не отпустят.