Он улыбнулся, но не мне, а красотке за соседним столиком. Та улыбнулась в ответ. Вот почему я никогда никуда не хотела с ним ходить. Но он, вообще-то, и не предлагал.
— А знаешь, Пипс, ты не права. Я не проиграл ни одного дела. Хотя мог бы. Восемь лет назад… Не то, чтобы это дело было важным, но я не хотел проигрывать ни одного. И не проиграл. Использовал заведомо ложные документы, подделанные клиентом.
— Я всегда знала, что ты враль, Питер Бролин.
— Ирония судьбы в том, что дело всплыло сейчас, когда я стал окружным прокурором. Поскользнуться на горошине в шаге от цели, — губы скривились в усмешке.
— Питер, ты как вор, что сожалеет о том, что его поймали, а не о том, что украл.
— Ты ничего не понимаешь, Пипс, — он опять криво улыбнулся, разглядывая бренди в своем стакане.
— Наверное. Я не сильна в юриспруденции. Чем это тебе грозит?
— Судебное разбирательство. Отставка. Вся моя карьера летит к черту.
— Но тебя ведь не посадят в тюрьму? Найдешь себе другую работу.
— Какую? Развозчика апельсинов? — со злой иронией спросил он.
— Ты же был юристом в частной компании.
— Во-первых, меня могут лишить права вести юридическую деятельность, а во-вторых, есть такая вещь как репутация, Пипс. После такого никто не решится иметь со мной дело.
— Но неужели скандал нельзя как-то замять. У вас влиятельная семья, связи.
Он залпом проглотил остатки бренди в своем стакане.
— Пробовал. Я пробовал, Пипс. Почти все, — он едко усмехнулся, но эта насмешка была обращена к нему самому.
Я хотела знать все, до конца.
— А твоя жена? Она ушла из-за этого?
— Она ушла, чтобы не портить себе карьеру.
Что я могла сказать? Я всегда знала, что между его и моим миром пропасть, но до этого момента, пожалуй, ни разу не осознавала, насколько она глубока. Я посмотрела в его глаза. Они были так же пусты, как стакан на столике перед ним.
— Знаешь, Питер, в день, когда мы познакомились, я была в отчаянии. Мне казалось, что ничего хорошего со мной уже не случиться. А сегодня я здесь, сижу рядом с тобой и пью бренди, вполне довольная собой. Жизнь полна неожиданностей. Все еще может наладиться. Все к лучшему. Во всяком случае, когда думаешь так, становится легче переживать действительность.
— Ты никогда мне не рассказывала об этом.
— Ты никогда не спрашивал. Ну что, может, пойдем отсюда?
Мы вышли из бара.
— Хочешь немного прогуляться? — спросил Питер.
— С удовольствием.
Мы шли и шли, пока не набрели на небольшой скверик. Несколько молодых пар у фонтана, старики на скамеечках.
— Похоже, для среднего возраста тут места не предусмотрены, — пошутила я.
Мы с Питером устроились прямо на газоне под пальмой. Мы снова заговорили о пустяках, шутили, словно и не было никакого разговора в баре. Я наблюдала за Питером, он стал совсем другим, прежним, уверенным и самоуверенным. Человеком, которому не придет в голову на всякий случай держать в машине пистолет.
Назад мы возвращались молча. Мы шли рядом, и между нами была тишина, которую не требовалось чем-то заполнять. Наступал вечер. Наконец, я нарушила молчание.
— Бролин, мне пора возвращаться на ферму. А поскольку денег у меня с собой нет, тебе придется одолжить мне долларов триста.
Он прикоснулся к моей руке, останавливая, а когда я замерла на месте, взял мое лицо в свои руки и принялся внимательно рассматривать.
— Проблема в том, Пипс, что иногда мне хочется убить тебя, а иногда — держать и никуда не отпускать, как сейчас.
Он поцеловал меня очень нежно, очень бережно, так, что сердце екнуло в груди.
— Спасибо. За то, что была сегодня со мной.
Я уткнулась лицом в его грудь, ощущая давно знакомый аромат. Он — мой самый родной, самый любимый мужчина на земле, и тут уже ничего не изменить.
— Питер, если хочешь, я могу остаться.
— Нет, Пипс. Тебе нужно ехать. Иначе на ферме зачахнут все апельсины.
— Уеду утренним экспрессом.
Я надеялась, что он придет ко мне этой ночью. Но он не пришел. Сама я не могла идти к нему — спальня принадлежала его жене, то была не моя территория. Я долго ворочалась без сна в комнате для гостей, задремала, проснулась. Спустилась на кухню выпить воды. В окно я увидела, что в салоне порше включен свет. Питер рылся в бардачке.
— Что-то ищешь? — Я подошла к раскрытой двери авто.
Он поднял голову.
— Такое ощущение, что по салону прошелся ураган.
— Если ты о своем бумажнике, то пришлось перетряхнуть его в поисках адреса. А если ищешь пистолет, то напрасно — он у меня.
Он внимательно посмотрел на меня, потом вышел из машины.
— Кажется, ты насмотрелась мелодраматических сериалов, Пипс, и вообразила себе всякую чушь. Отдай мне пистолет.
— Нет. Меня не привлекают ни мелодрамы, ни детективы, ни полицейские хроники.
Он пожал плечами.
— Ладно, как хочешь. Надеюсь, ты хотя бы умеешь обращаться с предохранителем.
Питер захлопнул двери порше и ушел, оставив меня в одиночестве. Я слышала, как он поднялся в спальню, и тоже поднялась в свою комнату. Естественно, ни о каком сне не было и речи. Я сидела на постели, нервно прислушиваясь, и, в то же время, мучительно обдумывая, что делать. В конце концов, я приняла решение и, вытащив из-под кровати пистолет, открыла дверь.
Я все-таки перешагнула запретный рубеж — порог спальни, в которой мне не было места. Питер лежал на кровати в одежде, заложив руки за голову, и разглядывал противоположную стенку отсутствующим взглядом. Потом он перевел взгляд на меня.
— Я хочу поговорить с тобой, — начала я. — Утром я уеду. Я, конечно, могу увезти с собой этот чертов пистолет, но тебе не составит труда найти другой. В общем, это не решение проблемы. И то, что ты хочешь сделать, тоже не решение. Питер… я не юрист и не оратор, может, у меня не всегда получается передать именно то, что я имею в виду… Но… В общем… Посмотри вокруг, Питер. Мир стоит того, чтобы жить. Ты здоровый, умный, привлекательный мужчина. Богатый, наконец. В этом мире есть как минимум одна женщина, которая тебя любит. Перед тобой море возможностей. Ты можешь выбрать любое другое занятие, какое тебе понравится. Любую страну. Помнишь, ты говорил, что я трусиха? Ты тоже будешь трусом, Питер Бролин, если даже не попытаешься.
Я смотрела на него, но никак не могла истолковать странное выражение его лица. К тому же я боялась, что в любой момент моя внутренняя дрожь может прорваться наружу.
— Решай сам, — сказала я, положив пистолет на прикроватную тумбочку. — Но, если решишь спустить курок, сделай это, пожалуйста, после того, как я уеду.
Мне вдруг перестало хватать воздуха. Сердце рвалось куда-то наружу. Чтобы совладать с собой, я отвернулась.
— Останешься со мной, Пипс? — раздался ответ.
Я кивнула.
В эту ночь мне не хотелось больше ничего. Даже секса. Даже услышать «я люблю тебя». Мы так и не прикоснулись друг к другу. Я тихо лежала рядом с ним и не могла пошевелиться. Во мне будто что-то лопнуло, туго натянутая струна порвалась, и осталась ошеломляющая пустота.
Я проснулась, когда Питер вошел в комнату. Судя по мокрому спортивному костюму, он успел пробежаться. В отличие от меня, с трудом соображавшей, где нахожусь.
— Доброе утро. Я в душ.
— Да, хорошо.
Я села на постели. Занавеси в спальне были плотно зашторены и не давали ни малейшего представления о том, который час. Прикроватный будильник показывал семь утра. Я встала и босиком прошлепала на кухню заварить кофе.
Питер спустился после душа, одетый в светлые брюки, рубашку и галстук.
— Куда-то собираешься?
— На работу. Пока меня не отправят в отставку, я остаюсь окружным прокурором.
— Молодец, Бролин, — мне приятно было видеть его решимость. — О, кстати о работе. Я забыла вчера позвонить Френни.