Оливер ощущал напряженный взгляд Зоэ, но сам смотрел в пространство перед собой, выпустив ее руку. Она собиралась сначала поговорить — и вот, пожалуйста, они поговорили. Лучше бы этого не делали.
— Значит, так, — он наконец нарушил молчание, — ты хочешь сказать, что отдашься только тому мужчине, жизненные цели которого совпадают с твоими. А с человеком, в планах которого на будущее не уверена, ты не готова иметь дело.
Зоэ подумала над ответом.
— Когда ты все разложил по полочкам, это звучит очень… расчетливо. Но в общих чертах ты меня понял верно. Это как вопрос религии. Если ты, например, принадлежишь к католической церкви, то не можешь сочетаться браком с приверженцем другой веры. Так же и с детьми. Если смысл твоей жизни в семье и детях, не стоит связывать себя с человеком, который не хочет иметь детей.
— Своего рода самозащита. От разочарований.
— Ну да. Я очень глубоко чувствую, Оливер. Наверное, слишком глубоко. У меня в жизни было столько потерь — сначала родители, потом бабушка с дедушкой, затем Пьер. Думаю, я права, что стараюсь защитить себя от потерь в будущем.
— Ясно.
И снова воцарилось молчание. За окном начал накрапывать дождь, где-то хрипло прокричала ночная птица.
— Прости меня, — сказала Зоэ. — Кажется, я испортила тебе настроение. И весь этот вечер.
— Можно сказать и так.
Оливеру было слишком скверно, чтобы оставаться сидеть рядом с ней. Он встал и заходил по гостиной взад-вперед, скрестив руки на груди, как делал всегда, когда над чем-нибудь размышлял. Когда он шел сюда, да что там, несся как на крыльях, разве такого поворота событий ожидал?
Явившись сюда, Оливер ощущал себя первобытным человеком, одержимым слепой страстью… Понадобилось же этой женщине принудить его к разговору! И самое скверное, что, даже несмотря на ужасный разговор, он все еще чувствовал яростное желание.
Зоэ испуганно следила за ним с дивана. Она видела, что Оливер до крайности раздражен, но старается это скрыть. И ее не оставляло чувство вины, что она поставила его в ужасную ситуацию.
Наконец Оливер остановился. Выражение лица его было решительным, на скулах играли желваки. Глаза казались холодными и твердыми, как серый камень.
— Если бы я решил быть с тобой предельно откровенным, я сказал бы, что нам следует остановиться прямо сейчас. И распрощаться.
— Почему? — прошептала Зоэ. То, как сильно изменилось его обращение, не ускользнуло от ее внимания.
— Я думаю, ты понимаешь почему. Я не собираюсь навеки поселиться в Пюилоране. Это временная работа — самое большое на пару-тройку лет. Так мы договаривались с мэром Ранконом.
— Я… я не знала.
— Теперь знаешь. Я думал, это всем известно.
Горечь окатила Зоэ приливной волной. О нет, подумала она, только не слезы. Но глаза защипало, и она потрясла головой, не в силах говорить.
Оливер продолжал говорить. Лицо его было совершенно каменным. Не осталось ни следа от сочувствия, нежности или восхищения, на которые, она знала, этот человек способен.
— Должно быть, я того же типа, что и Пьер. Люблю свободу, не хочу быть привязанным к одному месту. Ты хочешь иметь детей, а я не уверен в себе на этот счет. Я над этим еще не думал, если честно. Но вряд ли из меня получится хороший отец. Я воспитывался в строгости. Все, что я усвоил из отношений со своим отцом, — это послушание и дисциплина. И возможно, я несколько устал подчиняться правилам. Хочу ощущать себя свободным и ничем не связанным, вместо того чтобы заменить один свод законов на другой. У тебя много друзей, любимый город… Мне тоже будет жаль уезжать отсюда, когда придет время, но я все-таки уеду. Мир слишком велик, я не хочу себя ограничивать.
Оливер засунул руки за пояс брюк и подытожил с бескомпромиссностью палача:
— Вот, собственно, и все. Я такой, какой есть, меня не переделаешь.
— Худшее, что я могла предположить.
— Зато я откровенен.
Непрошеные слезы наконец прорвались наружу и заструились по ее щекам. Зоэ более всего не хотела вызывать у него жалость, но ничего не могла с собой поделать. Так же, как не могла сделать Оливера таким, каким хотела его видеть.
— Я не знала, — выговорила она снова.
— Проклятье, да перестань же плакать! — воскликнул Оливер. — Пожалуйста, Зоэ. Я не хотел причинять тебе боли!
— Да, конечно, я тебе верю, — всхлипнула молодая женщина, борясь с рыданиями. — Дело не в тебе, а во мне. Почему мужчины не хотят со мной оставаться?
Оливер в несколько шагов преодолел расстояние до дивана, опустился на корточки и взял ее руки в свои. Но Зоэ отвернула лицо.
— Нет, дело совершенно не в тебе. С тобой все в полном порядке. Черт, да я хотел бы остаться с тобой! Только не навсегда, не связывая себя вечными обетами! Неужели это так трудно понять?
Зоэ не могла говорить — ее душили рыдания.
— На свете так много вариантов отношений. — Он еще сильнее сжал ее ладони. — Некоторые длятся долго, некоторые — не очень, зато бывают такими яркими, что запоминаются на всю жизнь и приносят много радости. Я хочу тебя и знаю, что ты хочешь меня. И наши чувства друг к другу глубоки и не случайны. Как мы можем знать, что будет завтра? Как мы можем планировать на жизнь вперед? Почему бы просто не быть вместе какое-то время — ведь нам будет хорошо, черт побери!
Оливер снова уселся рядом с ней, обнял за дрожащие плечи.
— Что бы ты сделала, если бы я не стал медлить и отнес тебя в спальню?
— Думаю, я бы не возражала.
— И занялся бы с тобой любовью?
— Я бы не возражала…
— Просто не возражала бы, и все?
— Нет, не все. Ты понимаешь, что я имею в виду. — Зоэ громко всхлипнула. — Мне было бы хорошо с тобой… Но после, когда бы все кончилось, ты все равно сказал бы мне, что собираешься уехать. Знаешь, что было бы со мной? Мне было бы вдвое больнее, чем сейчас. Даже не вдвое — в сотню раз!
Оливер разжал объятия и провел руками по ее почти белым волосам.
— Значит, ситуация получается безвыигрышная?
— Я не хочу, чтобы мое сердце снова разбилось. — Зоэ вытирала слезы тыльной стороной ладони, но они не переставали литься. — Если мы будем вместе, а потом ты уедешь — это произойдет. Думаю, у меня не хватит сил оправиться от второго удара. Я все еще надеюсь, что появится человек, который полюбит меня и мой город и захочет построить со мною семью. Я очень хочу иметь семью, Оливер. Дом и детей.
Она прижала руку к сердцу, так преисполнившись эмоций, что едва могла говорить.
— Во мне очень много любви, и я хочу отдать ее тому, кто сможет ее принять. Я устала нянчиться с детьми подруг, быть вечной «тетей Зоэ». Надеюсь, что подходящий для меня человек встретится мне в ближайшие несколько лет, и я буду ждать этого… пока еще не поздно.
— По-моему, рано драматизировать ситуацию. Тебе еще и тридцати нет.
— Оливер, мне двадцать шесть, в этом году будет двадцать семь. Мадлен старше меня всего на три года, ее дочке уже семь. Симона на год моложе меня, а сегодня она сказала, что они с Гастоном собираются завести второго ребенка. Я тоже этого хочу, Оливер, хочу такого же счастья, как у моих подруг. И хочу, чтобы у моего ребенка была не только мать, но и любящий отец.
Зоэ видела, что ее слова злят Оливера, потому что он встал и снова заходил по комнате. Что там «заходил» — заметался по тесной гостиной, как тигр по клетке. Молодая женщина вздрогнула, осознав в очередной раз, как сильно хочет этого мужчину. Лечь рядом с ним, принять в себя его бешеную энергию…
Щеки Зоэ вспыхнули. Мало того, что Оливер не оправдал ее ожиданий, так еще и собственное тело предает!
А он все шагал из угла в угол, запустив пальцы в волосы. И вдруг неожиданно остановился напротив нее.
— Ты много думала, Зоэ. И похоже, распланировала всю свою жизнь. И самое досадное, что от реализации твоих фантазий полностью зависит твое счастье.
Молодая женщина испуганно вжалась в спинку дивана. Она видела, что Оливер находится в крайней степени раздражения.