Но что-то беспокоило их. Почему-то было не так как обычно, сердца предчувствовали беду. Почуяв неладное, даже кони ускорили свой бег. Заметив их беспокойство, рыцари встрепенулись и быстро спешились у знакомых ворот. И вдруг, прямо под ноги лошадям, с диким воплем метнулась одна из служанок старика. Обученные животные осторожно переступали ногами, стараясь не наступить на женское тело. Девушка вскочила и с криками:

— Туги! — понеслась вниз по улочке. Соскочив с лошадей и выхватив мечи, мужчины бросились во двор. Их глазам предстала страшная картина.

Все было перевернуто в уютном некогда дворике. Везде лежали тела слуг Хариша. Георг при входе споткнулся о труп одноглазого привратника.

— Амрита! — вскричал Гарет, увидев девушку, лежащую с безвольно раскинутыми у фонтанчика руками. Англичанин подскочил к любовнице, осторожно приподнял ее голову. На нежной девичьей шее четко просматривался багровый след. Ее задушили — мелькнула ужасная догадка.

Дикая волна ненависти охватила Гарета и, уже не помня себя от бешенства, он ринулся внутрь дома с обнаженным мечом. Остальные тоже кинулись за ним. В комнате, застеленной огромным пушистым сине-красным ковром, в той самой, где они с таким восторгом наслаждались прекрасными танцами девушек-девадаси, пятеро бородатых мужчин с искаженными от экстаза темными лицами стягивали просмоленные веревки на шеях у нескольких девушек из числа жриц храма бога Камы. Старик отбивался кривой сарацинской саблей от широкоплечего, смуглого человека в тюрбане и расшитой восточной рубахе. Но силы были явно неравны, душителей было слишком много против слабого старика и беспомощных девушек. При виде ворвавшихся в дом рыцарей, убийцы бросили свою страшную работу и, вытащив из-за широких кушаков кинжалы со странными волнистыми лезвиями, стали осторожно продвигаться к выходу. Их миндалевидные глаза и плавная манера двигаться выдавали в них представителей того же народа, к которому принадлежали Хариш и его танцовщицы. Полузадушенные девушки, упав на колени, натужно кашляли, схватившись руками за поврежденные шеи. Гарета невозможно было удержать. Обезумевший от вида своей удушенной возлюбленной, он бросился на убийц и коротким выпадом прикончил крепкого, заросшего густой черной бородой мужчину, а затем зарубил другого. Его друзья добили остальных.

— Туги! — прохрипела Бала, показывая рукой на несколько фигур, выскочивших из коридора и метнувшихся в дальние покои. Ульрих и Георг бросились за ними. Вскочив в комнату, Георг сразу же был сбит с ног молниеносным кошачьим движением одного из чужеземцев. Клубок из переплетенных тел покатился по ковру. Тяжелая кольчуга не давала простора движениям, но и спасла его от предательского бокового удара волнистого кинжала — он со звоном отскочил от стальных колец. Оба противника вскочили на ноги. Но в следующее мгновение туг оказался сзади, на спине рыцаря. Он, как коня, оседлал могучего мужчину. Ловким отточенным движением он выхватил шелковый оранжевый платок, к концу которого была привязана просмоленная веревка. Серебряная монета выпала из платка и покатилась в угол. В следующее мгновение петля уже стянула горло Георга. Руками он попытался ослабить веревку, но цветные круги поплыли у него перед глазами — душитель был не из слабых, в его действиях чувствовался приобретенный с годами опыт. Вдруг петля ослабла‚ и Георг устоял на ногах. Душитель как-то весь обмяк, осел и свалился на пол. За ним показалась фигура Ульриха с окровавленным мечом в руках.

— Я видел, — шептал индус бледными губами, — шакал перебежал дорогу, не надо было сегодня…

— И одноглазого было убивать нельзя, — прошептал он и испустил дух.

— Ну, а двуглазых — тем более, — произнес Ульрих, хладнокровно вытирая меч об его одежду…

— Положите ее на живот, — прошептал Хариш. Он был тяжело ранен и потерял много крови, но с помощью Ульриха и Георга он добрался до ложа и руководил спасением Амриты.

— Бала! Ила! Сделайте согревающий массаж!! Дилип! Согревай ее голову горячей грелкой, — подруги бросились спасать девушку. Тем временем старик делал какие-то пассы над обмякшим телом и напевал себе под нос незнакомые слова тайных заклинаний. Рыцари сидели чуть поодаль и с грустным вниманием следили за происходящим. Вдруг Гарет заметил, что лицо девушки стало розоветь, она начинала тихонько дышать и, к всеобщему восторгу, через несколько минут открыла глаза. Счастливый Гарет присел перед ее ложем. Он гладил ее ладони, вглядывался в милые глаза. Чувства такой силы сдавили ему горло, что он даже не смог ничего произнести.

— Слава тебе, Пресвятая Дева! Ты не оставила прекрасное создание без помощи и направила нас вовремя! Пусть она и язычница и верит в своих богов, но ведь она просто заблуждается! Велико твое сердце, найдется там место и для потерявшихся во тьме детей твоих! Ведь мы все твои дети! Спаси и помилуй нас! — так Гарет произносил слова благодарственной молитвы за спасение его прекрасной любовницы, которая шла прямо из его сердца.

Девушки испуганно жались к своим спасителям. В огромных глазах плескался ужас от недавно пережитого. Молодые мужчины не могли понять, кому нужна была смерть этих прелестных созданий и их дряхлого учителя.

— Учитель, — закричала Бала, указывая на бок Хариша, — из вас льется кровь!

— Вы ранены, Хариш, — подтвердил Бруно. Да, со стариком дела было плохи. Он с трудом добрался до широкой скамьи, застеленной цветастым ковром, и лег, тяжело дыша. Ульрих присел возле него и с состраданием держал его холодеющую морщинистую руку в своей ладони, теплой и могучей. Ему было очень жалко старика, он привязался за время их встреч. Ему нравился его живой ум, доброта и веселый характер.

— Ведь ты же лекарь, Хариш! Нельзя ли что-нибудь найти в твоих запасах лечебных трав, чтобы спасти тебя?

— Нет, невозможно, это был отравленный кинжал! Я слишком стар. Чтобы справиться с ядом, нужно быть хотя бы лет на тридцать моложе. Да и рана слишком серьезна! Но послушайте меня! Судя по тому, как холодеют ноги, я умру часов через пять-шесть. Господа рыцари! Я понимаю, что я стар, и скоро моя жизнь закончилась бы и без этой раны. Неизвестность страшит, и я тоже, как любой другой человек, пугаюсь неведомого мира. Но хочет человек или нет, его судьбу решают боги. Каждому в этом мире приходится много раз умирать и вновь воплощаться — так устроен мир наш, великий мир иллюзий богини Майи. И поэтому не надо горевать из-за меня, у меня это воплощение закончилось! Но я переживаю за своих воспитанниц. Среди них есть дочь моей сестры, неважно, кто из них она. Мне все мои девочки дороги. Умру я — и они останутся без защиты. Я прошу вас, отвезите их в Каир. Там есть наш храм, и великий султан поддерживает порядок на землях, подвластных ему. Подлым служителям богини Кали трудно будет безнаказанно добраться до них. Я знаю, что моя просьба очень затруднит вас, вы люди не свободные. Но‚ этот вопрос решаем. Передайте магистру мою мольбу и вот этот алмаз. Он разрешит вам эту поездку. Этот ларец с драгоценностями разделите пополам, одну отдайте жрецу, который позаботится о девочках, другую возьмите себе. А сейчас я прошу всех выйти, останется только господин Ульрих.

— Если у вас, Ульрих, есть вопросы, быстро спрашивайте. Мое время истекает, — слабым голосом сказал старик. — После этого я изложу еще одну просьбу.

— Кто такие туги? Почему они напали на вас? — с недоумением спросил немец.

— Туги, или фансигары, как они себя называют, поклоняются богине Кали, — продолжал старик, — еще ее зовут Бовани. Она родилась из горящего глаза во лбу Шивы и вышла уже взрослым и совершенным существом. Кали олицетворяет злых духов, наслаждается видом человеческой крови, она наводит моровые язвы и чуму, направляет бури и ураганы и всегда стремится к разрушению. Лицо у нее лазоревого цвета с желтыми полосами, взгляд свиреп, распущенные, склоченные и щетинистые волосы стоят, как павлиний хвост, и переплетаются зелеными змеями. На шее у нее — ожерелье из человеческих голов, тело покрыто кровью, медленно сочащейся из них.