— Ах, какой ты коварный! — испугалась Радмила. Злонамеренная рука моментально была удалена с девичьей груди. Но парень одним ловким движением приподнял красавицу и уложил на себя, покрывая бешеными поцелуями лицо девушки, нежную шею. Затем страстно впился в возмущенный ротик.

— Пусти меня! Это неправильно! — Радмила перепугалась не на шутку. Ее так никто не целовал, она не была знакома с этой стороной жизни. Она почувствовала что-то твердое внизу своего живота — ее охватила паника. Но сил отбиться от могучего рыцаря ей явно не доставало. Тогда она трогательно попросила:

— Милый Ульрих! Прошу тебя, отпусти меня! Ведь неизвестно, будешь ли ты моим суженым! Я никогда не была близка с мужчиной!

Эта тихая просьба лучше всякого сопротивления охладила возбужденного рыцаря, и ему стало неловко за свое недостойное поведение. Он с сожалением опустил испуганную Радмилу и лег на живот, чтобы своим восставшим естеством еще больше не напугать невинную девушку.

— Прости, что испугал … но хотелось только поцеловать тебя! Ну почему ты все время так меня боишься? Я рыцарь, а не насильник, и без твоего согласия не трону тебя! Но все же надеюсь, что хоть немного нравлюсь тебе, и ты не откажешь мне в одном поцелуе, — он нежными поцелуями убирал слезинки на испуганных синих глазах.

Шли дни. За этот месяц Ульрих так привязался к девушке, что твердо решил забрать ее и поселить поближе к орденскому замку. Ей не придется лечить людей за деньги, чтобы заработать себе на жизнь. За шесть лет службы у него скопились изрядные суммы. Хватит, чтобы содержать не одну женщину, а целый гарем.

В общем-то, за время службы в ордене он подзабыл и свою злобу на родных, да и на обидчицу Хильдегард. Возможности, которые предоставлял орден, уже перестали казаться такими бесценными. Ульрих несколько раз был серьезно ранен. И никто не навещал его, потому что он находился далеко от родного дома. Пустая жизнь. Ради чего они проливали свою и чужую кровь? Он давно понял, что высшие чины не говорят всей правды, а в основном все эти громкие слова прикрывают обычное желание пограбить. После шестого крестового похода орден сильно разбогател. Он сам, как проверенный рыцарь, долго и верно служивший ордену, был посвящен в тайну хранилищ, где находились награбленные на Востоке ценности. Ульрих понимал, что эти средства предназначены для верхушки ордена. А они, простые братья, получают ничтожное вознаграждение за свою пролитую кровь и отречение от простого человеческого счастья. Правда, в бога он верил и считал, что все, кто нарушает законы божьи, будут жестоко наказаны. И тут же вспоминал несчастного брата Фридриха, наверно, самого верующего из всех его друзей. Где он сейчас, в раю ли? Хорошо, если мертвым ушел под лед, а если живым?

Но встреча с языческой богиней Майей и чудесное исцеление сильно поколебала его веру. Он никогда не видел своего бога, которому так истово служил, а прекрасная богиня язычников как живая стояла у него перед глазами. Или это был всего лишь сон? Он молил своего бога показаться ему хотя бы во сне, чтобы укрепить его веру Но его просьбы не были услышаны. И молиться он стал теперь не каждый день, и как-то более формально. Прежней страсти в его обращениях к богу уже не было. Мысли его крутились возле того как хорошо утром никуда не спешить, никому не подчиняться, иметь свой дом, а не постылую казарму.

Да и влечение к красивой язычнице стало перерастать в большое чувство, ранее им не испытанное. В прошлом рыцарь никогда не задумывался, есть у женщин душа или нет. Он просто удовлетворял свои мужские потребности, а разговоры насчет вечной любви и верности считал просто болтовней слабаков. В конце мая Ульрих был абсолютно здоров. Часто ездил на охоту, приносил много дичи. Радмила была в восторге. Отношения между ними были прекрасные. Ульрих осторожно продвигался к намеченной цели. Приучал девушку к себе, к своим прикосновениям. Садил ее на Лотаря, а сам устраивался сзади. Она неуверенно протестовала, но он не обращал на это никакого внимания. Да и в общем-то, и Радмиле было приятно в крепких мужских объятьях, нравилось ощущение безопасности и спокойствия, чего она давно не ощущала после смерти родителей. В тоже время какое-то-то неведомое чувство разливалось по телу девушки, когда Ульрих, снимая ее с коня, так притягивал ее к себе, что Радмила плотно укладывалась на его могучую грудь. Он прижимал ее к себе так близко, что она чувствовала его восставшее мужское естество. Ощущая прикосновения твердого фаллоса, девушка вспыхивала стыдливым румянцем, а бессовестный совратитель нахально усмехался. На большее рыцарь пока не отважился, и ругал себя за непривычную нерешительность.

И как-то раз он не выдержал. Будучи очень опрятным, Ульрих топил баню через день-другой и мылся по русскому обычаю — с вениками и парилкой. Радмила приносила холодного квасу из погреба — им хорошо было охлаждаться после жара парилки. После парилки он шел в избу, следом мылась Радмила. Но однажды он забыл свой кувшин в предбаннике и вернулся за ним. Радмила, уже искупавшись, вытирала влажные волосы. Увидев его, она замерла. Наконец рыцарь смог рассмотреть ее без этой бесформенной одежды. Девушка была сложена как греческая богиня, скульптуру которой он видел, будучи проездом в Риме. Высокая грудь прекрасной формы, увенчанная розовыми сосками, тончайшая талия — он, наверно, мог обхватить ее двумя руками. Крутые бедра изящной формы плавно переходили в стройные длинные ноги с маленькими, совершенными по красоте ступнями. Нет! Не могла родиться в крестьянской семье такая красавица! Тут что-то не так.

Как зачарованный, он подошел к ней, обхватил ее лицо двумя ладонями и приник к ее губам в страстном поцелуе. Этот поцелуй был таким долгим, что у бедняжки остановилось дыхание. В маленьком предбаннике, наполненным влажным воздухом, пахнущим березовыми листьями, было очень тихо, только было слышно, как учащенно и гулко стучат их сердца. Радмилу уже не держали ослабевшие ноги. Ульрих, почувствовав, что ее тело стало податливым, подхватил на руки, обернул тканью, которой она вытиралась, и понес. Ногой толкнул дверь избы и положил на кровать. Кровь бешено пульсировала в висках, от охватившего его желания мутилось в голове. Встав на колени, он отбросил ткань и покрыл бешеными поцелуями ее лицо, нежную шею, потом поднял голову

Девушка молча смотрела на него испуганными, огромными глазами, ее щеки горели жарким румянцем. Он склонился к ее груди и тихонько подул на один сосок, а потом на другой. Ульрих лизнул один, потом другой, затем стал осторожно посасывать. Затем он уделил внимание другой груди, что вызвало у девушки удовлетворенный вздох. Рука его осторожно легла на мягкий холмик, покрытый каштановыми кудряшками. Осторожные пальцы раздвинули нежные лепестки и, проникнув внутрь, стали поглаживать чувствительный бугорок. Тело Радмилы будто пронзила молния, она испытывала острое удовольствие. Голова кружилась, все плыло перед глазами. От блаженства она томно стонала. И только чей-то голос сурово говорил ей:

— Убери его руку, распутница! Он тебе не муж и не жених, и скоро отсюда уедет! — Радмила попыталась убрать тяжелую руку. Но все ее попытки были тщетны.

— Все, пропала, — мелькнуло в голове. — Нет…. Не надо, прошу тебя! — она стала отталкивать его изо всех сил. Но распаленный мужчина легко, одной рукой сводил на нет все ее усилия. Другая рука медленно раздвигала ее ноги.

— Уступи мне, дорогая! Я доставлю тебе большое удовольствие! Заберу тебя из этой бедности! Не надо так сопротивляться, я ведь нечаянно причиню тебе боль!

— Радмила! Где ты, старой боярыне худо, за тобой посланы! — раздался со двора гнусавый голос сельского старосты.

— Пусти меня! — шепотом сказала она и закричала:

— Сейчас выйду!

Девушка вскочила, оделась, быстро собрала свои травы, села в тележку и уехала. Неудовлетворенное желание так скрутило мужчину, что некоторое время он не мог даже двигаться.

Дьявол бы ее взял эту старую рухлядь! Теперь начинай все сначала, ведь почти моя была. Ну, ничего, девушка горячая, не удержится! Но какая красавица, лучше ее у меня никогда не было!