Сверху уже виден рисунок города-гиганта, но никто этого не замечает. А может, его заметил капитан Гуидичини во время съемки местности? Не для этого ли поднялись вверх воздушные шары со всеми там воздухоплавателями и кинооператорами? Куда они девались? Их больше не видно, о них ничего не слышно, они исчезли в небе.

В один прекрасный день откроешь глаза и воскликнешь: какие небоскребы, сколько машин, как быстро они мчатся. Прошло сто лет, как быстро бегут годы! Что такое сто лет? Да ничто! Они пролетают в одну минуту, эти сто лет, а ты даже не заметил, как они промчались.

Отбросьте страх перед муравейниками, говорили архитекторы, вернее, говорят сейчас. Ну хорошо, страх перед муравейниками, но что, по-вашему, вы соорудили, построив все эти ваши небоскребы из железобетона, стали, меди, анодированного алюминия и других анодированных металлов? Вы как раз и создали муравейник, только под другим названием.

На месте Средневековой башни вырос Центральный рынок, занявший весь луг. Посредине проходит дорога из анодированной стали, на которой при всем желании не поскользнешься. Светофоры — из меди, их не сокрушишь. Но вот машин слишком много, они носятся взад и вперед по дорогам с адским грохотом, заставляющим вздрагивать небоскребы из прочнейшей стали и железобетона. И, понятно, воздух изрядно отравлен.

Но почему, размышляю я, не выпускают электромобили, раз уж их изобрели? Иначе для чего вы их изобрели, спрашивается. Говорят, что этого не хотят могущественные нефтяные компании. А покуда воздух насыщен углекислым газом и лишь на последних этажах небоскребов еще можно дышать. Воздух на улицах уже отравлен, и я говорю: волей-неволей придется вам принять какие-то меры, что же вы собираетесь предпринять? Углекислый газ заполнил улицы, проникает в дома и через шахты лифта уже добрался до последних этажей, отравляя всех до единого.

Это же скандал, что в наисовременнейшем городе не нашли способа сохранить воздух чистым. Что для этого нужно? Если не можете выпустить электромобили, разъезжайте на велосипедах или закройте выхлопные трубы. Углекислый газ как раз из этих выхлопных труб и вылетает. Как, впрочем, и грохот. Не хотите закрыть выхлопные трубы, найдите другой способ передвижения.

Мои доводы элементарно просты: вы, синьоры, сумели создать систему сточных труб для всей грязи города? Так создайте и большие трубы для сбора отравленного воздуха. Потом сделайте другие трубы для подачи в город чистого воздуха, горного или морского, кому какой больше по душе. Можете забирать воздух прямо из Сан-Ремо — для тех, кому нравится атмосфера Сан-Ремо, или из Кортина д'Ампеццо и Валь д'Аоста — для тех, кто предпочитает атмосферу Кортина д'Ампеццо и Валь д'Аоста. Вы привозите фрукты из Африки? Так привезите сюда воздух из тех мест, где он чистый, потому что здесь нечем дышать. Воздух и лиры не стоит, его, с вашего позволения, всюду в изобилии. Единственные расходы — на трубы, но они себя окупят.

Бесполезно говорить: здесь прежде был луг, а здесь рос кустарник, тут стояла Средневековая башня, тут — овраг Священников, а тут — Казале Аббручато. Никто этого не знает, никто ничего не помнит, ведь прошло сто, а то и двести лет, исчезли даже карты Военно-топографического института. Больше нельзя умереть на лугу, потому что нет лугов, никто не может упасть лицом в траву, потому что нигде не найдешь травы.

Шагая по улицам, люди задерживают дыхание; если у них неприятности, они не могут глубоко вздохнуть; если их одолела скука, они не могут даже зевнуть. Они не могут даже рта раскрыть, чтобы словом перемолвиться: боятся умереть от удушья. Они не смотрят друг другу в глаза, потому что все носят очки с зеркальными линзами, чтобы самому все видеть, а тебя видно не было. Все носят в карманах пистолеты, маленькие, тонкие, как бумажный лист. По самым пустяковым поводам совершаются ужасные преступления, но никто не обращает на это внимания. Отменены праздники: рождество, Новый год и пасха; переделан весь календарь — лучше измените не календарь, а воздух. Тут нечем дышать, я чувствую, что задыхаюсь. А вы?

А может, вы дышите ногами? Чем вы дышите? Всей кожей? А может, у вас, как у рыб, особая дыхательная система? Я протестую. Хотя бесполезно протестовать, власти даже пальцем не пошевелят. Но их тоже можно пожалеть. Одно утешение, что все это еще только в будущем, иначе надо было бы учинить побоище.

Однако вина тут и ваша, всех вас, горожане. Улица, по которой вы ходите, дом, в котором вы живете, и учреждение, в котором вы служите, машина, на которой вы ездите, ботинки и одежда, которые вы носите, какое бы положение вы ни занимали, какое бы ни было время года, хочу, чтобы вы провалились вместе с улицей, по которой, с домом и учреждением, в котором, с машиной, на которой, с ботинками и одеждой, которые в любом положении и в любое время года, — хочу, чтобы вы провалились вместе с улицей, с домом и учреждением, машиной, ботинками и одеждой в любом положении, в любое время года и так далее и тому подобное.

Нет больше в Павонском крае мышей, белок, ящериц, сверчков, стрекоз. Потому что нет больше самого Павонского края, на его месте — гигантский город. Нет больше ни мух, ни муравьев. А если б они были, то погибли бы с голоду. Двери и окна герметически закупорены, и они не могли бы проникнуть в дом, им негде было бы отыскать еду. Погибли от голода даже тараканы, которые питаются фекалиями.

Зато полным-полно людей, город адски перенаселен, поэтому каждый день совершается тьма преступлений, и все молчат. Не так, как прежде, то есть не так, как теперь, когда мертвеца оставляют на лугу жариться под палящим солнцем. Не успевает человек испустить дух, как специализированная фирма уже уносит его и отправляет по водосточной трубе прямиком в море. Впрочем, вы — я говорю о вас, горожане, — получили по заслугам. Кончится тем, что все вы умрете от пули, убивая один другого, точно голодные волки.

Либо от удушья. Взгляните на свои лица! Вы все больны — желтые, уродливые.

Углекислый газ не лучше ДДТ, а вы дышите им с утра до вечера. Я вам уже сказал, чем все это кончится, вы провалитесь под землю вместе с улицами, по которым ходите, с домами, в которых живете, с учреждением, в котором работаете, с машиной, на которой ездите.

Розальма говорит: не приходи в ярость из-за гигантского города, которого пока нет, не гневись на граждан, которые еще не родились. Ну хорошо, оставим в покое граждан. Но разве ты не чувствуешь запаха углекислого газа? Дышать нечем! А этот беспрерывный гул откуда доносится? Откуда ползут эти испарения? Они надвигаются из гигантского города. Ну и пусть надвигаются. Но я же сказал, мой гнев обращен в будущее. Учти, будущее надвигается медленно и тебе долго еще придется его ждать, говорит Роза. Не очень долго, будущее наступает очень быстро — может, в то самое время, когда ты его ждешь, оно уже наступило, и вот оно уже стало прошлым.

Это был не черный пес, а человек в фуражке. Полиция допросила Джузеппе-мухолова и хорошо сделала, что допросила. Ну, так кто это был? А он отвечает: это был спасатель фирмы «Маре Бьянко» с пляжа Лидо-ди-Лавинио, но я мог и ошибиться. Мог, но постарайся не ошибаться, тебе же будет лучше.

Покорно благодарю, говорит Джузеппе, не у меня одного есть фуражка и черный велосипед. Я видел, как он проехал по дороге в Санта-Мария-ин-Форнарола и направлялся, похоже, к Средневековой башне. Если ты его видел, значит, и сам ехал по этой дороге на черном велосипеде, сказала полиция. Да, и я, но ведь ехал и он, спасатель, отвечает Джузеппе, а что спасателю делать вечером на велосипеде посреди Павонского края? Его место на пляже у грибков или на лодке в море. Вот и ищите этого спасателя.