Рыжий и Серый уходили не торопясь. Минут через пять Серый сказал Рыжему: «Оглянись. Они вступили на путь». Оба остановились и долго следили за неспешным подъемом «Бродяги». Темная сигара дирижабля всплывала вверх и на восток, навстречу наступающей ночи. «Они не вернуться», – сказал Рыжий. А Серый ответил: «Не знаю».

Утро на борту начинается со звука метронома, доносящегося из динамика в потолке каюты. Это значит: полет в штатном режиме, пилоты при деле, а остальной народ может не спешить просыпаться. Но через полчаса можешь остаться без завтрака – Ян не давал нам расслабиться. Мой сосед, свесив босые ноги с верхней койки, громко и протяжно зевал. Я постучал в его ложе.

– Чего воешь, придурок?

– С устатку… – привычно отозвался он.

С потолка раздался голос Яна:

– Одиссей…

– Сплю! – возмутился я.

– Проснетесь, заходите…

– А завтрак?!

– Десять минут.

Переставши зевать, сосед спросил:

– Возвышаешься?

– Не нравится мне это, – ответил я. – Спешить не буду. Начальство не должно думать, что…

Тут я увидел на полу свои разбросанные носки, хотя вчера, как обычно, засунул их в ботинки. Если хоть еще раз, хоть одна скотина… Заставлю сожрать их вместо завтрака! Так я Придурку и сказал.

Точно такой же картонный поднос, какой я только что отправил в мусоросборник в столовой, стоял у Яна на столе. Две сосиски и кукурузная каша печально стыли, дожидаясь своей участи, в то время, как Ян, оттопырив поджарый зад, склонился над тумбочкой вычислителя. Один из модулей – испещренный воздушными каналами, словно поработал жук-древоточец, лежал на полу.

На стене за спиной Яна висел планшет курсографа и закрепленный в держателе грифель с медлительностью часовой стрелки вел по листу карты тонкую бледную линию. За семь суток полета при трех посадках (последняя в Олдемине) мы прошли девять тысяч километров и больше остановок не будет. Негде. Почти обезлюдевшую Горную страну мы оставили в стороне и начали углубляться в те самые «дальние пределы».

Пока Ян священнодействовал, меняя фильтр, я поднял с пола пластмассовую дощечку, подул, очищая от набившейся в канальцы пыли – ахиллесова пята всей пневмоники. Новые электронные вычислители гораздо практичнее, хотя и занимают огромные залы.

Ян молча взял у меня модуль, поставил на место и облегченно выпрямился. Кивнул на диван, разрешаю, мол, сесть. Сам же прошелся по каюте, руки за спину, стал, обернувшись ко мне.

– Гадаете, юноша, зачем мы премся в такую даль.

Я не люблю, когда человек слегка меня старше, называет меня «молодым» или «юношей». Но сейчас не время для обид.

– Не гадаю, а делаю выводы. Вы ищете Мертвый город. Все его ищут. Периодически. Последние четыреста лет, со дня основания Банка Магистрата. Результат один: за Южный хребет лучше не высовываться.

– Тысячу лет назад климат Мира был намного холоднее. Эгваль лежала в снегу. Плодородные места оставались только в поясе экватора. Там люди и начали строительство новой цивилизации.

Охо-хо. Сейчас Ян заведет заезженную пластинку.

«…И увидел Он, что нет ловца на зверя и рыбака с неводом, и некому бросить зерно в землю. И молвил: «Да будет так: я сделаю это сам». И семь дней и ночей падали брошенные им зерна и произрастали из них мужчины и женщины. И не было в Мире места, куда бы не пало благодатное семя…»

– Профессор! Культ Сеятеля – миф красивейший. Под него всегда удобно выбивать жирные субсидии, и многие, похитрее нас с вами, делали это не раз. Потом либо наутек, либо солидный отчет о проделанной работе. В науке отрицательный результат – тоже результат. Настает пора оправдать украденные деньги. Доложить о великих свершениях, об уточнении географии и климата сих отдаленных мест. Готов помочь со статистической обработкой – она очень украсит ваш доклад. Рвение мы продемонстрировали достаточное, не сегодня-завтра разворачиваем обратно, – я выжидающе уставился на Яна.

Он вернулся к столу и отдал должное завтраку. Отхлебнул из термоса кофе. Промокнул губы салфеточкой. Пижон.

– Пять лет назад вы, юноша, окончили Университет. Ваша выпускная работа состояла из одной строчки и вам не хотели ее засчитывать.

– Ага. Пришлось напомнить, что вся кафедра год билась над этой задачей.

– И, наконец, подсунула ее молодому фигляру, чтобы поставить на место ничтожное, бесталанное говно.

– Ага.

– В самом ли деле решение так скандально просто? – он протянул мне блокнот и грифель.

– Извольте. Дана функция, суммируемая вместе со своим логарифмом. Дана другая, просто суммируемая. Доказать, что первая будет также суммируема с логарифмом второй. Конечно, здесь под логарифмом понимается его срезка по неотрицательным значениям.

И я с удовольствием показал решение. Сразу же выходит, что искомый интеграл не больше суммы первых двух. И, следовательно, существует.

Ян улыбнулся.

– Школьный прием! Неужели до вас никто не увидел? Высоколобые математики… На этом, полагаю, ваша академическая карьера закончилась.

– Истинно так.

Лицо Яна стало жестким.

– Моя мама была в молодости великим математиком.

Надо же! Чопорная Великий Магистр, (студенты смеялись, что стоит поднести к ее портрету стакан молока, как оно скисает), для него просто «мама».

– Я, к несчастью, не унаследовал ее талант. А маму это больше не интересует.

Забросив математику в семнадцать лет, Левкиппа никогда не возвращалась к увлечению юности. Слыхал я об этом. Правильно. Математика – не для баб.

– Вас, молодой человек, гнали в дверь, вы лезли в окно. «Математическая теория борьбы за существование» – ваш опус? Разумеется, сей спекулятивный труд получил уничтожающий отзыв.

– Подписанный главарем шайки идиотов – Бернстайном. Не тычьте им мне в нос.

– Эк вас зацепило! «Теорема Бернстайна» – триумф математической логики и нестандартного анализа. Так говорили на вручении премии. Вряд ли на это способен дурак, как вы изволили выразиться.

Я встал.

– Извините! Кок приказал затарить камбуз продуктами. Я пошел, а то без обеда останемся.

Ян кивнул, игнорируя мой фрондерский выпад.

– Когда закончите, посмотрите на досуге вот это, – протянул мне пакет с какими-то бумагами и махнул рукой, дескать, вали отсюда, умник.

– Да, увидите Корявого, пришлите ко мне!

Надвигавшись и натаскавшись ящиков и упаковок, я сказал Придурку:

– Увидишь Корявого, путь катит к Яну.

Тот пропыхтел что-то утвердительное и продолжил воевать на трудовом фронте в одиночку. В коридоре я встретил Эвишку и передал ей ту же просьбу.

Вернувшись к себе, плюхнулся с облегчением на койку и достал из внутреннего кармана давешний Янов пакет. Что-то сверхсекретное? Ха, станет он делиться секретами с пособником Крея!

Это оказалась светокопия демографического отчета с подколотыми внизу распечатками – вот зачем Ян мучил свой старенький вычислитель. Данные с десятого века, когда в Мире жило 60 миллионов народу (кто их считал-то?) по тринадцатый и на 55-й год нынешнего. Когда население перевалило за миллиард. На отдельном листке рукой Яна написано уравнение экспоненты.

Ха-ха. Глядя, как гуманитарий берется за математику, знаток может помереть со смеху. Впрочем, чему-то матушка его научила. Или нет? Бледно-синие колонки цифр – бедняга Ян тщетно пытался подогнать результат к ответу.

Когда я вошел, Ян удивленно поднял брови.

– Уже? Садитесь, юноша, излагайте… – прощать пустословие он, похоже, не собирался.

Я сказал:

– Вы напутали. На самом деле этот график – гипербола. Невооруженным глазом видно. Вот вам вертикальная асимптота в 1440 году.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: