«Имею такую пагубную привычку».

«Почему-то я так и думала».

«Я настолько плоха?»

«Нет. Просто у Вас очень уверенная манера держаться». — Синклер включил другую лампу, стоящую на большом столе уже в самом кабинете. — «Вы знаете, как придать вес своим словам».

«Правда? Никогда так о себе не думала».

«Ну, Вы достаточно поднаторели в этом». — Синклер сделала паузу. — «Хотя я была удивлена, что Вы позволили мне лишить вас равновесия».

«Я не ожидала, что Вы попытаетесь отпихнуть меня. Похоже, я надеялась на те манеры, о которых Вы так высокопарно говорили». — Патрисия почувствовала, как ее собственная улыбка расцвела на лице. — «Во всяком случае, больше у Вас такой возможности не будет».

Синклер кивнула, ее улыбка расцвела, глаза ожили. — «Так, значит, Вы любите работать руками? Я могу легко представить, как Вы это делаете». — Ее лукавый взгляд упал на руки Патрисии.

Патрисия снова почувствовала волнение и постаралась переключить свое внимание на стол. На нем стоял монитор с плоским экраном и клавиатура, настольная лампа с зеленым абажуром и лежало несколько толстых папок.

«Я пишу». — Она провела кончиками пальцев по крышке стола. Синклер пристальным взглядом следила за ее действиями.

Я хотела бы увидеть Ваш почерк. Можно многое сказать о человеке, на основании его почерка.

«Я пользуюсь компьютером. — Она пыталась не смущаться. — Большую часть я пишу за ним».

«Что вы пишете?»

Патрисия намеренно оттягивала время и не спешила с ответом. Она считала свое писательство личным делом и сердилась на себя за то, что вообще заговорила на эту тему. Зачем она это сделала? Какая-то ее часть хотела, чтобы Синклер знала о том, что она пишет лесбийские романы. Не сочтет ли она это за прелюдию? Что сделает Синклер, когда прочтет ее книги и будет знать о ее тайных мыслях и желаниях?

Она перестала развивать мысли в этом направлении и опять переключилась на обстановку в комнате. Стена, рядом с которой стоял стол, заставила ее обратить на себя внимание. Мельком увидев ее в темноте, она предположила, что по большей части она была закрыта произведениями искусства. Но то, что она увидела при свете лампы, заставило ее содрогнуться. Только находясь в аду можно было создать такое произведение. Она узнала каждую жертву, каждую рану, каждый жуткий снимок. В участке над ее столом висели те же самые фотографии. Жуткая коллекция из смертей.

«Как вы можете…»

Она бы никогда не смогла повесить их в своем доме. Принести это зло в свой дом — ее безопасное святилище. Никогда…

Синклер проследила за ее взглядом.

«Я здесь работаю. И думаю тоже здесь».

«Я знаю, но как Вы можете постоянно смотреть на них?» — Патрисия представила себе, что вместе с фотографиями она принесла домой чужую смерть. Нет, пусть они останутся лежать на ее столе в папках. Надежно запертые и спрятанные.

«Не каждый может это сделать, я знаю. — Синклер повернулась лицом к стене. Патрисия медленно подошла и встала рядом. — Но я не смогу успокоиться, пока хоть кое-что не узнаю. Как это случалось и почему? И если нам действительно повезет, то… кто это сделал? — Ее пристальный взгляд наткнулся на фотографии. — Они требуют это от меня. И они заслуживают это. Только тогда, когда на большинство вопросов я получу ответы, я смогу снять их».

«Вы хоть спите ночами?» — спокойно спросила Патрисия.

«Вероятно, столько же, сколько и Вы».

«Тогда Вы почти не спите».

«Наверное».

«Я часто думаю о них», — сказала Патрисия. — «Об их последних мгновениях. Что они могли чувствовать».

«Страх», — прошептала Синклер.

«Да». — Патрисия всегда это знала. Она знала, что это не разумно, но не могла справиться с этим. Она сочувствовала каждой жертве.

«Как давно Вы этим занимаетесь?» — спросила Синклер. — «Даже опытным детективам трудно отключится после работы».

«Достаточно давно». — Патрисия бросила на нее мимолетный взгляд. — «А вы?»

«Я долгое время изучала психологию преступников. И приблизительно в течение семи лет пыталась понять, что движет ими».

«И как, преуспели?»

Синклер деланно рассмеялась. — «В некоторых случаях — да». — Она встретилась взглядом с глазами Патрисии. Ее радужные оболочки опять приобрели мягкий цвет корицы. — «А в некоторых…»

«Я сожалею об этом».

«Правда?» — Одри грустно улыбнулась.

«Да».

«Хотя, мы начинали говорить о ваших чувствах…»

«Я просто пытаюсь Вас понять».

«Ах, да. Старая, как мир, поговорка: мы боимся того, чего не можем понять».

Патрисия хотела продолжить спор, но поняла, что немного боится Синклер. Боится ее непринужденности и уверенности, ее тактики, и мотивов, которые движут ею.

«Скажите, к чему было это Ваше сегодняшнее выступление?»

«Вы думаете, что я сумасшедшая?»

Патрисия предпочла честный ответ: «Да».

«Могу Вас уверить, что когда дело касается моей работы, я совсем не сумасшедшая».

«Хотите сказать, что в не работы Вы именно такая несколько не в себе?»

Кривая улыбка словно поддразнивала Патрисию.

«Когда дело доходит до любви, я могу быть… разной».

«О?! — Патрисия в замешательстве опустила глаза. — Я не ожидала такого ответа».

«Ну, это Вы спросили…»

«Черт, видимо я совершила ошибку». — Она внутренне проклинала себя за то, что перешла на личные темы. Почему она так реагирует на все, что говорит и делает эта женщина?

Казалось, Синклер было чуждо смущение и беспокойство по этому поводу. Но, кажется, она тоже полагала, что пора сменить тему. Одри указала на фото.

«Посмотрите на эти фотографии. Скажите мне, что Вы видите?»

«Вы серьезно?»

«Я серьезна, как сердечный приступ».

«Я вижу трупы убитых мужчин. — Поскольку она начала мыслить профессионально и вспоминать факты, которые знала об Убийствах на Шоссе, слова легко слетали с языка. — Все они средних лет, были женаты, имели средний достаток и стабильную личную жизнь. Белые. От среднего до умеренного телосложения. Ухоженные и хорошо питавшиеся. Все они были задушены. Другие, более старые останки, также были найдены со сломанной подъязычной костью, подтверждая наше предположение, что все убийства взаимосвязаны».

«Скажите мне, что Вас беспокоит и на какой вопрос Вы не находите ответа? — докапывалась Синклер. — Что является причиной, заставляющей Вас расхаживать по ночам? Что, на Ваш взгляд не имеет никакого смысла?»

Патрисия начала немного расслабляться, ее мозг включился в работу и она легко находила ответы на вопросы. Это было тем, чем она жила, чем спала, и что она ела.

«Что они делали? Кто был с ними? Почему использовался презерватив, почему остались следы смазки?»

«Разве это не очевидно?» — спросила Синклер.

«Да, секс здесь замешан, но почему? Эти мужчины не были любителями рискованных приключений. У них была устоявшаяся домашняя жизнь, многие из жен были настолько откровенны, что признались, что их мужья были пассивны в постели».

Синклер подняла бровь. — «Детектив Эндерсон, пожалуйста. Мы же обе знаем, что за образом средне-статистического преступника скрывается как правило, тихий мужчина с сердцем потенциального сексуального садиста, детского растлителя или даже убийцы».

Патрисия нахмурилась. — «Да, конечно, я это знаю».

«Они вовсе не пускающие слюни монстры, которыми все их представляют».

«Да, они не такие».

«Ну, так признайте это. Секс был замешан. По какой — то причине эти мужчины рисковали. И они дорого заплатили за свой риск».

«Хорошо. И все же, я бы не стала так открыто заявлять, что убийца убивает по сексуальным мотивам. Он или она могли убивать из-за чего-то более тривиального. Например, влияние на них лунного цикла».

«Возможно и так, но приманкой, все же, был секс».

Патрисия сделала глубокий вдох, из-за брошенного вызова ее сердечный ритм снова возрос.

«Хорошо, пусть так. Но зачем говорить об этом всем?»

«А почему бы и нет?» — Глаза Синклер искрились.