Первая зима без молока.

После сильного снегопада бомжи у метро исчезли. Вскоре Ромочка догадался: они и некоторые собаки зашли за раскачивающиеся двери и стоят в тепле, на ступеньках. А многие спустились еще ниже, в подземный переход. Всякий раз, как открывались двери, на него веяло теплом. Его так и тянуло погреться в теплых подземных коридорах и галереях.

Самого метро он не опасался. Он смутно помнил, как, держа мать за руку, садился в шумный поезд. Боялся он другого: что его схватят милиционеры. Поэтому он медлил у входа, радуясь теплу, которое ползло к нему, но исчезало, не успев его согреть. Из осторожности он долго не решался войти на эту другую запретную территорию людей.

Однажды Ромочка нашел рядом со складом двух мертвых детей. В их целлофановых пакетах чернели остатки клея, а рядом валялись баллоны, но еды у них не было. В другой раз он отыскал рядом с мусорным контейнером замерзшего человеческого младенца, завернутого в газету. Он их не тронул, сказав себе:

— Мамочка их не ест, и я не буду.

Младенца он развернул и оставил другим собакам. На следующий день все трупы покрыл снег.

Было так холодно, что на улице Ромочке все время приходилось двигаться. Если он садился, Мамочка или остальные тыкались в него или щекотали носами, пока он не вставал. Они тоже понимали, что ему нельзя долго стоять или сидеть на одном месте. Лицо он замотал тряпками, на голову надел две шерстяные шапки, но холод все равно заползал в нос и уши. Одежды на свалке было сколько угодно, но согревался Ромочка только в гнездышке, лежа в теплой груде собак — да и то если удавалось насытиться. Голые руки сразу покрывались цыпками и болели от холода. Ромочка старался не вынимать ладони из рукавов или грел их под мышками. Однажды он так задубел от холода, что не осталось сил идти дальше. Белая и Серый, беспокоясь, трусили за ним, наблюдая, как он все чаще спотыкается. Добравшись до метро, Ромочка толкнул тяжелую дверь и зашел внутрь, в тепло. Сердце у него бешено колотилось.

Он огляделся; с обеих сторон его охраняли его собаки. Никто как будто не обратил на него особого внимания. Бомжи сидели, прислонясь к стене с одной стороны лестницы, ведущей в подземный переход. Кто-то попрошайничал, кто-то спал. Домашние люди входили и выходили, они потоками текли вверх и вниз по лестнице, обходя его, обтекая со всех сторон. Выходя в город, люди заматывались шарфами и надевали перчатки, а спускаясь, разматывали шарфы и снимали перчатки, но все они одинаково не обращали на него внимания. Работница метро, сидевшая в застекленной кабинке, старательно отводила от него глаза.

Ромочка спустился ниже, в теплое подбрюшье метро, и тоже размотал тряпки, которыми укутал лицо. Теплый воздух приятно ласкал обмороженную кожу. Зачесалась голова. Он отыскал славное темное местечко рядом с бомжами, но не вплотную к ним и вдали от застекленных киосков, теснившихся вдоль одной стены подземного перехода.

Он сел рядом с двумя собаками, стащил с головы обе шапки и почти сразу заснул. Пусть собаки его охраняют! Но Белая и Серый тоже заснули. Они доверяли Ромочке и понимали: он не случайно привел их в это теплое место. А еще они, совсем по-щенячьи, обрадовались сказочному теплу. Мимо них тек нескончаемый людской поток, похожий на бурную серую реку. Какой-то молодой человек остановился и сфотографировал их на свой мобильник. Белая проснулась. Ее рычание разбудило Ромочку и Серого. Ромочка вскочил, изумленно озираясь по сторонам, а Серый зарычал и притворился, что сейчас бросится на нахала, нарушившего их покой. Но людская река по-прежнему текла мимо, и они успокоились.

Их окутывало блаженное тепло, но всем им хотелось есть. Ромочка достал из-за пазухи грязный пластиковый пакет; наверное, здесь тоже можно просить объедки. Под землей люди ели не так часто, как наверху, и все же им перепадали кое-какие крохи. Местные сразу признали в нем собачьего мальчика; Ромочке даже не нужно было ничего говорить. Некоторые даже радовались, увидев знакомое существо. Поскольку Ромочка попрошайничал «для собак», никто не стеснялся кидать в его пакет все, что попало. Бросали надкусанные хот-доги, пирожки, слойки, шаурму, картофельные очистки — словом, любые объедки. Негусто, и все же дома каждому что-то перепадет.

Ромочка забеспокоился. Как там его семья? Кроме того, он боялся, что снова замерзнет по пути домой. Он понятия не имел, долго ли проспал в подземном переходе, и не знал, какая там, наверху, погода. Он оторвался от жизни и не знал, куда податься. Связав пакет узлом, он сунул его под одежду, чтобы еда не замерзла по дороге, и снова замотался в свои тряпки. Чтобы хватило сил на долгий обратный путь, он поделился с Серым и Белой хот-догом.

Ромочка забредал на охоту в центр города — не в последнюю очередь затем, чтобы отогреваться по пути на станции метро. Он устраивался рядом с местами, в которых торговали едой, и набивал пакет объедками. Еду он выпрашивал, а иногда и воровал. Обычно он брал с собой только Белую, потому что она на снегу была почти невидима. Хоть Белая и побаивалась, на улицах она не отходила от него ни на шаг, но к киоскам и палаткам он подходил один. Они с Белой пометили свои собственные места встречи. Постепенно Ромочка разобрался, в какое время люди чаще всего едят, и выходил на охоту в конце обеденного перерыва. Часто первую добычу он съедал на ступеньках станции метро, чтобы хватило сил для новой охоты. Дождавшись нужного часа, он снова выходил на промысел. Набрав полный пакет, возвращался домой. Собранных им объедков хватало на всех. Кроме того, у них была Лауренсия.

Но добираться до мест, богатых добычей, становилось все труднее. Шел снег; снег и холод мешали находить пропитание. На дорогу до «Рима» и обратно уходила почти вся ночь. Голодная стая брела гуськом, проходя одну за другой чужие территории, человечьи и собачьи. Оказалось, что зимой в городе кипит странная ночная жизнь. Улицы убирали люди, по мостовым медленно ползли снегоуборочные машины. Их они старались обходить стороной. Домой добредали с трудом, почти как во сне. Ноги ныли от холода и усталости. Ромочка промерзал насквозь.

Чтобы не проваливаться с головой в глубокие сугробы, они шагали по очищенным, посыпанным солью тротуарам, но и там было опасно. Они выбирали кварталы, в которых убирались меньше: двигались по окраинам жилых кварталов, по переулкам, вдоль железнодорожных путей. Заборы фабрик и заводов заметало снегом. Однажды Ромочка все-таки провалился в сугроб. Если бы не Белая, он бы, наверное, замерз. Белая вытащила его зубами. Ромочка визжал и тявкал.

Лауренсия завалила его подарками. Однажды он притащил в логово несколько старых одеял. Она подарила ему пару детских сапожек, подбитых овчиной. Он никогда не отказывался от подарков и не забывал говорить ей «спасибо». Самым волшебным подарком оказалась куртка. Увидев ее, Ромочка лишился дара речи. Куртка была новенькая, на воротнике еще висел магазинный ярлык. От нее пахло магазином и Лауренсией, а больше никем. Ромочка сунул руки в рукава. Лауренсия радостно улыбалась. Ему почему-то стало стыдно, захотелось поскорее уйти. Улыбка Лауренсии липла к его покрасневшему лицу, как паутина.

Забежав за угол, отделавшись от счастливой Лауренсии, Ромочка обнял свою куртку. От меховой подкладки пахло зверем. Рукам, лицу и шее было тепло и мягко. Сама куртка была светлая, стеганая, толстая и теплая. И с карманами! Мамочка, Золотистая и трое остальных ужасно хотели ее обнюхать, но Ромочка отмахивался от них и шагал вперед. Ничего, они подождут.

Добравшись до первого места встречи, все быстро проверили метки, оставили новые и окружили Ромочку, чтобы обнюхать его куртку. Он присел на корточки, и все принялись нюхать его, тычась влажными носами ему в лицо и руки. Почуяв запах кролика, Черный совсем обезумел. Закатив глаза, он зарылся носом в меховую опушку капюшона и, поскуливая, впился в нее зубами. Ромочка хихикнул и стал отгонять Черного, но тот никак не желал уходить. Всю дорогу до дома большой пес бросал на него безумные взгляды и то и дело тянул зубами Ромочку за рукава. Ромочка огрызался, и Черный просил прощения, но тут же забывал о правилах хорошего тона. Запах кролика лишал его остатков разума.