Чем больше Щенок превращался в собаку, тем раздражительнее и злее становился Ромочка. Он сам умел издавать звуки, недоступные ни одной собаке. В драках он чаще пользовался дубинкой или доской с забитыми в нее гвоздями, чем зубами. И ел он часто с помощью рук. Самое же главное, он, Ромочка, — мальчик, человеческий детеныш. Он умеет ходить на двух ногах, как все люди. Все его отличительные признаки — умение говорить по-человечески, сильные, ловкие руки и походка — в общем, все, благодаря чему он стал таким полезным для своей семьи, сейчас казалось ему невыносимыми недостатками.
Однажды он попробовал бегать на четырех лапах, но совершил ужасную ошибку. Он уже не бегал так больше года, а Щенок, несмотря на то что конечности у него часто заплетались, а голова на бегу моталась из стороны в сторону, чувствовал себя на четвереньках гораздо увереннее. В собачьем облике ему было проще. А Ромочке на четвереньках было неудобно. Он словно уже вырос из того, во что так прекрасно врастал Щенок. Ромочка подобрался поближе к Мамочке. Когда та собралась ложиться спать, он зарычал на нее. Мамочка в ответ только лизнула его. Она понимала, что у ее сына плохое настроение. Потом она вылезла из гнездышка и легла у входа.
Целый день Ромочка провалялся в гнездышке один. Он отказался идти на охоту. Он рычал и замахивался дубинкой на всех, кто подходил ближе. Если бы к нему подбежал Щенок, он бы, наверное, его искалечил. Но Щенок скакал у входа вместе с Мамочкой и другими щенками, а Ромочка уныло следил за ними, подложив руки под подбородок. Он мальчик, а не пес!
Мальчик, а не пес! И Щенок тоже мальчик. Ромочка наблюдал за Щенком и грустил. Потом его охватило отчаяние. Щенок схватил Пятнашку зубами за ухо и тянул его, тряс, жевал. Ромочка вспомнил, что совсем недавно Щенок еще умел смеяться. Теперь он только булькал и рычал.
Может быть. Щенок — больше не мальчик?
Ромочка отвернулся к стене, свернулся калачиком и попробовал заснуть. В ушах по-прежнему звучало рычание Щенка, а ноздри чувствовали его особый запах.
Зима была сравнительно мягкой; воспоминания о двух предыдущих суровых зимах уплыли куда-то далеко. Если бы не иссохшие кости, с которыми Ромочка и Щенок играли в логове, Ромочка бы и вовсе забыл Чужаков. И дело не только в том, что не было лютых холодов: Ромочка вырос и знал гораздо больше. В эту зиму он был гораздо лучше одет. При любой возможности он разыскивал или воровал одежду для Щенка. Заодно одевался и сам. Попрошайничать стало трудно, потому что другие нищие рассказали о нем своим бригадирам и милиционерам, охранявшим их территорию. Теперь и объедков ему перепадало гораздо меньше.
И все же еды хватало, пусть и однообразной. Москву охватило новое поветрие: отстрел ворон. Как будто появился новый зимний вид спорта. Молодые домашние мужчины разъезжали в своих машинах и вспугивали серых и черных птиц. Люди и собаки, обитавшие у мусорной горы и в лесу, бежали прятаться, заслышав выстрелы, а потом, когда стрельба стихала, шли в город и подбирали трупы. Ромочке так хотелось поесть теплого птичьего мяса, что он бежал на звук ружейных выстрелов, надеясь найти раненую или только, что убитую птицу. Найдя еще теплую, он засовывал ее под рубашку и несся домой, чтобы мирно полакомиться в логове и поделиться со Щенком до того, как мясо застынет. Собаки приносили домой столько ворон, что Ромочка даже сделал для Щенка воронье гнездышко на другом конце логова.
Вдали, на горе, женщины сидели вокруг костров, жарили ощипанных птиц на палочках, а на костях варили суп в больших кастрюлях. В эту зиму собак не ели.
Щенка все любили. Ему позволяли делать все, что ему захочется, и даже не наказывали, если он воровал у других еду. Ромочку он тоже обезоруживал. Щенок был умненький, нахальный и добродушный. Он все время норовил поиграть, и с ним было весело.
Ромочка отказывался выпускать Щенка из логова, даже в конце зимы, когда маленькие сестренки его братца уже подросли и начали понемногу выбираться в развалины церкви и, под руководством старших, изучали тропы своей стаи. Всякий раз, как Щенок пытался выползти из логова, Ромочка больно бил его; если одна из сестричек пыталась взять Щенка с собой, Ромочка рычал на обоих, пока те не заползали назад, в логово.
Ромочка не задумывался, в чем дело, но понимал: безволосый и бесхвостый Щенок долго не протянет. А если Щенка заметят люди, он выдаст их всех. Мамочка поддерживала Ромочку. Щенку позволялось играть только в здании без крыши — и никогда не разрешалось выходить на улицу, разве что помочиться. Поэтому днем в логове всегда оставались либо Мамочка, либо Ромочка — чтобы охранять Щенка и не выпускать его из логова.
Сидя в заточении. Щенок все время требовал новых игр. Ромочка придумал новый вид охоты. В логове появились разноцветные шары, игрушки, кубики, колокольчики, барабан, пластмассовый меч и щит, даже игрушечная машинка с педалями. Ромочка часами возился и играл с игрушками, которые собирал для Щенка, а Щенок радостно скакал вокруг. Наконец Щенок успокоился и, присев на корточки, собрался поиграть. Тогда Ромочка нежно и с неподдельной гордостью погладил его по голове. Они вместе что-то строили. Они катались на машине. Ромочка посадил в нее Щенка и стал подталкивать машину сзади. Глаза у Щенка бегали туда-сюда, как у испуганной, но послушной собаки. Когда игра закончилась, малыш отбежал с радостным облегчением.
Ромочка начал наблюдать за человеческими малышами. Они с Черной воровали игрушки из колясок. Черная, которую он в конце концов выбрал себе в напарницы для особой охоты, не разрешала другим сопровождать их и трусила рядом с Ромочкой, гордясь своим отличием.
Черная оказалась отличной напарницей; достаточно было подойти поближе, задрать верхнюю губу, оскалить длинные белые зубы, издать короткое рычание и показать огромную пасть, как мамаши выхватывали детей из колясок и громко вопили. Ромочка быстро обыскивал коляску, хватая все выпавшие игрушки. Потом они убегали — быстро, как крысы. И хотя Черная никак не показывала, что такая охота нравится ей больше других, Ромочка знал, что его сестрица тоже получает удовольствие.
На игрушки приходилось охотиться днем, и они сильно рисковали. Когда началась оттепель. Щенку понадобилась и новая одежда. Свои одежки Щенок стаскивал и терял, а ему без одежды никак нельзя: ведь надо защитить тонкую кожу от собачьих укусов. Кроме того, Ромочку беспокоила худоба маленького братца. Он часто засыпал, обняв Щенка, и понимал, что Щенок за зиму сильно отощал. Нужно найти для него настоящую, хорошую одежду, а не грязные мокрые тряпки со свалки.
Ромочка начал выслеживать маленьких мальчиков, чтобы понять, что они делают, куда ходят, где живут, что носят. Но как украсть хорошую одежду? Для этого пришлось бы притащить в логово еще одного мальчика — а Ромочка очень не хотел, чтобы Мамочка полюбила еще одного. Конечно, новая одежда спокойно висела в домах или в магазинах, но в магазины Ромочку с собаками не пускали. Их чуяли сразу же и прогоняли, громко крича. А собаку могли и пнуть ногой. Ромочка решил залезть в чью-нибудь квартиру.
Он решил, что проще пробраться в многоквартирный жилой дом. Он видел, как зимой бомжи стоят у дверей подъездов и нажимают кнопки на панели, пока им не везет и кто-нибудь не впускает их. Он выбрал наугад какой-то старый дом, а Белую посадил сторожить.
Он нажимал одну кнопку за другой — и все без толку. Потом из-за угла появился пьяный, почти бомж, только чище, и Ромочка опасливо отпрянул. Далеко он не убежал; пьяных он особенно не боялся. Пьяный покачался у двери, ругаясь и нажимая на кнопки. Наконец ему удалось набрать правильный код, и он радостно заулыбался. Дверь зажужжала, и Ромочка скользнул в подъезд следом за пьяным, оставив Белую на улице. Дверь захлопнулась. В темноте он держался за дверь. Пьяный, спотыкаясь, подошел к лифту и стал нажимать кнопки.
Как только лифт уехал, Ромочка подбежал к лестнице, выложенной голубой плиткой, и бесшумно поднялся на второй этаж. Дом напомнил ему другой дом, который он видел давно, хотя этот, теперешний, казался меньше. Дверь, ведущая от лестницы к общему коридору, оказалась приоткрыта. В слабо освещенном коридоре пахло пережаренной капустой, водкой, потом, мыльной кожей и табачным перегаром. У Ромочки часто забилось сердце. Собак взрослые иногда любят, а вот детей ненавидят — он знал это по опыту.