Он побежал по темному коридору, толкая по очереди двери всех квартир. Сердце глухо колотилось в груди. Где-то впереди угрожающе взлаяла собака, и он вздрогнул от неожиданности. Он так испугался, что чуть не убежал обратно, на лестницу. Все квартиры оказались закрыты. Ромочка подкрался к той, за которой бесновалась собака. Сунул нос в щель между дверью и косяком и шумно принюхался, а потом зарычал. Ярость домашней собаки испугала Ромочку — квартирный пес понятия не имел, кто стоит за дверью. Здесь чужая, совсем чужая территория, и бежать отсюда нелегко. Он неслышно прокрался к лестнице. Судя по всему, людей нет дома. Только собака, которая теперь скулила от страха и одиночества.

Ромочка страшно перепугался, услышав, как хлопнула дверца и зажужжал лифт. Он кубарем скатился вниз по лестнице к двери, ведущей на улицу. В последнюю минуту он вспомнил: чтобы выйти, надо нажать большую кнопку. Он без труда дотянулся до нее и очутился на воздухе, под серым небом. Негромко тявкнул, и из-за мусорных контейнеров к нему подбежала Белая.

На лестницах и в общих коридорах он не найдет того, что ему нужно. Надо пробраться внутрь какой-нибудь квартиры. Но для этого надо очень внимательно следить за людьми. А пробираться придется с улицы.

Он заметил, что в некоторых старых пятиэтажках водосточные трубы висят совсем рядом с окнами. Найдя несколько подходящих труб, Ромочка стал присматриваться к самим окнам. Ему нужны были старые, с двойными рамами: внешнюю и внутреннюю рамы разделял широкий подоконник. Окна всегда бывали закрыты, но иногда в более широких створках имелись прямоугольные вентиляционные отверстия — форточки, которые часто забывали закрывать. В конце концов Ромочка присмотрел себе три подходящих дома. Нужные ему квартиры находились на третьем этаже. Забраться наверх можно было по водосточной трубе.

Целую неделю он наблюдал за перспективными квартирами с улицы. Одна отпала сразу. Там днем чаще всего кто-то был. Окна второй квартиры выходили на улицу; кто-нибудь обязательно заметит, как он лезет по трубе. В последней квартире были дети; Ромочка часто видел их с улицы. Зато днем в той квартире как будто никого не оставалось. Еще неделю он собирался с духом.

Белая поскуливала внизу, у основания водосточной трубы. Ромочка без труда протиснулся в форточку. Оказавшись на широком подоконнике между двумя рамами, он обернулся и посмотрел на сестрицу и помотал головой. Ему казалось, что его уши ободряюще шевелятся. К его досаде. Белая продолжала бегать вокруг водосточной трубы и скулить. Она думала, что заставит его спуститься.

Он согнулся пополам. Его было видно с улицы. Если в квартире кто-то есть, им стоит лишь раздернуть кружевную занавеску — и его увидят. Наверное, он и так наделал много шуму, пока лез в форточку. Внутренняя форточка оказалась закрыта на щеколду. Ромочка толкнул растрескавшуюся створку, и вдруг она подалась. Он выждал немного и тихо спрыгнул с подоконника на пол. Вот он и в комнате!

Он оказался в чистенькой, красивой спальне с желтыми стенами и высоким белым потолком. У окна стояла кроватка с перекладинами, а почти все остальное пространство комнаты занимала большая кровать. На батарее под окном сушились красивые одежки — они были малы даже для Щенка. На стене висела картина. На картине был нарисован лес — не такой, как лес у его дома. На первом плане были высокие белые березы и река — чистая, голубая. В жизни Ромочка таких не видел. Он вспомнил время, когда мечтал только о хорошей охоте, и вдруг затосковал. Тогда, раньше, ему не нужны были ни игрушки, ни щенячьи одежки.

Большая кровать была застелена красивым покрывалом — розовым, зеленым и бежевым. На покрывале лежали такие же красивые подушки. Ромочка принюхался. В комнате пахло стиральным порошком, духами, горелой материей и — едва заметно — мочой. Он забеспокоился: квартира-то, наверное, больше, чем ему казалось, ведь здесь только спальня и больше ничего.

Ромочка беззвучно подкрался на четвереньках к двери и прислушался. Не тикали часы, не слышались тихие шаги. Никто не подкарауливал его за дверью. В квартире никого не было. Он медленно повернул ручку, потом нажал на нее и открыл дверь. Квартира и правда оказалась огромная: из коридора куда-то вели три двери — внутренние, а не тяжелые, обитые войлоком двери квартир. Коридор был заставлен мебелью и завешан картинами. Он немного испугался, но с радостью заметил, что под окном, на том конце большой комнаты, на батарее сушатся детские вещи, а по комнате разбросаны игрушки. Почуял он и собачий запах. Интересно, что подумает здешняя собака, когда вернется домой? Здесь чужая территория, но разбирается ли домашняя собачка в том, что такое своя и чужая территория?

Ромочка припал к полу, по-прежнему озираясь и принюхиваясь к сложным запахам. Вдруг из соседней комнаты выбежала маленькая белая собачка. Она рычала и звонко, заливисто лаяла. Когда собачка прыгнула на него, он закричал. В последний миг он отвернулся, и собачка прыгнула ему на голову, вцепившись зубами в его спутанную гриву и тряся его. Ромочка извивался и отбивался от собачки руками и ногами. Та тяпнула его за руку; Ромочка тявкнул и что-то забормотал. Он бежал в детскую комнату, скуля от страха, стараясь сбросить с себя ощетинившегося зверька. Рука у него была в крови. Потом собачка собралась вцепиться ему в пах, но на сей раз Ромочка ожидал нападения и схватил ее за горло. Удержать ее было трудно — собачка рычала, кусалась и вырывалась. Но он держал ее крепко, прижав еще и коленями.

Он ощущал потрясший собачку ужас. Она тоже не понимала, кто он такой. Он пытался рассказать ей, что не случайно оказался на ее территории. Он сильнее и, значит, имеет право охотиться где хочет, а ей следует выказать ему почтение. Навалившись на собачку всем телом и прижав ее к полу, Ромочка обнюхал ее с ног до головы. Собачка пахла совершенно неправильно; мылом, духами, людьми. Он попробовал заставить, ее понюхать себя, но она не слушала или не понимала и только принялась сильнее вырываться.

Ничего удивительного, что Мамочка избегала ненормальных домашних собак. Вот и у этой сучки ума не хватало понять, что он опасен, а она маленькая и, нападая на него, рискует всем. Вдруг он разозлился на собачку и потряс ее как следует. Он со всей силы сдавил пальцами ее горло и впился зубами в трепещущую белую шейку. Неужели она не видит, что он крупнее и сильнее? Он — сильный пес… Белая собачка отчаянно извивалась, сучила лапами, слюнявила его. Ромочке никак не удавалось сбросить с себя белый мускулистый шарик. Он разжал зубы и сплюнул на пол клок белой шерсти, пахнущий мылом. Вдруг белая собачка задрожала. Страх, толкавший ее в бой, сменился отчаянием. Ромочка отлично понимал ее. Из него самого тоже вышла злость. Он перестал кусаться, и ему стало грустно. Он встал на задние лапы и, держа собачку обеими руками, оторвал ее от земли. Собачка обмякла.

Вдруг Ромочка случайно увидел свое отражение в зеркале на стене и сразу забыл о белой сучке. Он медленно поставил ее на пол и уставился на свое отражение, разинув рот. Собачка уползла и легла чуть поодаль от него. Она тихо рычала, низко опустив глаза и прижав уши.

На Ромочку смотрел очень большой и очень грязный большеголовый мальчик, одетый в лохмотья. Голова у мальчика казалась просто огромной из-за спутанной гривы грязных волос, похожих на толстые веревки. Таких волос или такой шерсти он еще ни у кого не видел. Он заглянул в собственные глаза. Черные, мрачные. Он, оказывается, вовсе не такой, каким себя представлял! Зубы у него плоские и крошечные, как у Щенка. Его новые зубы — он надеялся, что они вырастут длинные и острые, — в самом деле были острые, зазубренные, но очень похожие на человеческие. Ромочка ужаснулся, оглядев свое бесшерстное тело. Он поднял руку, согнул ее в локте. Лапа мозолистая, а предплечье, все в шрамах, жилистое, лысое, грязное и слишком длинное. Совсем не такое, как надо.